Бородино здесь тоже случилось. И, к его удивлению, сражение произошло в тот же самый день, что и раньше – восьмого сентября. Это бывший майор помнил точно! Потому что в ознаменование этой битвы восьмое сентября было объявлено Днём воинской славы России [25]. Результаты были… да чёрт его знает какие. Ну не помнил он числа потерь ни русских, ни французов. Но было у него ощущение, что здесь потери оказались поменьше. Во-первых, потому, что на этот раз Кутайсов выжил, хотя и был сильно ранен. А во-вторых, после Бородино перед уходом русской армии из Москвы здесь состоялось ещё одно сражение – под деревенькой Одинцово. Правда, по масштабам оно было куда меньше – скорее просто двухдневными арьегардными боями, но после него стало окончательно ясно, что ситуация изменилась. И его послезнание можно отправлять псу под хвост. Во всяком случае, в отношении этой войны.
В Москву Наполеон всё-таки вошёл, и произошло это в начале октября. Раньше или позже, чем в предыдущем варианте истории, – бывший майор сказать не мог [26]. Опять не помнил… И продержался в городе до конца месяца. Всё это время французский император безуспешно рассылал письма и Александру, и Кутузову, и массе других респондентов, пытаясь склонить своих vis-a-vis к заключению мира в том числе и самим фактом своего пребывания в древней русской столице. И так же, как и в прошлой истории, ему это не удалось.
В остальном всё шло по прежним лекалам – пожар Москвы, партизаны, Тарутинский манёвр, Малоярославецкая битва… вот только отступающую французскую армию зажали не на Березине, а на Друти, под Толочиным. Во время этой битвы погибли маршал Удино и семнадцать французских генералов, среди которых бывшему майору была знакома только фамилия Понятовского. После чего Наполеон рванул от армии прямиком в Париж. Похоже, понял, что всё… Потому что измученные остатки его войск, которым удалось прорваться через Друть, далеко не ушли. Их зажали уже через семьдесят вёрст – на всё той же Березине, где и разгромили окончательно, взяв там в плен почти двадцать тысяч обмороженных и измученных солдат и офицеров. На чём «Великая армия» и закончилась… Так что с пулями он, похоже, заморочился не зря. «Курочка по зёрнышку» всё-таки сработала. И если в прошлый раз Наполеону удалось-таки вывести из России тридцать тысяч своих лучших войск, в том числе почти всю гвардию, которой он так дорожил, что даже не бросил в бой в критический момент Бородинского сражения, то в этот раз ему так не повезло… Но – гений есть гений. Тем более что весь 1813-й он действовал на уже привычном, европейском театре боевых действий. Так что весь следующий после похода в Россию год Наполеон вполне успешно оборонялся, дав несколько сражений, парочку из которых он даже выиграл… ну или, точнее, одно – выиграл, а одно – не проиграл. Но сильно это ему не помогло. А сражение, которое здесь обозвали «Битвой народов», состоялось не при Лейпциге, а чуть западнее – при Эрфурте. И закончилось оно точно так же, как и помнил Даниил, – разгромом французов. Так что к концу тринадцатого года всем стало ясно, что на этот раз Наполеон точно проиграет…
Но все эти битвы прошли мимо юных великих князей. Потому что всю войну они провели в Петербурге, так что обо всех манёврах, битвах, победах и поражениях они узнавали постфактум. Поэтому реальная война их практически никак не затронула. В войска их не пускали (хотя Николай с Михаилом очень рвались), и ничего помимо того, что уже было сделано, они более не придумали и не сделали. Ну и никаких советов генералам никто так же не давал. Даже Даниил. Да у него никто их и не спрашивал… На волне патриотизма Данилка попытался припомнить хоть что-то, но первая же попытка с динамитом окончилась полным крахом. Динамит в принципе вещество очень простое, потому он и стал первой более-менее широко используемой взрывчаткой. Он состоит всего из двух компонентов – нитроглицерина и кизельгура, а способов его использования в военном деле – масса. Например, фортификационные работы или те же мины… Так вот, кизельгур здесь был, хотя назывался по-другому – кремнистая, или «диатомитова» земля. А вот нитроглицерина не было. Вообще. Совсем.
Потом он припомнил, как во время «срочки» на спор замесил мазь Вишневского и собрался осчастливить сим лекарством русских военных медиков. Но тут случилась та же засада, что и с динамитом. Потому что быстро выяснилось, что из трёх её компонентов в настоящий момент известны только два – дёготь и касторовое масло. Причём второе – дорогой зарубежный продукт, поскольку растение, из семян которого оно производится, ост-индского происхождения. А вот где брать ксероформ, да и что вообще это такое – никто не знает. При этом, вполне вероятно, данное вещество уже существовало, вот только пока называлось как-то по-другому. Ну как тот же анилин…
Потерпев фиаско с динамитом и мазью Вишневского, Данилка успокоился и остальное время провёл в обычных делах и заботах. Большая мануфактура по производству металлических перьев заработала, хотя поначалу пришлось заниматься вовсе не перьями, а снова налаживать производства пулелеек. Те, что сделали до начала войны, уже к осени 1812 года частью износились, а частью были потеряны… Но с начала 1813-го такие же пулелейки начали делать и оружейные заводы, так что появилась возможность не только вернуться к производству перьев, но и потихоньку начинать расширять ассортимент. Бывший майор припомнил конструкцию плакатных перьев, при помощи которых в покинутом им времени частенько приходилось оформлять наглядную агитацию в казармах и на складах, и через некоторое время пустил в производство несколько подобных образцов. Плюс они начали изготовление самых простых деревянных «держалок», так что круг тех, кто мог себе позволить новомодное «вечное перо», резко расширился. Комплект из простенького штампованного пера и «держалки» стоил всего пять копеек, но, в отличие от гусиного, был заметно удобнее и работал куда дольше. Так что «на круг» использование ручки с металлическим пером выходило дешевле, чем регулярно покупать дюжинами гусиные. Петербургское чиновничество новые перья оценило весьма резво. А за ним подтянулось и провинциальное.
А ещё они с Николаем наконец-то потихоньку довели до ума пулю Минье… а вернее, Петерса, потому как у них получилась конструкция без железного колпачка тыльной части пули. Только не под русский калибр, а под английскую винтовку Бейкера, калибр которой был на 1/5 меньше, чем у егерского штуцера образца 1798 года, использовавшегося в их предыдущих экспериментах. Новая винтовка при выстреле по-прежнему лягалась, но уже не сбивая с ног, а весьма терпимо. Даже для семнадцатилетних пареньков, которыми к тому моменту стали Данилка и Николай. Тем более что они к своим семнадцати годам благодаря как регулярным занятиям, так и, похоже, генетике, вымахали в настоящих богатырей. Вследствие чего у них получалось поразить из винтовки с новой пулей ростовую фигуру на дальности в пятьсот и даже бывало, что и шестьсот шагов. Причём не местную «лошадь», а вполне привычную бывшему майору – полтора на полметра. Ну и отсутствие нормального капсюля так же заметно ощущалось… Впрочем, юный великий князь получившийся результат оценил недостаточно высоко. Получилось – и ладно. Всё одно на войну не успели. Так что винтовку со всей сопутствующей принадлежностью он сбагрил на Даниила.
Николай с Михаилом успокоились только через пять минут. И тут же умчались в свои апартаменты. Собираться. Хотя выезд явно планировался не на сегодня. В этом времени вообще всё делается неторопливо. Уж такие здесь связь, транспорт и традиции… Так что время собраться точно будет. И много. Даже по самым скромным прикидкам – вряд ли меньше недели.
Так оно и оказалось. В путь тронулись после Святок. Большой компанией. Кроме Матвея Ивановича и роты измайловцев с эскадроном кавалергардов, которые составляли конвой великих князей, с ними в путь тронулись «кавалеры к воспитанию», которых назначили к братьям… похоже, потому, что авторитет главного воспитателя – Ламздорфа – в глазах братьев уже стал ниже плинтуса [27]. Это были статский советник Саврасов и генералы Алединский и Арсентьев. Кроме них в свиту вошли так же один из самых любимых преподавателей братьев – военный инженер полковник Джанотти – и доктор Рюль. Так что компания получилась большая и весьма представительная.
До Берлина добрались довольно быстро – уже через две с небольшим недели они въехали в столицу Пруссии. Этот город был примечателен тем, что здесь Николай должен был познакомиться со своей невестой – дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III принцессой Шарлоттой.
В Берлине они пробыли почти неделю. Николай был очарован своей юной, шестнадцатилетней невестой. По возвращении с приёма, на котором и произошло знакомство, он взволнованно рассказывал Даниилу:
– Данька – ты не представляешь! Она такая, такая… вся тоненькая, воздушная… а какая умная! Мы с ней беседовали об английских поэтах, а ещё о теориях господина Адама Смита… И она во всём этом разбирается!
«М-да… какие у девушки разносторонние увлечения», – подумал про себя бывший трубочист. Но благоразумно удержал своё мнение при себе. Влюблённые юноши такие… юноши!
Впрочем, ему на путешествие было грех жаловаться. Нет, он ни в кого не влюбился, зато похоть потешил изрядно.
Второй раз девственность он потерял полтора года назад – с той самой кухаркой, которая бывшая посудомойка. Причём для неё это оказалась куда более впечатляющим опытом, чем для него. Нет, она давно на него поглядывала – потому как он вырос весьма симпатичным пареньком. Но кроме того, чтобы «потешить естество», она, похоже, планировала ещё и привязать к себе робкого… ну или бойкого девственника, забравшегося в такие служилые выси, что и подумать боязно. Эвон – с великими князьями запросто общается. И оне это терпят! Но всё получилось по-другому… Данилка, поймав целую серию «посылов» от ставшей весьма ядрёной девахи, подумал и решил, что пора. Да на мозги гормоны к тому моменту давили уж очень сильно… После чего оприходовал мужнюю жену и мать троих детей… которой в том году исполнилось девятнадцать лет, со всем пылом юности и мастерством долгого семейного опыта. Отчего предмет его стараний испытала столь много удовольствия, что охрипла от ора. А под конец даже не выдержала и потеряла сознание. После чего, очнувшись, долго лежала, вцепившись в него руками и ногами и навалившись своей немаленькой грудью, бормоча нечто бессвязное: