До Парижа они добрались через неделю после бойни у Суассона. Из почти пяти десятков нападающих, при виде четырёх карет, охранявшихся всего лишь десятком кирасиров, решивших, что они ухватили бога за бороду и им попалась казна русской армии, в плен сдались всего семь человек. А выжили из них только четверо. Нет, не потому что троих добили – просто такой здесь был процент выживания после ран. Даже лёгких. После чего Ламздорф потребовал остановки и отправки гонца к Александру. Что братьям жутко не понравилось. Но, как выяснилось чуть позже, – задержка оказалась удачной идеей. Потому что, когда информация о нападении на братьев дошла до Российского императора, – он немедленно отправил курьера со строжайшим повелением развернуться и отправиться обратно в Брухзаль, под крылышко к императрице. Ибо, несмотря на то что Париж уже был взят, некоторые подразделения французской армии пока не сложили оружия, плюс по округе бродило немало банд дезертиров. Да и войска «союзников» так же не отличались примерным поведением, пытаясь «прибарахлиться» любыми способами – два десятилетия почти непрерывных войн изрядно разорили Европу. Так что «попасть под раздачу» можно было не только с французами… Но благодаря задержке с гонцом они разминулись – тот отправился к Суассону через Санлис и Вилле-Котре, они же выдвинулись в сторону Парижа южнее – через Шато-Тьери и Мо. Так что к тому моменту, когда гонец их наконец-то догнал, – они уже въехали в Парижские предместья, откуда возвращаться в Брухзаль было уже бессмысленно.
Российский император квартировал в доме бывшего министра иностранных дел Франции и члена регентского совета при наследнике Наполеона I и королеве Марии-Луизе Талейрана, расположенном на улице Сен-Флорентин. Причём это было его личное решение. Александр не хотел следовать традиции Наполеона – сразу же заселяться в самые дорогие дворцы побеждённых.
Братьев он принял незамедлительно. И как раз на этой встрече Николай и рассказал всё о бое с дезертирами под Суассоном, перебив полные льстивого восторга рапорта «кавалеров»… после чего и начались все телодвижения с награждением. Ну а по окончании встречи Александр спросил у братьев, чего бы они больше всего хотели в Париже?
Первым отвечал Михаил, который заявил, что мечтал бы иметь возможность задать вопрос великому Грибовалю, но тот уже умер, и поэтому он просит о разрешении пообщаться с Жаном Бартелемо де Сорбье. Это желание вызвало восхищённые шепотки между придворных. Ну как же, великий князь попросил не какую-то «игрушку», не дворец, не доступ «к телу» какой-нибудь знаменитой развратной красотки, а встречу с «гением артиллерии», калибром не слишком уступавшим самому Бонапарту. Так что второй брат как бы не затмил первого. Впрочем, учитывая то, что он с рождения был пожалован в должность фельдцейхмейстера, подобный интерес не был совсем уж неожиданным… Николай же заявил, что готов посмотреть всё, что хочет показать ему его царственный брат, но просит у него разрешения посетить Англию и ознакомиться с её промышленными успехами… Ну дык недаром Даниил капал ему на мозги всё их путешествие!
Александр благосклонно пообещал выполнить просьбы братьев, но только после того, как они «помогут ему в Париже», а находившийся в этот момент в особняке Талейрана какой-то британский виконт – то ли посланник короля Великобритании, то ли просто британский аристократ, решивший добавить себе престижа пребыванием поблизости от русского императора, – услышав это, тут же вылез с предложением Николаю предоставить тому для проживания в британской столице его собственный особняк.
Так что проблема оказалась только в сроках. Русский император и сам собирался посетить Британию, поэтому поначалу предполагал взять Николая с собой. Но это означало, что те планы, которые Даниил составил на Англию, в жизнь хрен воплотятся. Потому что в Лондоне Александр I снова попросит у братьев «помощи», которая, как и в Париже, будет заключаться почти исключительно в присутствии на балах и приёмах, а так же иных светских мероприятиях… А по планам бывшего трубочиста Николай должен задержаться в Лондоне на минимальный срок, почти сразу отправившись в большое путешествие по Англии, по пути посетив Бирмингем, Манчестер и Эдинбург, причём по пути в столицу Шотландии он непременно должен был заехать в крошечную деревушку Киллингворт… вернее, на расположенные рядом шахты.
Дело в том, что преподаватель путевой автоматики и телемеханики в Елецком железнодорожном техникуме Николай Азарович Усман был фанатом паровозов. И они, молодые балбесы, быстро поняли, что если во время занятий раскрутить его на рассказы про его увлечение, то можно спокойно пробездельничать весь урок. Чем частенько и пользовались… Впрочем, Анисим был одним из тех, кому эти рассказы действительно были интересны. Жаль только, что бо́льшую часть из них он подзабыл. Но кое-что запомнил. Например, то, что «самый великий человек в истории железных дорог» – английский изобретатель и теоретик железнодорожного дела Джордж Стефенсон – сейчас делает первые шаги своего славного пути, работая механиком на Килингвортских шахтах. И что именно в этом году он построит свой первый паровоз, которому даст название «Блюхер» – в честь прусского фельдмаршала… Вот только когда именно это произойдёт – Даниил не помнил. Только год. Но это было неважно. Даже если это произойдёт осенью – паровоз строится долго. Особенно если он первый. Так что Стефенсон всяко в теме. И встреча с ним точно заметно усилит уже и так заметный интерес Николая к железнодорожному делу. Что позволит Данилке очень заметно продвинуть собственные планы, в воплощении которых этому легендарному англичанину отводилась весьма немаловажная роль.
Остаток времени пребывания в Париже Данька был нарасхват. В первую очередь потому, что песня про кавалергардов оказалась очень популярной среди русских частей. И очень многие офицеры начали буквально домогаться Даниила, чтобы он сочинил нечто подобное и про них. Буквально проходу ему не давали. Нет, без наглости и со всем уважением – народ даже деньги ему совал. Неизвестно кто запустил этот «флеш-моб», но в полках почти одновременно начали пускать по кругу кивер «на песню», собирали в него всем полком, после чего делегаты представали перед светлые очи Николая и просили свести их с «канпазитаром», чтобы он написал их полку песню «как у кавалергардов». После третьей подобной делегации Даниил пришёл в ужас. Потому что написать (а, вернее, вспомнить и переделать) песню для каждого полка русской армии он был физически неспособен! Так что пришлось обращаться к Николаю, чтобы он оградил его от подобных делегаций. Отчего делегации новых полков начали обижаться… В конце концов удалось прийти к некоему компромиссу. Данька пообещал написать несколько песен – но не каждому полку в отдельности, а типа для родов войск.
Первыми в этом деле стали артиллеристы. Здесь Даниил обошёлся малой кровью, слегка переделав знакомый марш артиллеристов. Так что уже через неделю половина Парижа распевала:
– Артиллеристы – император дал приказ!
Артиллеристы – зовёт отчизна нас!
И сотни наши батарей за слёзы наших матерей
За нашу Родину – огонь! Огонь!
С пехотой ему пришлось повозиться побольше. Но в конце концов подобрал и для них. Так что ещё через неделю в ответ на «Марш артиллеристов» на парижских улицах начало звучать:
– Пройдёт, коль надо, через горы и снега,
Сквозь топи и болота.
Пройдёт пехота даже к чёрту на рога —
На то она пехота!
Однако больше всего возни было с кавалерией. Для неё он решил переделать «Конармейскую», которую распевал с пацанами, ещё будучи сопливым дошколёнком, скача на палочке и снося палками заросли крапивы. Вот только переделок там пришлось делать… нет, понятно, что Будённого можно заменить, скажем, на того же Платова, Дон и Замостье на Париж и Варшаву, убрать «любимого наркома» и иные анахронизмы типа «польских панов» и «псов-атаманов», но сразу же рушились рифмы. Так что переделывать там пришлось – мама не горюй! Но в конце концов – справился. И уже казаки с гусарами в ответ на «Марш артиллеристов» и «Пехотную походную» распевали:
– По военной дороге шёл в борьбе и тревоге
Боевой наш двенадцатый год
Сборы были недолги с Брест-Литовска до Волги
Мы коней поднимали в поход…
Последним штрихом стали сапёры. На них сил у Даньки практически не осталось, поэтому он тупо перепел песню Владимира Нелюдова «Сапёры – слава великой России», практически ничего не поменяв:
– Все знают, как это достойно,
Идти одним из первых в бой.
Без вас победа невозможна.
Сапёры в бой! Сапёры в бой…
Хотя, если честно, она ему не так чтобы уж очень и нравилась. И, если бы у него остались силы, он бы подобрал бы для сапёров что-то иное… Но сил не осталось. Совсем. Так что, когда появился шанс вырваться из этого «песенного марафона» и присоединиться к занятиям великих князей, для которых в рамках продолжения ими образования и знакомства с передовой химической мыслью, пригласили действительного члена Парижской академии наук, профессора практической химии в Политехнической школе Луи Жака Тенара, дабы тот прочитал им несколько лекций, бывший майор воспринял его буквально как спасение. Сидеть, слушать, и ничего не сочинять, и не переделывать, а потом не репетировать часами с парочкой полковых оркестров, добиваясь знакомого звучания, – это ж рай и благорастворение в воздусях!
Побочным результатом этих лекций стало знакомство с ассистентом Жаном Шанселем, который девять лет назад изобрёл… спички! Нет, не те, которые помнил бывший майор, – спички Шанселя были жутко дорогой и совсем небезопасной хреновиной, которая могла обжечь и поджечь пользователя. А зажигалась она при помощи окунания головки в серную кислоту, бутылочку с которой требовалось носить с собой… Но сама идея! Кто-то из американцев, помнится, изрёк великую бизнес-истину, что самым лучшем продуктом для того, чтобы разбогатеть, является тот, который выкидывается по