Дома его ждали гости. На коновязи у «терема» были привязаны две лошадки, а чуть дальше – у «барака-гостиницы» – ещё два десятка. Данька слегка сморщился и вздохнул. Вот принесла нелёгкая… Он надеялся принять душ, поужинать и завалиться спать, но, видно, не судьба. Лошадей у «терема» он узнал – Мишкин ахалтекинец и конёк Саши Пушкина. С последним, кстати, нарисовалась проблема. Он же поэт, рифму на раз чувствует – вот и начал удивляться тому, какие разные у Даниила стихи. Мол, в «Руслане и Людмиле» одна ритмика, а в «Бородино» уже совершенно другая. Ну и так далее… И очень это было ему удивительно. Мол, стихи одного автора очень друг на друга похожи – ритмикой, лексикой, любимыми и, соответственно, наиболее используемыми сочетаниям, а у Даниила всё разное. Необычно! А как оно может быть похожим, если изначально все те стихи, что бывший майор за свои выдаёт, – разные люди писали? Вот и попробуйте это Пушкину объяснить… Так что Данька, от греха подальше, практически полностью перестал выдавать новые стихи и песни. Потому что – ну его на хрен!
Распаренный Михаил встретил его в гостиной с чашкой кофе. Ну да – Данька обучил Прошку готовить «капучино». Правильно готовить… И, кстати, не его одного. Ещё когда Даниил находился в опале, к нему прислали парнишку с запиской, в которой ему было велено обучить его готовить тот самый кофе. Бывший трубочист противиться не стал – а смысл? Но Николай с Михаилом по-прежнему считали, что «настоящий капучино» можно выпить только у Даниила. Даже если он уже делает его не сам. Хотя им-то как раз бывший трубочист чаще всего заваривал его именно сам. Ну, по старой памяти.
– И где ты так долго катаешься? У гостей уже желудок к позвоночнику прилип, а хозяина всё нет и нет.
– Прошка! – рявкнул Данька, расстёгивая китель… ну да, он сшил себе нормальный китель от ПШ. Почти такой же, в котором проходил всю свою сознательную жизнь. Даже с погончиками. Ну, лёгкими такими, как на модном плаще, который ему Марьяна прикупила в семьдесят седьмом в Челябинске. А так всё похоже – боковые карманы с клапанами, внутренний карман для документов, отложной воротник… правда без петлиц. Ну и сукно потолще. Раза в два. Но всё равно на порядок удобнее, чем нынешняя одежда. – Почему гости голодные?
– Да не ругайся на него. – Михаил расслабленно махнул рукой. – Мы сами сказали, что тебя ждать будем. Зато я под душем от души поплескался.
Это – да, плескаться под душем младший великий князь любил. Поэтому и канючил больше всех, чтобы ему такой во дворце оборудовали… И вот ведь зараза – непременно хотел, чтобы это Данька лично сделал. Потому как бывший майор уже не раз предлагал ему вариант: прислать пару человек, которые вместе с ним делали разводку воды по дому и прокладку канализации – нонешние-то трубы в одиночку тягать замаешься, – чтобы они ему всё устроили. Уж на одну-то душевую их бы хватило. Ну под присмотром Даньки, конечно… но он всё равно бы за то время, пока бы они работали, в Санкт-Петербурге появился бы пару раз по делам. Так что нашлось бы время заехать глянуть. Но нет – упёрся. Только лично Даниил!
– Ну раз так – то накрывай на стол, – уже более спокойно приказал Прошке бывший трубочист. После чего повернулся к гостям.
– Я сейчас быстренько сполоснусь и через пять минут спущусь, ваше высочество.
Михаил скривился.
– Ну вот ты опять начинаешь… – У них это стало чем-то вроде игры. Данька даже при встрече наедине или узким «близким кругом» начинал величать Николая и Михаила полностью как положено, а те сразу же делали вид, что им это не нравится и что они вроде как уже давно договорились общаться запросто… А с другой стороны – это был некий маркёр. Если Даниил с ходу начинал разговор безо всяких реверансов – значит, ситуация серьёзная и требует максимального внимания, а очень часто ещё и быстрой реакции. Во всяком случае, так у них было с Николаем. Ну а Михаил с детства привык повторять за старшим братом… Но бывший трубочист был почти уверен, что, если он перестанет делать вот такие заходы с «величанием» в нормальной обстановке даже наедине, ни Николаю, ни Михаилу это не понравится. А зачем ему лишние проблемы?
На обед… то есть уже ужин у них был плов. У бывшего майора это было одной из «коронок». Так-то кухня в их семье лежала полностью на Марьяне, но он также умел готовить несколько блюд – во-первых, шашлык… в их среде это всегда было исключительно мужским блюдом! Во-вторых, этот вот самый плов. И в-третьих, пельмени. Они у них в семье вообще были семейным делом. Когда дети были маленькими, то в начале декабря, когда у них на Урале начинались устойчивые морозы, они забивали свинью, телка… ну или покупали телятину на рынке в соседнем городке, потом Анисим проворачивал на ручной мясорубке фарш, затем вместе с Марьяной замешивали тесто (одна она бы не справилась – теста готовили целую бадью) и садились всей семьёй лепить пельмени. Долго. И много. Полторы, а то и две тысячи. Считай, на всю зиму. Пельмени складывались на большие деревянные подносы и выносились в сарай, под крышу, где застывали на морозе и так и лежали до весны… Так вот здесь он не только сам время от времени делал плов, но и обучил этому кухарку, в качестве которой он забрал из дворца ту самую девку-посудомойку, что выхаживала его после порки, а затем поставляла ему слухи со всего дворца и с которой они того… кувыркались. Без последствий. В этом деле бывший майор был вполне опытен, иначе бы у них с Марьяной не трое детей было, а штук пятнадцать. Уж больно они с ней любили это дело… Потому как с противозачаточными в СССР почти до самого конца были большие проблемы. Нет, презервативы и всякое такое типа резиновых колпачков и спиралей для женщин вроде как было, но до их посёлка в уральской тайге ничего не доходило от слова «совсем». Да и эффективность всего этого была весьма сомнительной. Ну если судить по тому, что фактически до 1990-х главным средством избавления от детей в Советском союзе был аборт [35]. Причём чаще всего криминальный. Потому что несмотря на то, что в СССР он был вполне официально разрешён ещё где-то с начала 1920-х годов, отношение в обществе к тем, кто его делал, было крайне негативным. А сделать аборт и оставить его в тайне можно было только подпольно. Так что ему пришлось научиться всяким хитростям от высчитывания сроков до-о-о… всякого разного. Не будем углубляться…
Поначалу плов не оценили. Прошка так вообще ругался под нос и отказывался есть это блюдо из «басурманского семени»… Но потом распробовал. И теперь, когда его отправляли за продуктами, постоянно как-то химичил, дабы прикупить хоть немного риса. Даже если рис ему кухарка не заказывала.
После ужина Данька вздохнул и устало двинулся в кабинет, в сопровождении весьма воодушевлённого Михаила. Дело в том, что тот уже почти два месяца мучил его просьбами предложить какие-нибудь усовершенствования для артиллерии. Мол, ты умный – эвон, Николаю пулю подкинул, «штуцер быстрозарядный», с которым вы оба с братом при Ватерлоо отличились, да так, что сам герцог Веллингтон тебя в дворяне возвёл… ну так помоги другу-фельдцейхмейстеру! Ну чего тебе стоит?
Данька же всеми силами пытался увернуться от этой чести. Нет, про артиллерию он знал много. Куда больше, чем про те же винтовки или там металлические перья. Всё ж таки недаром он двадцать с лишним лет прослужил начальником отдела хранения артиллерийского вооружения и боеприпасов. И с подведомственной материальной частью пришлось разобраться, и по артиллерийским заводам поездить, и с умными людьми поговорить… Но это была другая артиллерия. Потому как самым старым образцом, с которым он столкнулся по службе, была знаменитая грабинская ЗиС-3. Всё, что было старше, к моменту его прихода на склады было давно списано и отправлено на переплавку. Поэтому ничего из того, что он знал более-менее хорошо и о чём мог рассказать, на текущем технологическом уровне было просто невоплотимо. Совсем. Вообще… Нет, кое-что он знал и про более старые образцы. Например, про ту же пермскую «царь-пушку». Недаром он внуку про неё рассказывал. Или про пушку Барановского – самое первое в мире орудие с унитарным снарядом… Но лезть он в это не хотел. Никак. Даже в качестве «прожектёра» и советчика со стороны. Потому что стоит только раз что-то толковое ляпнуть – потом не слезут. А у него и без того времени нет. А вот проблем – куча… Но Михаил был неостановим.
– Ну что – давай рассказывай, что надумал? – весело заговорил Михаил, устраиваясь за его столом. Даниил вздохнул и, подойдя к шкапу с дверками, открыл его ключом и вытащил тонкую папку. Вернувшись к столу, он достал из папки пару листков и протянул Михаилу.
– Вот, всё что смог придумать.
Самый молодой из великих князей и фельдцейхмейстер Российской армии тут же впился глазами в текст. В кабинете на некоторое время повисла напряжённая тишина, прерываемая только время от времени раздававшимся удивлённым хмыканьем Михаила.
Спустя пятнадцать минут он с задумчивым видом отодвинул листки и замер, уставя взгляд в тёмное окно. После чего снова хмыкнул и протянул:
– Да уж… Нет, со штатом батареи и тактической подготовкой всё понятно. Мы уже с Кутайсовым и Засядько покумекали и в будущем году будем разворачивать учебную артиллерийскую бригаду и подавать прошение на высочайшее имя об организации специального артиллерийского училища… Впрочем, твои предложения по структуре училища, отбору кандидатов и сроку обучения от того, что мы надумали, довольно заметно отличаются… Так что над ними мы ещё подумаем. И кое-что, пожалуй, в проектах подкорректируем. Но вот остальное… Уж больно это всё как-то долго и муторно у тебя вырисовывается.
– А как ты думал? – Даниил пожал плечами. – Сам помнишь, как мы поначалу с нарезной расширительной пулей мучились – и ничего сделать не смогли. Пришлось делать гладкоствольную. А к нарезной вернуться только через четыре года. И получилось только на английской винтовке, калибром на одну пятую часть менее… Так и здесь. Хочешь что-то лучше – развивай технологии. – Он сделал паузу, окинул Михаила испытующим взглядом и улыбнулся про себя. Уж больно этот молодой, статный мужчина выглядел озадаченным. А как ты хотел, милок? Раз – и достал из шляпы новую пушку? Как фокусник кролика. Так не бывает.