рисополю. И победили Фоку».
Яхья изложил события в суммарном виде, как они помнились или представлялись кому-то в Антиохии, где автор жил после 1015 года. Героем его повествования был Василий Болгаробоец (976–1025). Автору надо было объяснить известный и по византийским источникам неординарный факт: за князя-варвара была выдана сестра самого императора. Драматизм отношений Руси и Константинополя в 986–989 годах сгладился временем, по крайней мере, в представлении тех, с чьих слов писал арабский автор. В деле христианизации Руси Яхья отводит большую роль самой царице Анне, в то время как ни один русский источник ничего не говорит об ее участии, если не считать увещеваний, с которыми она обращалась к Владимиру в Корсуне. Во всяком случае, ближайшее по времени к событиям свидетельство Титмара Мерзебургского никак не подтверждает такой роли византийской царевны, не находит такая оценка подтверждения и в прогреческих литературных памятниках на Руси.
Тем не менее, некоторые факты, приводимые у Яхьи, бесспорны. Незадолго до крещения Русь находилась во враждебных отношениях с Византией. Может быть, одним из проявлений этой враждебности была расправа с варягами-христианами, пришедшими из Греции в 983 году. Василий оказался действительно в исключительно трудном положении. Гражданская война в Византии, поражения от западноболгарской державы Самуила, среди которых особенно чувствительным был разгром войск императора в 986 году. В апреле 988 года Василий специальным эдиктом отменяет постановления против непомерно развивавшегося монашества, принятые его предшественниками. Император жалуется на беспросветное положение, связывая его с неугодными Богу гонениями на монахов. Видимо, в это время уже велись переговоры с правителем северных варваров.
Но переговоры почему-то оказались трудными, и Владимиру приходилось подкреплять свою позицию демонстрацией силы.
В конечном счете, Василий справился с положением внутри страны, а затем разгромил и державу Самуила именно с помощью русского отряда, численность которого по некоторым данным составляла 6 тысяч человек. По крайней мере, с начала X века в Византии находились и иные наемные русские отряды, которые непосредственно с Киевом и правившими здесь князьями не связывались. И позднее в Константинополе будет находиться варяго-русская дружина, подчиненная не киевским князьям, а императору. Но и их верность часто зависела от отношений с северным соседом.
Поход Владимира на Корсунь показывает, что именно византийская сторона не выполнила каких-то условий союзного договора. А это значит, что сообщение Иакова Мниха о крещении Владимира за два года до корсунского похода соответствует действительности. Да и Иларион говорит, в сущности, о том же, настаивая на самостоятельном выборе Владимира, принимавшего крещение. Поэтому если и был отказ Василия выполнить условие союзного соглашения — выдать сестру за киевского князя, то не потому, что князь оставался язычником, а, может быть, потому, что он не принимал византийской иерархии.
Среди разных христианских общин в Киеве была, конечно, и византийская. Естественно, что в Константинополе оказывали поддержку этой общине с тем, чтобы добиться ее преобладания, а вслед за этим установить и подчиненную патриарху иерархию. Но вряд ли можно было рассчитывать на то, что киевский князь добровольно пойдет хотя бы на частичное ущемление своего суверенитета. Во всяком случае, получения в жены сестры императора за такого рода уступку было бы слишком мало. Советский византист М. В. Левченко высказал соображение, что спор в действительности шел о царском титуле, то есть Владимир добивался титула, равного византийским императорам. А это сразу в иную плоскость переводило и вопрос о церковной иерархии.
Есть несколько аргументов в пользу того, что Владимир добивался и получил царский титул. М. В. Левченко обратил внимание на то, что в сказаниях о крещении Владимира Анна называется не «царевной», а «царицей». Таким образом, предполагается, что супруг ее имел титул «царя». Указал ученый также на «Записку греческого топарха», где титул правителя севернее Дуная можно понять как императорский. Но в «Записке» все-таки нет имени Владимира, да и нет уверенности в том, что речь идет именно о титуле, а не о небрежном литературном обороте. Более существенно то, что митрополит Иларион и «Житие Владимира» называют князя «каганом». Дело в том, что на Востоке этот титул приравнивался именно к императорскому, хотя византийцы и отказывались признавать его таковым. И титулы болгарских царей в известной мере опирались на традицию отождествления каганов с императорами.
Едва ли не самым любопытным является исследование Левченко монет Владимира. Они подобны византийским, и князь на них предстает в императорском облачении и с византийской короной на голове. В правой руке у князя, опять-таки по аналогии с византийскими императорами, изображается скипетр с крестом. Таким образом, независимо от того, был или не был признан титул Владимира, сам он явно претендовал на равную честь с византийскими базилевсами.
Титулование, конечно, зависело от реального соотношения сил. Болгарский царь Симеон в своем титуле претендовал на то, чтобы быть императором не только болгар, но и греков. Успехи Самуила позволяют сделать Охриду центром особого патриаршества. После же того, как Василий ослепил 15 тысяч плененных воинов Самуила и сам Самуил скоропостижно скончался, увидев возвращенных ему изувеченных христолюбивым базилевсом единоплеменников, и патриаршеству скоро пришлось перейти в разряд архиепископств.
Согласно корсунскому сказанию и летописи, Владимир из Корсуня вывез и попов, и святыни, разместив все это в Десятинной церкви. Но церковь еще не начинала строиться во время корсунского похода. Она была завершена лишь в 996 году (по Иакову Мниху десятина была пожалована церкви Богородицы на девятое лето после крещения). Именно тогда, после достаточно длительного периода первоначального устройства, Владимир избрал и организационную структуру, отличавшуюся и от византийской, и от римской.
Наиболее близкой аналогией для устройства киевской церкви является Зальцбургская епархия конца VIII века, когда во главе ее стоял Виргилий. Виргилий не был епископом, но руководил епархией, причем даже без санкции Рима. Точно так же Анастас, пришедший с Владимиром из Корсуня, не имел никаких церковных чинов, но стоял выше епископов.
В литературе обычно обсуждается вопрос о том, сколько было первоначально епархий на Руси. Но для времени Владимира такая постановка вопроса не имеет особого смысла. Дело в том, что в рамках принятой Владимиром организации епископы возглавляли не какие-то земли, а церковные общины. Должности эти в общинах могли быть выборными, хотя практика ирландцев, а также в Хорватии (до XII века включительно) допускала и наследование их в одном роде. Поэтому епископы при Владимире упоминаются во множественном числе, но без привязки к той или иной местности. В том же Новгороде, помимо Анастаса Корсунянина, могли быть и другие епископы. И авторитет его в данном случае определялся не духовным званием, а реальным положением как главы местных церковных общин.
Исследователи, пожалуй, не придали должного значения тому обстоятельству, что десятина должна была выделяться «по всей земли Русьстей ис княжения в сборную церковь». Об этом сказано в позднейшем «Уставе Владимира». Но как раз эта-то деталь, видимо, восходит к начальной редакции. Во всяком случае, такая практика казалась оправданной в Ростово-Суздальской земле, где, вероятно, возникли известные редакции «Устава». В «Повести временных лет» (видимо, летописцем Десятинной церкви) Ярополк Изяславич ок. 1086 года прославляется за то, что он «десятину дая святей Богородици от всего своего именья по вся лета», то есть аккуратно выполнял установления прадеда, признавая приоритет Десятинной церкви в русской церкви.
Очевидно, не случайно летописец Десятинной церкви грозил проклятием тем, кто преступит жалование Владимира: доходы, стекавшиеся в храм Богородицы, были огромны. Но создание митрополии с подчиненными ей епархиями резко меняло ситуацию. Теперь надо было давать обеспечение митрополии, а отчасти и константинопольскому патриарху, который получал свою долю от доходов подчиненных ему митрополий. Два принципа столкнулись в резком противоборстве, и иначе не могло быть: слишком многое было поставлено на карту.
Из похвалы в адрес Ярополка Изяславича следует, что особого энтузиазма князья при отчислении десятины не испытывали и при случае стремились под тем или иным предлогом избежать выплат. Во всяком случае, «по вся лета» платили десятину лишь самые верные самой этой форме организации. Создание митрополии открывало перед князьями возможность выбора: платить ли по-прежнему десятину в пользу церкви Богородицы, или же давать какие-то отчисления митрополии, имевшей своей кафедрой Софийский собор в Киеве. Именно такая альтернатива создавала предпосылки неустойчивости в религиозной политике князей. При этом все-таки заметно тяготение к Десятинной церкви сторонников самостоятельности русской церкви, а к митрополии приверженцев грекофильской политической тенденции.
Надо, впрочем, иметь в виду, что в чистом виде то и другое предстает сравнительно редко. В этом отношении показательна грамота об учреждении около 1136 года Смоленской епархии. Ростислав Мстиславич, смоленский князь, «здумав с людьми своими», выделил особую епархию, ранее входившую в состав Переяславского епископства. Клир новой епархии с центром в храме Богородицы в Смоленске обеспечивается десятиной так же, как в свое время обеспечивалась киевская церковь Владимиром. Но при этом князь предупреждает, что при попытке вновь присоединить Смоленскую епархию к Переяславской он откажется выплачивать десятину. До сих пор князь явно не давал десятины переяславскому епископу, и, выделяя ее, теперь он, прежде всего, рассчитывал завоевать на свою сторону митрополита. В свою очередь, митрополиты закрывали глаза на отступления от византийских канонов, если от этого не страдали доходы. Борьба разных общин, несомненно, шла уже при Владимире. К сожалению, статья 996 года является последней записью, сделанной, по-видимому, современником князя, а затем к ней была добавлена как бы завершающая характеристика всего его княжения. Записи же от второй половины его княжения либо не сохранились, либо были кем-то сознательно уничтожены, что неудивительно в условиях острой борьбы между сыновьями князя.