…>
Мы считаем необходимым немедленный созыв поместного собора для суда над виновниками церковного разрыва, решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между ней и советской Россией.
Мы призываем всех верующих православной церкви, священного и мирского чина поддержать наш голос обращением к государственной власти о скорейшем созыве поместного собора для устроения церкви и умиротворения жизни народной. 10/V. 22»[57].
И далее внушительный список духовных лиц, которые догадались, какая власть на сегодняшний день «правильная», и не менее внушительный – большевистских бонз. Соответственно, и власть (по известной традиции) также отделила «верных» чад от «неверных».
«Запад говорит христианские слова, а творит антихристианские дела; Советский Союз говорит антихристианские слова, а творит христианские дела, дела же важнее всего… Недаром апостол Матфей сказал: «По плодам их узнаете их…» Истинные христиане наших дней – это большевики…» – вот так-то вот… Вы, может быть, подумаете, что это сказано каким-то малограмотным вьетнамским крестьянином, которого по недоразумению крестили в младенчестве французские миссионеры? Ничего подобного. Это слова Хьюллета Джонсона, настоятеля Кентерберийского собора, непосредственного помощника архиепископа Кентерберийского (второго лица в англиканстве после английского монарха – таким образом он сам, получается, третий!), лауреата Сталинской премии «За укрепление мира между народами», одного из основателей и идейного вдохновителя Всемирного Совета Церквей. Тот же Джонсон рьяно «разоблачал ложь о притеснениях верующих в СССР» – «только что прожил три месяца в Москве и не видел никакого угнетения». У кого-то еще хватает ума и совести называть власть большевиков «богоборческой»? Увы! Парадигма противостояния не изменилась. Факты показывают: одних попов расстреливали, другие попы, видимо, более «правильные» и лояльные к «царю», благословляли палачей. «Я получил награду, ценность которой не могу выразить словами! (Это тот же Джонсон при получении Сталинской премии. – М. С.). Эта награда связана с именем Сталина – величайшего человека в мире… Только в Москве могут присуждаться Сталинские премии мира. Здесь мир – желанное и любимое слово. В США (заметьте – не «у меня на родине», не «в Великобритании». Это «они», не мы, мы, британцы, спровоцировавшие две мировых войны в Европе, а главное, в полной мере воспользовавшиеся их плодами, тут совсем ни при чем! – М. С.) мир – запретное слово. Там людей заключают в тюрьмы за организацию митингов сторонников мира. Журналы и радио в Америке говорят о войне… Третья мировая война угрожает самому существованию капитализма. Миролюбивые народы мира знают, как защитить мир. Восемьсот миллионов людей от Праги до Пекина совместно с миллионами миролюбивых людей Франции, Италии, моей страны и во всем мире никогда не будут побежденными. Никакое оружие массового уничтожения не может убить идеи, объединяющей их… Настанет день, когда народ на Западе поймет, что на самом деле происходит. Тогда мы также будем мирно и энергично продвигаться по пути к новому миру и новой жизни рука об руку с СССР. Да здравствует Сталин!» (Тут, впрочем, содержится некое идейное противоречие, ведь если «Третья мировая война угрожает самому существованию капитализма», а «люди доброй воли» против войны – выходит, они продлевают агонию этого самого капитализма неограниченно долго.) Но это уже «мелочи». Из тех самых мелочей, в которых скрывается известно кто.
Удивительно ли, что «гений Сталина» был оценен именно британцем и к тому же столь высоким церковным иерархом? Странное дело, но всегда, когда речь заходит о каких-то важных для Русской православной церкви деяниях, тут же, как чертик из табакерки, выползает старушка Британия. Сороковые годы – время тесного сотрудничества РПЦ и британских «общественных организаций». В частности, так называемого Содружества святого Албания и преподобного Сергия, чьими духовным руководителем был широко известный в церковных кругах митрополит Антоний (Антоний Сурожский, в миру Андрей Борисович Блум) – можно сказать, потомственный разведчик, в свое время бывший резидентом во Франции, своеобразным «куратором» французского Сопротивления. (Безусловно, участие во Второй мировой войне на стороне союзника не может не вызывать уважения. Только какое это все имеет отношение к делам духовным, ведь «бывших разведчиков», как известно, не бывает, а «главные противники» со временем меняются?) Митрополит Антоний – человек в РПЦ настолько неслучайный, что на Поместном соборе 1990 года номинировался на патриарший престол и не прошел исключительно благодаря аппаратным препонам.
«На закрытом заседании началось выдвижение дополнительных кандидатов на патриарший престол. Несколько делегатов (в частности, иеромонах Иларион из Виленской ецархии, протоиерей Борис Пивоваров из Новосибирской) предложили кандидатуру митрополита Сурожского Антония. Однако, как объяснил председательствующий владыка Филарет, митрополит Антоний, не являясь гражданином СССР, не может, по действующему Уставу Церкви, быть выдвинут на патриарший престол. Когда же члены собора предложили изменить этот пункт Устава, им было разъяснено, что в только что принятой голосованием повестке дня такого пункта нет. Предложения изменить ту или иную позицию в процедуре и повестке высказывались и далее (архиепископом Псковским и Великолукским Владимиром (ныне митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский), архиепископом Ярославским и Ростовским Платоном – он, в частности, предложил изменить пункт 3 процедуры избрания патриарха, снизив квоту для внесения в окончательный список кандидатов с 50 до 25 % или какого-либо другого уровня). Однако все эти предложения были отклонены по причине уже принятой в самом начале повестки и процедуры»[58].
Впечатление такое, что читаешь стенограмму партсобрания…
Но это уже нынешние «бунтари» и «правдоискатели». Есть ли место в современной РПЦ для духовного подвига и самоотверженной борьбы за «правду и справедливость», покажет время. Пока же мы видим, что цепочка наследования «русской духовности», проходит по совсем другим линиям, имеющим к этой общественной организации весьма косвенное отношение. Конечно, если понимать эту духовность не как прислуживание власти с фигой в кармане, а как ту самую борьбу за «правду и справедливость» – имманентные составляющие мистического «русского мира».
Византийское проклятье
III
Гроза двенадцатого года
Настала – кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?
IV
Но бог помог – стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей.
Россия – варварская страна, и я боюсь, чтобы копыто казачьего коня не затоптало современную цивилизацию.
Прелюбопытнейший текст X недописанной, или частично уничтоженной, главы «Евгения Онегина», несмотря на фрагментарность и недосказанность, содержит тем не менее исчерпывающую характеристику политического расклада тех лет. Камер-юнкер Александр Пушкин, служивший по департаменту внешних сношений, хотя и не отличался усердием и рвением по службе, тем не менее не мог не быть в курсе международной обстановки своего времени. Он невзначай бросает «моря достались Альбиону», называет союзников, показательно расправившихся с Бонапартом, «свирепой шайкой палачей», критикует политику Александра, который примерял на себя роль «главного жандарма Европы». «Я всех уйму с моим народом», – наш царь в конгрессе говорил». Все-таки «головокружение от успехов» у русских монархов – это просто какая-то национальная беда. Вот не может он царствовать на своей 1/6 части суши. Надо ВСЮ! Но нас особенно интересует следующее четверостишие:
Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
Здесь перечисляются события 1820–1821 годов: революция в Испании (январь 1820 г.), неаполитанское восстание (июль 1820 г.) и борьба за освобождение греков от турецкого ига под руководством Александра Ипсиланти, генерал-майора русской службы, участника Отечественной войны 1812 года. (В сражении под Дрезденом (1813) лишился правой руки.) Переписка поэта и мемуары современников свидетельствуют о частых встречах и беседах Пушкина с Ипсиланти и его братьями в Кишиневе.
После грозы
Морея – это, как можно догадаться, старинная вотчина бабушки Иоанна IV, то есть Балканы и Средиземноморье – нашенские! Проливы – нашенские! И вот теперь-то проект вполне мог получиться! Пускай Британия правит морями, но на суше равных России – нет! Вообще-то самое время страной заняться… Действительно, задуманы и частично реализованы масштабные реформы, еще немного, и «трофейная» идеология либерализма окончательно утвердит Россию в сообществе европейских держав. Но тут что-то случается… «Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге», – напишет Пушкин. Довольно жалкий конец для властителя такого масштаба. Но есть основания полагать, что государь император… Исчез… Открытый спустя много лет гроб оказался пустым. Смерть не подтвердилась. Известие о таинственной кончине царя мгновенно обросло мифами, которые во множестве приводит В. Мамаев в «Легенде о царе Александре Благословенном и старце Федоре Кузьмиче», например, «государь бежал под скрытием в Киев и там будет жить о Христе с душою и станет давать советы, нужные теперешнему государю Николаю Павловичу для лучшего управления государством». Насколько такой «властитель слабый и лукавый» (по Пушкину) мог быть советником – вопрос. Не менее серьезный вопрос о личных качествах царя-батюшки, о котором современники давно заметили, что он склонен к мистицизму и порой непредсказуемым решениям. Но факт есть факт – смена личности на троне означала кардинальную смену курса. Николай I был, как бы сейчас сказали, «державником» и самодержцем в полном смысле этого слова. «Единомыслие» и «единовластие» в его правление не высмеивал разве что ленивый. Но собака лаяла, а караван-то шел. И шел он к пропасти.