— Разве Пронька с Хохлом простят нам дележку общака без них? — «удивился» Васька.
— Чую, хана им, а нам разбегаться надо, — Мещеряков присел у окна. — Братва нервничает, того и гляди силой все заберут.
— Нервничают? — усмехнулся Васька. — А ты возьми и угомони их. Ты кто, Тимоха, авторитет для них или так, фуфлыга низкого пошиба?
— А ты не трынди, Купец! — огрызнулся задетый за живое бандит. — Может, ты того, барахлишко общее присвоить решил, вот и башку мне пудришь…
В комнату заглянула Альбина.
— Прошу всех в трапезную, — произнесла она тихо, со скромностью монастырской послушницы потупив взор.
— Куда? — переспросил Тимоха, плохо расслышав поступившее приглашение.
— Богородица к обеду зовет, — уточнил Васька.
Он смотрел на Мещерякова с такой звериной ненавистью, что готов был с превеликим удовольствием врезать ему кулаком промеж глаз. Но этим ничего не добьешься. Тимоха вооружен, и терять ему нечего. Значит, следует смириться, изворачиваться и тянуть время, чтобы бандит не почувствовал подвоха.
Мещеряков достал наган, обернулся и посмотрел на замершую у двери Альбину.
— Чего пялишься, красотка? — прикрикнул он на нее. — Пусть мои ребята вместе с вашими кастратами «трапезничают», а мне хавку сюда тащи!
Женщина без разговоров закрыла дверь.
— Ты чего добиваешься, Тимоха? — спросил Васька с нажимом. — Я же не отказываюсь делиться, так почему ты давишь на меня, угрожая оружием?
— Пронька не доверял тебе и мне присоветовал, — ответил бандит. — Я теперь с тебя глаз не спущу, хитрая бестия!
«Значит, сговор был, — подумал Носов, начиная терять самообладание. — Пронька велел Мещерякову забрать общак, меня ликвидировать и уходить из усадьбы! Тимоха знает, что Пронька и Хохол сюда не заедут, а потому действует так дерзко и нагло»!
Васька вскочил с места, но сильный удар бандита швырнул его на пол. Он ощутил приступ дурноты, глаза выстлал туман, не хватало воздуха.
— Не в жилу тебе со мной тягаться, кастрат, — донеслись до него словно издалека слова Тимохи. — Слыхал, что в лагерях ты в авторитетах хаживал. Но то время прошло. Я не признаю авторитетов, понял?
Васька застонал. Он вдруг осознал всю тяжесть своего положения, и сердце у него сжалось. «Я должен угомонить этого зверя и усыпить его бдительность, иначе мне хана…».
— Послущай, Тимофей, ты здорово рискуешь, — сказал Васька спокойно и, как самому показалось, весьма доходчиво. — Я не думаю, чтобы Пронька дал тебе указание вышибать из меня добро, которое принадлежит нам совместно. Ты действуешь по своему усмотрению и не задумываешься о последствиях.
— Думай как хочешь, — ответил бандит. — Пронька мне тоже не указ. Теперь наши пути-дорожки расходятся, и я собираюсь дальше жить по своему усмотрению.
Выслушав его, Васька с трудом сглотнул слюну:
— Мне кажется, что ты собираешься забрать себе все, а нас порешить, верно? — усмехнулся Носов.
Глаза Тимохи алчно блеснули:
— Мне твоя жизнь без надобности. Да ты и так наказан, калека несчастный. Я рисковал своей шкурой, добывая то, что прятал у себя ты. И мне не хочется, чтобы ты пользовался моим добром, не имея на него права.
— А Пронька? А Хохол? А другие? Ты их тоже, как погляжу, со счетов сбрасываешь?
Матерно выругавшись, Мещеряков метнулся к Носову и ударил его по лицу.
— За метлой следи, не то отрежу, — предупредил он.
Удар был чувствительным, Васька едва не застонал от боли.
— Ладно, я отдам тебе общак, падла, — сквозь зубы прошипел он, сообразив, что ничего другого не остается. — Только где гарантии, что ты меня потом не застрелишь, сволочь?
— Ты правильно решил, Купец, — ехидно гыгыкнул Тимоха и нанес еще более сильный удар по лицу Носова. — Жизнь дороже всяких денег, и ты сделал правильный выбор!
Все поплыло перед глазами Носова. Перестав что-либо соображать, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и из последних сил произнес властно:
— Граблями поменьше размахивай, если желаешь получить то, чего хочешь. Я тебе не мальчонка для битья, понял, урод?
Носов хорошо понимал, что такие жлобы, как Мещеряков, уважают только силу и твердую волю. Расчет оказался верен. Тимоху сразил неожиданный тон Носова. Бандит задумался, от его наглости не осталось и следа. Он замер с глупым видом и не знал, как быть.
В этот момент в комнату и вбежала Альбина с криком:
— Беда, Василий! Беда!
— Что стряслось? — спросил Тимоха.
— Из города человек приехал, — ответила женщина, учащенно дыша и облизывая губы. — Там… Пронька убит и все его люди. Кто живой остался, в ГПУ увезли…
Тимоха изменился в лице, побледнел и занервничал. Носов ничего не успел сказать, как снова заговорила Альбина:
— Василий идем, я спрячу тебя в той комнате, где хранятся бандитские вещи!
— А я? — заорал Мещеряков в панике, размахивая наганом. — Меня что, хотите оставить фараонам, суки?
— Его тоже необходимо спрятать, Альбина, — попросил Васька. — Если его схватят, то и мы пострадаем, ей-богу!
— Об этом я не подумала, — озадаченно проговорила женщина. — Но ведь он узнает, где наш тайник.
— Черт с ним, — махнул рукой Васька. — Сейчас нам бы к гэпэушникам в лапы не угодить. Тогда никакие богатства не понадобятся.
— Вы много болтаете, — перебил их Тимоха. — Вещи поделим поровну, зуб даю, только айдате быстрее зашкеримся в вашу берлогу!
Альбина протянула руку:
— Тогда отдай наган.
— Ты что, очумела? — вытаращил Мещеряков глаза.
— Я не хочу, чтобы ты убил Василия, — ответила женщина. — Ну? Наган, или останешься здесь…
— Нет, не отдам! — заупрямился Тимоха.
— Ну и оставайся здесь, отбивайся с его помощью от гэпэушников, — решительно заявила Альбина.
— Веди в берлогу, паскуда, или я перестреляю вас обоих! — заорал Мещеряков в бешенстве.
Альбина подошла к нему вплотную, взялась рукой за ствол нагана и неожиданно для всех отвела его в сторону. В эту же минуту она воткнула в сердце бандита вязальную спицу. Тимоха вздрогнул, округлил глаза и тяжело осел на пол, видимо, так и не поняв, что с ним случилось.
Васька остолбенел. Он был так напуган, что лишился дара речи. На его побледневшем лице застыло выражение ужаса. Альбина подошла к нему и провела ладонями по дрожащим щекам. Носов нервно облизнул губы и с трудом проглотил подкативший к горлу ком.
— Нам собираться в дорогу надо, Вася, — проворковала женщина нежно, с преданностью заглядывая в глаза. — Теперь у нас не осталось времени на раздумья и сомнения.
Носов едва заметно кивнул.
— Василий, — упрекнула Альбина, заметив его состояние. — Уясни себе раз и навсегда, что я не человека убила, а злейшего врага. Не я его, так он бы нас!
— Я даже представить не мог, что ты способна на такое, — прошептал Носов, едва владея языком.
— Захочешь жить, и не на такое отважишься, — вздохнула Альбина.
— Что может быть хуже «такого», чем то, что сотворила ты?
— Ну-у-у… Кастрация невинных людей, например! Превращая здоровых людей в своих адептов, ты думал, что несешь им радость? Нет, радость ты нес себе, а уродство — им, что для здорового человека гораздо хуже, чем смерть.
— Заткнись, дур-ра! — резко выкрикнул он и тут же испугавшись шума, приложил палец к губам. — Тс-с-с… Тимоха мертв! … Если только дружки его узнают про эту смерть…
— Им уже все равно, поверь мне.
— Как, ты и их успела…
Носов сдавил виски ладонями и закрыл глаза. Он не мог смотреть на свою «нежную и заботливую богородицу», она казалась ему чудовищем.
— Они живы, успокойся, — взяла Ваську за руку Альбина. — Бандитов я накачала морфием. Теперь все они в стране грез и едва ли вернутся оттуда до завтрашнего утра.
— А адепты? Ты не причинила им зла? — забеспокоился Васька.
— Больше того зла, что причинил им ты, уже никто нанести сестрам не в состоянии… Все скопцы сейчас, как обычно, заняты делом. Сегодня ночью, перед нашим отъездом, мы устроим им и себе прощальные радения.
— Что? А мы разве не прямо сейчас уходим из усадьбы?
— Нет, я должна встретиться с гэпэушниками. У меня есть к ним одно очень неотложное дельце…
18
С наступлением сумерек Калачев добрался до коммуны, но подойти к забору не решился, опасаясь собак. Он удобно расположился в густом кустарнике, затаился и осмотрелся. Кругом обработанные участки земли, а за ними усадьба. Все выглядело мирно и обыденно, щебетали птички, и Степан, успокоенный тем, что близок к цели, глубоко вздохнул полной грудью.
Ему повезло, собаки не рыскали возле забора. Да и местечко для наблюдения он выбрал удачно. Отсюда хорошо просматривалась вся окрестность. «Только бы не заснуть», — подумал Калачев, полный решимости бороться со сном и усталостью до последнего.
Однако все-таки он задремал… Рядом кто-то кашлянул. Степан вздрогнул и резко вскочил. В метре от него сидел на корточках мужичок.
— Эй, ты? — обратился Калачев к незнакомцу. — Ты чего здесь делаешь, сукин сын?
— Да это я, Яшка-хромой. Ты не пужайся, поспи еще…
Степану стало уже не до сна. Присутствие сокамерника удивило его.
— Откуда ты взялся, черт возьми! — прошептал он. — Мы же договорились, что после побега наши пути-дорожки разошлись.
— Я с тобой ни о чем не уговаривался, — возразил Яшка. — Просто мне идти было некуда, вот я за тобой и увязался.
Степан поморщился:
— Почему не дал знать о себе, когда за мной топал?
Яшка пожал плечами:
— Сам не знаю… Помочь, наверное, захотел.
— В чем?
— Сам не знаю. Понравился ты мне.
— Я?
— Ты.
— Но чем?
— Сам не знаю…
Этот бестолковый разговор мог бы тянуться бесконечно, если бы Калачев не решил сменить тему.
— Ты украл мой нож?
— Я. Чтобы ты меня не прирезал.
— Верни нож! — потребовал Степан и протянул руку.
— А ты слово дай верное, что не пырнешь им меня потом?
— Будь по-твоему, даю тебе слово…