Крест генерала Юденича — страница 52 из 78

р-паша сотрудничал с советской властью и активно продвигал идею слияния большевизма и ислама. Как мы упоминали в параграфе 4.2, в Москве он был принят как почетный гость и часто встречался с заместителем наркоминдела Львом Караханом. Есть предположение, помимо всего прочего, Москва держала Энвера-пашу на случай возможной замены Мустафы Кемаля.

После мусульманской конференции в Баку, в конце июля 1921 года Энвер-паша поехал в Батум навестить родственников, и попытался проникнуть в Анатолию, но попал в бурю и вернулся назад в Батум. В батумский период он стал объединять оппозиционные Мустафе Кемалю силы, апеллируя к тому, что в борьбе за независимость против Греции Турция должна быть едина. Однако победа турецкого режима в битве при Сакарии (2–13 сентября) против греков кардинально изменили расстановку сил в борьбе за власть в Турции. И, как следует в последствии, Москва в этой борьбе выбрала Мустафу Кемаля.

Министр иностранных дел Советской России Г. Чичерин посчитал, что популярность идей пантюркизма Энвера-паши поможет Советской власти в Туркестане в борьбе с басмачеством. Зятю турецкого халифа был предоставлен «карт-бланш», но за ним было установлено тайное наблюдение. Ему оказывалась и непосредственная денежная помощь. Как явствует из переписки Энвера, в начале 1921 года он получил от Кремля 400 000 немецких марок для личных нужд и оплаты политической активности. Для поддержки своих панисламистских планов он получил дар и от афганского эмира Амануллы – крупную сумму в 100 000 рупий (четыре тысячи фунтов стерлингов). По возвращении из Баку, с октября 1920 до февраля 1921 годов, Энвер побывал в Москве, Германии, отдохнул с семьей в Швейцарии и Италии.


Одна из последних фотографий Энвер-паши с женою до августа 1922 года


Трудно себе представить, что это была его последняя встреча с семьей. Все это время он продолжал балансировать, создавая видимость лояльности и к Мустафе Кемалю, и к Москве. Он надеялся, что последняя окажет ему военную помощь для организации экспедиции в Турцию. Помимо сугубо турецкой и пантюркистской программы, Энвер начал задумываться о более широкой – панисламистской платформе. Он вынашивал идею, что «Лига Исламского Единства» («Иттихади Ислам Чаъмияти»), сотрудничая с революционными антиимпериалистическими силами Ближнего и Среднего Востока, должна иметь собственные вооруженные силы. Эта идея своего рода «Исламского Коминтерна», или «Исламинтерна» поддерживалась всеми иттихадистами. Они стремились объединить революционные организации от Магриба до Синьцзяня. Проект «Лиги» обсуждался с Бухариным, Чичериным и Караханом еще летом 1920 года. «Исламинтерн» установил контакты с египетской партией «Ватан» и встречался с находящимися в Европе беженцами из Сирии и Индии. Все это были весьма незначительные по своему масштабу и значению эмигранты, искавшие пристанище в Европе. Следуя примеру Коминтерна, «Лига Исламского единства» провела свой съезд в Берлине и Риме в конце 1920 года. В документах «Лиги», в его структуру были заочно включены Восточный Туркестан (представитель Халил-паша и Сами-Бей) и Афганистан (Джемал-паша). Интересно, что все трое были османскими турками. Джемал предложил распределять обязанности следующим образом. Джемал отвечает за Индию, Афганистан, Фергану. Энверу отвели Иран, Бухару, Хиву и Туркестан. Лидеры химерического «Исламинтерна» даже включили самого Мустафу Кемаля в ряды своего общества.

Хотя «Лига» не имела конкретной революционной программы и стратегии, но ее призыв к освобождению от империалистического ига и лозунги исламского единства и солидарности могли найти отклик в Средней Азии, Афганистане и Индии. Большевики, в свою очередь, также нуждались в организации, которая связала бы их с антибританскими движениями в мусульманском мире. Поэтому они поддерживали «Лигу» морально и материально. Второй съезд «Лиги Исламского единства» состоялся в Москве 27 июня 1921 года. Выступавший нарком Г. Чичерин обещал всемерную помощь революционерам Востока. Особенно ему импонировала борьба афганских племен против английского империализма и решающая роль, которую играл в Афганистане Джемал-паша. Сегодня такая деятельность была бы названа поддержкой международного терроризма.

По большому счету, Энверу не было дела до «мусульманского мира». Всю свою жизнь он оставался турецким националистом, и его главной заботой было возвратиться в Турцию победителем. Он не считал дело младотурков проигранным. Главной целью Энвера было оказаться в Турцию, чтобы возглавить Анатолийскую армию и разбить греков летом 1921 года. Даже, несмотря на поражение в Первой мировой войне, Энвер был все еще популярен среди военных Турции. В июле ситуация сложилась критическая и, казалось, Мустафа Кемаль вот-вот будет разгромлен греками. На фронтах уже начали поговаривать о возвращении Энвера во главе армии, оснащенной большевиками. Горя желанием отправится в Турцию, 30 июля Энвер отправляется в Батум, к самой турецкой границе. За день до своего выезда он имел встречу с Чичериным. Советское правительство поддержало Энвера из-за опасения, что, потерпев поражение от греков, Мустафа Кемаль захочет обратиться за помощью к англичанам. Мустафа Кемаль знал о планах Энвера и большевиков. Он блокировал возможное проникновение иттихадистов со стороны Батума. В августе – октябре 1921 года, когда весь мир следил за развитием военных действий на анатолийском плато, в Батуме Энвер ждал поражения Мустафы Кемаля, чтобы войти в Турцию «или с контингентом добровольцев, или инкогнито, под видом простых солдат». В Батуме же, 5–8 сентября прошел съезд, так называемой, «Народной советской партии», созданной незадолго до этого Энвером. Съезд подтвердил преданность младотурков революционной теории и заявил, что «Иттихад ва Тараки» явится авангардом социалистической революции, итогом которой станет образование «Советской Турции». Таким образом «Иттихад ва Тараки» выступил во всех возможных обличиях: пантюркистском, панисламистском, «исламинтерновском» и, наконец, коммунистическо-большевистско-советском.

Ситуацию разрешил оглушительный успех турецкой армии, разгромившей греков под Закарией 13 сентября 1921 года. Это было триумфом Мустафы Кемаля, сделавшим его спасителем Турции, великим полководцем, затмившим славу Энвера. Вскоре после победы турецких войск, Энвер в Тбилиси встречается с Серго Орджоникидзе. Можно догадываться, что Орджоникидзе советовал Энверу отказаться от интриг в Турции и переключиться на другие регионы. В конце осени 1921 года Советское правительство взяло курс на тесное сотрудничество с турецким правительством. В декабре 1921 году в Анкару, в качестве представителя Советской Украины, отправляется М. В. Фрунзе. Ему было дано задание разузнать как можно больше о положении дел и наладить сотрудничество, в первую очередь, в военной области. Разумеется, большевики ожидали, что Мустафа Кемаль потребует объяснений относительно флирта Советского руководства с Энвером. На этот случай, 26 декабря Чичерин инструктировал Фрунзе, как именно следует объясняться с турецким правительством относительно Энвера: «Наша, так называемая, помощь Энверу это сказка. Единственный способом задержать его от поездки в Батум – было арестовать его. Но мы не могли арестовать знаменитого мусульманского героя».

Энвер не простит этого предательства Советской власти, но в политике не бывает друзей. После победы Мустафы Кемаля большевики начали склоняться к более продуманной и осторожной политике на Востоке и предпочитали не конфликтовать, а сотрудничать с «буржуазными и националистическими правительствами» Мустафы Кемаля в Турции, Реза Шаха в Иране и Аманулла Хана в Афганистане. В своей политике на Кавказе и Средней Азии Москва предпочитала опираться на собственные военные силы – Красную Армию, и не собиралась создавать специальные мусульманские части, на чем настаивал Энвер.

Получается, что Энвер-паше не нашлось подходящей роли в новом раунде советско-турецких отношений. В такой ситуации перед эмигрантом стояла следующая альтернатива: либо возвратиться в Берлин к жене и детям, либо продолжать политическую карьеру на свой страх и риск. В конце сентября 1921 года опальный турецкий генерал Энвер Паша, или – как называли его европейские газеты – «летучий голландец Востока» решается на новую и последнюю в своей жизни, авантюру. Он извещает письменно наркома иностранных дел Г.В. Чичерина о том, что отправляется через Ташкент и Бухару в Афганистан и собирается достигнуть Бухары предположительно в конце октября 1921 года.


Энвер-паша (слева) с ближайшим другом Бедри-беем в Бухаре 1921 года в местной одежде


Прибыв в ноябре 1921 году в Бухару в качестве советского эмиссара, бывший османский генералиссимус Энвер-паша вместе с группой сопровождавших его турецких офицеров быстро оценил ситуацию в регионе. Через 23 дня после приезда под предлогом поездки на охоту Энвер-паша выехал за пределы города и сдался басмачам. Оттуда он послал письмо экс-эмиру Бухары в Афганистан о своем желании воевать на его стороне. Одновременно он договорился о встрече с человеком эмира, Ибрагим-беком, одним из лидеров басмачества. Однако басмачи встретили Энвер-пашу совсем не как союзника и арестовали его при первой же встрече, состоявшейся в селении Караманды 1 декабря 1921 года. Он и его люди были разоружены и три месяца находились в положении пленников. За это время он понял, что на самом деле происходит в Туркестане, убедился в недружелюбии басмачей, считавших джадидиз младо-бухарцев даже большей угрозой, чем непосредственно русских большевиков. Униженный и ограбленный, Энвер-паша вынужден был уничтожить все свои книги и фотографии, боясь консерватизма своих охранников. Ибрагим-бек отпустил Энвер-пашу только после получения приказа от экс-эмира Бухары поддержать зятя бывшего турецкого султана.


Один из руководителей движения басмачей Ибрагим-бек (1889–1931)


Последний период жизни бывшего турецкого военачальника можно проследить по его переписке, изученной японским тюркологом Масаюки Ямауши. Складывается впечатление, что Энвер совершенно оторвался от действительности. На фоне трагических событий 1922 года странно выглядят его проекты о спасении богатства Восточной Бухары на дирижабле через Афганистан, а также использовать конструкции германского горного инженера с целью разработки рассыпного золота на прииске «Дарваз» и по руслам древних и современных рек Бухарского ханства.