Рабынь как ветром сдуло. Рагнхильда взглянула со всей высоты своего роста на Шефа, остановившегося перед ней в нерешительности, а потом на Азу.
— С такой удачей не спорят, — сказала она. — К ней лучше присоединиться.
Глава 13
Шеф сидел на широкой деревянной лавке, которая почти заполняла собой крошечную темную комнатку, озаренную единственным фитилем, теплившимся в плошке с китовым смальцем. Снизу камни источали жар, от которого трескались губы и шибал в нос запах сосновой смолы, выступившей на деревянных стенах. Шеф нежился, чувствуя, как стужа уходит из костей.
Нужда в стремительных решениях отпала, он теперь сам зависит от чужой воли. Его ответственность уже не распространяется даже на Карли. Шеф и не ведал, куда того увели.
По приказанию королевы рабыни проводили Шефа в покои, сняли с него грязную одежду. Одна энергично растерла ему лицо пригоршней принесенного с улицы подтаявшего снега, чтобы спасти от грозных последствий отморожения. Другая поливала теплой водой, растирала щелоком, счищала с его рук кровь, ил и животный жир. Он смутно осознал, что у него забрали меч, что таким же процедурам подвергся и Карли, однако от внезапного перемещения из стужи в тепло голова почти перестала соображать. Потом рабыни отвели Шефа в парилку и вышли.
Некоторое время он сидел, даже не потея на крутом жару, просто следя за тем, как тепло проникает в его полуотмороженное нутро. Потом его охватила истома, он лег, подложив под голову полено, и погрузился в некрепкий тревожный сон.
Где-то во тьме над ним обсуждалась его судьба. Он слышал знакомый уже гул мощных голосов. Один за него, понял он, другой против.
— Он должен был умереть в воде, — произнес враждебный голос: холодный, властный, не привыкший к возражениям, — голос не только Отца, но и Повелителя богов и людей.
— Нельзя упрекать человека за то, что он спасает свою жизнь, — спорил второй голос.
Шеф вспомнил, что много раз слышал его, и узнал голос своего покровителя, а может быть, и отца, хитроумного Рига.
— Он отбросил копье — копье с моими рунами. Отказал мне в жертвоприношении. Он не идет дорогой героев.
— Значит, тем меньше у тебя причин забрать его. Ему не найдется места в Валгалле, из него не получится послушный воин для твоего Эйнхериара.
Первый, казалось, колебался.
— И все же… есть в нем какая-то хитрость. У моих ратников слишком мало хитрости. Может быть, это качество пригодится в день Рагнарёка, в Судный день.
— Но пока оно тебе не нужно. Оставь его таким, какой он есть, посмотрим, куда приведет его удача. Может быть, он служит тебе по-своему.
Второй голос лгал, Шеф знал это, догадался по сладости увещеваний. Для него просто выигрывали время.
— Удача! — воскликнул первый голос, чему-то обрадовавшись. — Ну, тогда посмотрим. Коли есть у него удача, то лишь его собственная, потому что мою он отверг. И ему понадобится много удачи, чтобы выжить на Дроттнингхольме. Посмотрим.
Оба голоса слились в согласный гул и затихли.
Шеф очнулся как от толчка. Сколько же времени он спал? Видимо, недолго. Здесь слишком жарко, чтобы разлеживаться. Он вспотел, лавка под ним была влажной. Пора встать и осмотреться. Он вспомнил слышанный от Торвина стих: «У каждой двери оглядись, когда враги в чертоге каждом».
Едва он поднялся, дверь парилки со скрипом распахнулась. В предбаннике пылал очаг, и благодаря его свету Шеф узнал в появившейся в дверях фигуре королеву Рагнхильду. Не было видно, что на ней надето. Закрыв дверь, она подошла и прижалась к нему.
— Ты сняла свои драгоценности, королева, — сказал он с неожиданной хрипотцой в голосе.
Шефа тревожил запах женщины, более сильный, чем запах смолы.
— Золото нельзя носить в парной с горячими камнями, — ответила Рагнхильда. — Оно обжигает. Поэтому я сняла кольца и браслеты. Смотри, на мне нет даже застежки.
Она схватила его руки, направила под платье. Ладони Шефа легли на тяжелые купола грудей; он понял, что на женщине нет ничего, кроме распахнувшегося платья. А его руки уже скользили по ней, ладони гладили длинную мускулистую спину, с силой сжимали ягодицы. Она подалась вперед, толкая его лобком, заваливая на спину. Под колени ударила скамья, и он с шумом опрокинулся.
По его телу струился пот, а королева распростерлась над ним, наседая на вздыбленного скакуна. Впервые с тех пор, как два года назад в суффолкском лесу Шеф входил в лоно Годивы, он ощутил сокровенный жар женской плоти. С него как будто спали злые чары. Сам удивляясь своей способности, он сорвал с королевы платье, схватил за бедра и, продолжая сидеть, начал рваться вперед и вверх.
Рагнхильда, опираясь на его плечи, расхохоталась.
— Никогда не встречала мужчину, такого энергичного в парилке, — сказала она. — Обычно жар превращает их в старых волов. Я вижу, на этот раз березовые веники не понадобятся.
Неизвестно, сколько времени утекло, прежде чем Шеф подошел к наружной двери замка и осторожно открыл ее. Вдали на востоке, на другой стороне фьорда, на холмах Восточного Фолда, простиралась редкая цепочка огней. Из-за его плеча выглянула Рагнхильда.
— Рассвет, — сказала она. — Скоро придут Стейн и стражники. Тебе нужно спрятаться.
Шеф распахнул дверь, подставляя ветру разгоряченное тело. За последние несколько часов он почти насмерть замерз, а потом едва не зажарился. Теперь воздух нес только приятную прохладу и свежесть. Он вдохнул полной грудью, ощутил аромат зеленой травы, пробивающейся из-под снега. Весна приходит в Норвегию поздно, но растения, животные и люди сразу наверстывают упущенное. Он чувствовал себя свежим и полным сил, как в детстве. Предсказанные во сне опасности были забыты.
Он повернулся, снова схватил Рагнхильду, стал подминать ее под себя. Она со смехом отбивалась:
— Скоро придут люди. Уж больно ты рьяный. Что, раньше никогда не получал сполна? Хорошо, обещаю, ночью все повторим. Но сейчас надо тебя спрятать. Рабыни промолчат, а мужчины не увидят. Об этом все равно узнают, но мы не дадим Хальвдану повода доставить нам неприятности.
Она потянула Шефа, по-прежнему обнаженного, внутрь дома.
Карли недоумевал, куда запрятали друга, — он полагал, что может теперь так называть Шефа. Парень прятался на чердаке, к которому вела лесенка из комнаты рабынь. В окошко без ставен падал свет, но Карли предупредили, чтобы не высовывался. Его голова и изгрызенное запястье были забинтованы, а сам он валялся на соломенном тюфяке, укрытый теплым одеялом.
Лестница заскрипела, и он схватился за меч, который подобрал, когда его разлучили с Шефом. Но это всего лишь явились две рабыни. Он не знал имен: некрасивые темноволосые женщины, одна его возраста, другая, с изборожденным морщинами лицом, лет на десять старше. Рабыни принесли его одежду, выстиранную и просушенную над огнем, каравай черного хлеба, кувшины с элем и простоквашей.
Карли сел, ухмыльнулся, жадно потянулся за элем.
— Дамы, я бы встал и поблагодарил вас как положено, — сказал он. — Но на мне только это одеяло, а то, что под ним, может вас испугать.
Молодая слегка улыбнулась, а старшая покачала головой.
— Кто живет на этом острове, тех мало чем испугаешь, — сказала она.
— Почему же так?
— Нам всегда есть из-за чего беспокоиться. Королевы играют в свои игры с мужчинами, королями и мальчишкой Харальдом. В конце концов одна из них проиграет и поплатится за все, будет похоронена. Королева Аза уже откладывает вещи, которые возьмет с собой на тот свет, сани и колесницу, самоцветы и хорошую одежду. Но ни она, ни Рагнхильда, когда сойдут в могилу, не будут там в одиночестве. Они возьмут спутниц — может, одну рабыню, может, двух. Я здесь самая ненужная. Скорее всего, Аза заберет меня с собой. А Эдит здесь самая молодая. Глядишь, ее из ревности выберет Рагнхильда.
— Эдит, — сказал Карли. — Это не норманнское имя.
— Я англичанка, — сообщила девушка. — А Марта из Фризии. Ее выкрали с родного острова, когда был туман. Меня схватили работорговцы и продали на рынке в Хедебю.
Карли уставился на рабынь. До сих пор все трое разговаривали на норманнском, женщины довольно бойко, а Карли — через пень-колоду. Теперь же он заговорил на языке Демарша, родственном фризскому и английскому, — на языке, который, как он убедился, хорошо понимал Шеф.
— А вы знаете, что мы с другом тоже не норманны? Он король в Англии. Но говорят, что когда-то он был трэллом вроде вас. И его пытались продать на рынке в Хедебю каких-то пару недель назад.
— Пытались продать?
— Он сбил с ног человека, который объявил себя его хозяином. А потом Шеф сам решил его продать. Отличная шутка, да и удар был неплохой. Но слушайте, я знаю своего друга, знаю, что он не любит работорговцев. Хотите, попрошу выкупить вас у королев, когда мы вернемся к своим? Он это сделает, если узнает, что ты, Эдит, англичанка, и тебя, Марта, тоже не забудет.
— Вряд ли вы вернетесь к своим, — сказала Марта. — Мы ведь многое слышим. Королева Рагнхильда боится твоего друга. Думает, что он может занять место, уготованное ею для сына. Вчера вечером она собиралась убить вас обоих. А сейчас хочет вытянуть из твоего приятеля мужскую сущность, родить от него — на тот случай, если его кровь предназначена для царствования. Как только она почувствует в чреве плод, твой друг получит вместе с кашей черную белену. И ты тоже.
Карли растерянно посмотрел на хлеб, который он уже обгрыз.
— Нет, — продолжала женщина, — ты пока в безопасности. Настолько же, насколько и мы. Пока она не получит то, чего хочет.
— И сколько времени на это уйдет?
Марта впервые рассмеялась, безрадостным, скорее, похожим на плач смехом.
— Чтобы заделать женщине ребенка? Ты же мужчина, должен бы знать. Столько же времени нужно, чтобы пройти милю. Для большинства из вас даже меньше.
— Для меня — больше, — пробормотал Карли.