Бранд крутил кисти рук так и сяк, проверяя, сгибаются ли.
— Кожа совсем ороговела, — бормотал он. — Для моряка хорошо, а для фехтовальщика плохо. Дай масла, я вотру в ладони.
Пока они хлопотали, Катред сидел, не обращая внимания на холод, принимая заботы как должное. Возможно, он привык к этому в прежней жизни, подумал Шеф. Он был начальником личной дружины короля Нортумбрии, такого положения можно достичь, только с боем пробиваясь наверх. Должно быть, Катред участвовал в большем количестве поединков, чем мог бы вспомнить. Кроме следов плетки, под его косматой порослью проступали старые шрамы от клинка. За зиму он, как лошадь, отрастил себе в неотапливаемом сарае густую шерсть. Единственными в отряде ножницами ему состригли кудри и бороду.
— Чтобы ничего не лезло в лицо, — пояснил Бранд.
Вслед за штанами он отдал свою замечательную запасную рубаху из крашеной зеленой шерсти. Катред влез в нее, расслабил штаны, затолкал внутрь полы и снова обвязался веревочным поясом. Умытый, подстриженный и приодетый, изменился ли он по сравнению с тем ужасным созданием, которое они спасли, спрашивал себя Шеф.
Нет, он выглядел по-прежнему. Любой разумный человек, сойдясь с Катредом в лесу или на дороге, прянул бы в сторону и взобрался бы на дерево, как при встрече с медведем или стаей волков. Каторжник был так же безумен и так же опасен, как… как Ивар Бескостный или как его отец, Рагнар Мохнатые Штаны. Он даже похож на Рагнара, припомнил Шеф. Что-то в осанке, в безумном взгляде.
Бранд показал Катреду имеющееся в наличии оружие. Небогатый выбор. Катред глянул на драгоценный меч Карли, фыркнул, без лишних слов согнул через колено. Смерил взглядом негодующего Карли, выждал, будет ли нарываться, и ухмыльнулся, поскольку коренастый дитмаршенец умолк. Тесаки Катред презрительно отшвырнул в сторону. Алебарда Озмода заинтересовала его, и некоторое время он фехтовал ею, одной рукой вращая немалый вес, как будто она была ивовым прутиком. Но для работы одной рукой ее балансировка была неправильной. Катред отложил алебарду, осмотрел инкрустированный серебром топор Бранда.
— Как его имя? — спросил он.
— Rymmugygr, — ответил Бранд, — это значит Боевой Тролль.
— А, — сказал Катред, крутя топор. — Тролли. Они зимой спускались с гор, заглядывали в окна, так и пялились на прикованного человека. Нет, это оружие не для меня.
— А ты, вождь? — обратился он к Шефу. — У тебя на руках золотые браслеты. Одолжи твой славный меч.
Шеф с сожалением покачал головой. После битвы при Гастингсе его таны настояли, что король должен носить подобающее оружие, и разыскали для него меч прекрасной шведской стали, с золотой рукоятью и выгравированным на клинке именем: «Атланет». Шеф оставил его в Англии, взял взамен простую абордажную саблю — катласс. Но и ту оставил, когда пошел в гости на Дроттнингхольм, взяв лишь копье Гунгнир. Однако, когда катапультисты отправились его освобождать, Квикка прихватил саблю, и теперь она находилась на своем месте, у хозяина за поясом.
Шеф протянул ее Катреду. Тот осмотрел катласс с тем же выражением, что и меч Карли. Это был односторонней заточки тяжелый клинок, слегка изогнутый, сделанный из обычного железа, хотя и с собственноручно наваренным Шефом прочным стальным лезвием. Оружие не для фехтования, а для вульгарной рубки.
— Удар этим не отразишь, — пробормотал Катред. — Но прямо колоть — сгодится. Беру.
Словно кто-то подтолкнул Шефа, тот протянул Уддов щит — прошедшую специальную обработку и наклепанную на деревянную основу стальную пластину. Катред с интересом взглянул на тонкий слой металла, поскреб его странного вида поверхность и попытался надеть щит на руку. Лямки не застегивались на могучей длани, пока в них не прокрутили дополнительные дырочки. Катред встал с обнаженной саблей и пристегнутым щитом. На лице появилась гримаса, напоминающая оскал голодного волка.
— А теперь, — сказал он, — Вигдьярф!
Глава 18
У ограды лагеря стоял человек в полном вооружении и с коротким жезлом в руке: марешаль пришел вызвать чужаков на площадку для поединка. Шеф встал, закрывая собой Катреда, кивнул Бранду, предоставляя вести разговор.
— Вы готовы? — крикнул марешаль.
— Готовы. Давайте повторим условия поединка.
Все слушали, как Бранд и марешаль перечисляют условия: только рубящее оружие, воин против воина, свободный проход через Флаа против передачи всех трэллов в распоряжение победителя. Шеф чувствовал, как по ходу торга нарастает напряжение среди англичан — и мужчин и женщин.
— Выиграем или проиграем, мы им не сдадимся, — высказался Озмод. — Всем держать арбалеты и алебарды наготове. Женщинам взять коней под уздцы. Если нашего бойца уложат — чего мы не хотим, конечно, — с оглядкой на Катреда торопливо добавил он, — мы попытаемся пробиться.
Бранд, заслышав недостойные речи Озмода, недовольно повел плечами, но переговоры не прекратил. Не знающий английского языка марешаль ничего не заметил. Катред ухмылялся даже шире, чем всегда. Он держался как-то отстраненно, сидел на пне и помалкивал. То ли увлекся привычным ритуалом подготовки к поединку, то ли предвкушал изумление, которое испытает Вигдьярф.
Марешаль ушел, а Бранд вернулся к маленькому отряду, уже собравшему вещи, навьючившему лошадей и готовому выступить. В последний момент взгляд Катреда упал на топорик, которым кололи лучину. Подобрав, протянул его Удду.
— Заточи напильником, — распорядился он.
Отряд прошел по короткой улице, уже опустевшей. На маленькой площади перед храмом толпилось не только все население городка, но еще десятки мужчин, женщин и детей со всех трех долин, пришедшие посмотреть на схватку ратоборцев. Одну улочку оставили свободной для отряда Бранда, но, как только он прошел, воины с копьями и щитами перекрыли ее. Озмод осмотрелся, силясь найти слабое место в оцеплении, и не нашел.
Прямо перед ними, у самой двери храма, стояли одетые в алые плащи Вигдьярф и два его помощника. Бранд осмотрелся, оглядел Катреда, кивнул Озмоду и Квикке.
— Ждем, — сказал он, подняв палец. — Ждем вызова.
Катред ни на кого не глядел. Он держал заточенный топорик левой рукой, продетой в ремни щита. Другой рукой подбрасывал саблю Шефа, кувырки которой выявляли плохую балансировку, — ловко подхватывая за лишенную гарды рукоятку. Гул прокатился по толпе, когда некоторые признали в нем мельничного трэлла, недоумевая, что бы это значило.
Бранд и Шеф шли навстречу противникам.
— Не надеть ли на него какие-нибудь доспехи? — по пути засомневался Шеф. — Твою кольчугу? Или шлем? Да хоть кожаную куртку? У Вигдьярфа все это есть.
— Берсерку это не нужно, — отрезал Бранд. — Сам увидишь.
Остановившись за семь шагов, он крикнул как для противников, так и для публики:
— Готов ли испытать свою удачу, Вигдьярф? Ты же знаешь, что мог бы выйти против меня много лет назад. Но тогда у тебя не было такого желания.
— А теперь нет желания у тебя, — усмехаясь, ответил Вигдьярф. — Ты уже решил, кого против меня выставить? Может, твоего одноглазого и безоружного приятеля? Или все-таки сам желаешь?
Бранд ткнул большим пальцем за плечо:
— Мы предоставим это парню в зеленой рубахе. Он очень хочет драться с тобой. Вот у кого желания хоть отбавляй.
Усмешка Вигдьярфа исчезла, когда он глянул через площадь и увидел никем больше не заслоняемого Катреда, который знай поигрывал саблей. Теперь он жонглировал еще и топориком, успевал поймать его правой и перекинуть в левую, пока сабля находилась в воздухе.
— Ты не можешь выставить его против меня, — сказал Вигдьярф. — Он трэлл. Мой собственный трэлл. Ты, как я понимаю, выкрал его ночью. Я не могу драться со своим же рабом. Я обращаюсь к марешалям. — И он повернулся к двум вооруженным людям, стоящим по краям площади.
— Уж больно ты спор объявлять людей трэллами, — отвечал Бранд. — Сначала называешь этим словом мирных проезжих, и они должны биться с тобой, чтобы оправдаться. Потом, когда находится желающий драться, ты говоришь, что он тоже трэлл. Может, проще будет, если ты сразу скажешь, что вообще все кругом трэллы? Тогда тебе останется лишь добиться, чтобы они вели себя, как положено трэллам. Потому что иначе — они не трэллы.
— Я не буду с ним драться, — гнул свое Вигдьярф. — Это моя собственность, украденная ночью, а вы все — ночные воры. — Он повернулся к марешалям и опять запротестовал.
Бранд оглянулся на Катреда.
— Если ты не будешь драться с ним, это твое дело, — засмеялся великан. — Но я должен сообщить тебе кое-что. Он-то как раз будет драться с тобой. И с любым, кто преградит ему путь.
С хриплым ревом Катред раздвинул окружающих и пошел через площадь. Немигающие глаза остекленели, и на ходу он запел. Вспомнив те времена, когда изображал из себя менестреля, Шеф узнал песню. Это была старая нортумбрийская баллада о битве при Нехтансмере, когда пикты уничтожили армию Эгфрита. Катред пел куплет, где говорилось о доблестных королевских оруженосцах, отказавшихся отступать или сдаваться и вставших за стеной из щитов, чтобы сражаться до последнего человека.
Бранд и Шеф поспешили уйти с дороги, глядя на берсерка, ступающего медленно, но готового броситься в любой миг.
Вигдьярф, увидев приближающегося Катреда, схватил своего помощника за плащ, опять повернулся к марешалям и обнаружил, что они разбегаются, оставляя его лицом к лицу с неистовствующим гигантом, которого он когда-то оскопил.
Вот дистанция сократилась до пяти шагов, и Катред ринулся в атаку. Без пробных и ложных выпадов, не заботясь о защите. Нападение рассвирепевшего керла, свинопаса или пахаря, а не отборного воина, королевского телохранителя. Первый удар пошел из очень широкого замаха — сабля коснулась спины Катреда и по пологой дуге устремилась к шлему Вигдьярфа. Чтобы отразить, достаточно было вовремя среагировать, что сумел бы сделать каждый, кроме престарелого ревматика. Вигдьярф, который продолжал что-то кричать марешалям, не задумываясь поднял щит и принял на него всю силу удара.