А ведь к командам Шефа и Гудмунда добавилось около семи десятков спасшихся с «Журавля». Им была обещана жизнь, и никто не собирался нарушить это обещание. Однако их нужно кормить. Вряд ли все переживут надвигающуюся на остров зиму, как бы старательно ни добывать рыбу и тюленей. Многие холугаландцы уже преспокойно разъехались по родным хуторам и фермам, дав тем самым понять, что их не касаются трудности Бранда. Сами-то они выживут. Это чужаки и их хозяева, если сдуру поделятся едой, будут умирать.
— По крайней мере, у нас есть серебро и золото, — продолжал Бранд. — Они не горят. Самое лучшее, что мы можем сделать, — это собрать из обломков корабль, хоть какую-нибудь посудину, напихать в него как можно больше людей и отправить на юг. Если он пойдет вдоль берега, рано или поздно доберется туда, где есть запас провизии. Потом отпустим Рагнхильдовых фолдцев, накупим, сколько сможем, еды и вернемся на Север.
И опять Шеф ничего не ответил. Если бы не страшная усталость, Бранд сам заметил бы недостатки в своем плане. Фолдцев достаточно, они могут справиться с охраной, забрать деньги и оставить поселок без еды. Значит, придется их отослать без конвоя. Если только им как-нибудь удастся преодолеть страх перед китами и снова выйти в море.
— Вы уж простите, — сказал Бранд, покачав тяжелой головой. — На меня слишком много всего свалилось, чтобы я мог выработать разумный план. Мой родич — марбендилл! Я это знал, но теперь знают все. Что скажут люди?
— Они скажут, что тебе повезло, — пообещал Торвин. — В Швеции живет один жрец Пути, его призвание — служить богине Фрее. Он занимается разведением животных, вроде того как скрещивают разные породы коров, чтобы лучше доились, или овец, чтобы давали больше шерсти. Он часто разговаривал со мной о мулах, о помесях собаки и волка и прочем таком. Как только этот человек узнает, он приедет сюда. Мне кажется, мы и морской народ больше похожи на собак и волков, чем на лошадей и ослов. Ведь твой дед Бьярни сошелся с одной из их женщин, и у нее родился сын, твой отец Барн. Но у Барна тоже был ребенок — это ты, и ваше родство сразу заметно, если вас поставить рядом. Будь Барн как мул, бесплодный мул, этого бы не могло произойти. Значит, мы и марбендиллы не очень далеки друг от друга. Может быть, в нас больше крови марбендиллов, чем мы думаем.
Шеф кивнул. Эта мысль приходила ему в голову и раньше, когда он смотрел на северян с их массивным костяком, надбровными дугами, волосатой кожей и кустистой бородой. Но он ни с кем не делился своими соображениями. Шеф заметил, что местные жители редко употребляли слово «тролли», предпочитая говорить «морской народ» или «марбендиллы», словно они тоже догадывались о каком-то родстве.
— Ладно, может быть, и так, — сказал Бранд, несколько приободрившись. — Я не знаю, что нам делать. Хотел бы — не побоюсь об этом сказать — получить совет от родича.
Но Эхегоргун исчез вскоре после того, как вытащил Бранда на берег. Кажется, его какое-то время забавлял ажиотаж, вызванный его появлением, и определенно радовала благодарность Бранда. Но потом, видно, шум надоел, и тролль исчез так, как умеет только потаенный народ. С собой он забрал Катреда, их видели плывущими через пролив на материк. Катред произвел хорошее впечатление на Эхегоргуна.
— Не совсем хлипкий, — высказался тот. — Во всяком случае, сильней, чем Мистарай. А посмотри на шерсть у него на спине! Его хорошенько смазать жиром, и будет плавать как тюлень. Мистарай он понравился. Был бы для нее хорошей парой.
От такого сообщения Шеф вытаращил глаза, а потом заговорил, с трудом подбирая слова:
— Эхегоргун, кажется, ты говорил, что знаешь, что случилось с Катредом. Ну, как с ним обошлись другие хлипкие… отрезали ему… ну, не то, что делает его мужчиной, а то, что…
Эхегоргун прервал:
— Для нас это значит меньше, чем для вас. Догадываешься, почему ваша жизнь так коротка? Потому что вы спариваетесь все время, а не только в сезон. Каждый раз, как вы это делаете, часть жизни уходит. По тысяче раз на каждого ребенка, я ведь подслушивал под многими окнами. Ха! Мистарай ищет в мужчине другое.
И с этим они ушли. Шеф успел только переговорить с Катредом и наказал попросить Эхегоргуна, чтобы тот похоронил свою человеческую добычу, как человек, а не коптил трупы, как… как марбендилл.
— Передай ему, что мы заплатим свиньями, — сказал он.
— У вас нет свиней, — ответил Катред. — Но я-то все равно предпочитаю свиней людям.
Возможно, нам всем до конца зимы пригодилась бы такая кладовая, как у Эхегоргуна, подумал Шеф. Пока разговор Торвина, Бранда, Гудмунда и других продолжался, он задумчиво встал и вышел. Он взял с собой копье, которое отыскал в коптильне, — более удобное, чем Гунгнир, — и дорогостоящий меч. Шеф давно убедился: коль скоро сталкиваешься с неразрешимой задачей, лучшее, что можно сделать, — спрашивать всех подряд, пока не встретишь того, кто знает ответ.
Он увидел, что Квикка и его команда, прервав свой ежедневный труд по сбору уцелевших обломков кораблекрушения, уселись за скудный обед. При появлении Шефа они почтительно встали. Тот несколько удивился. Иногда они вели себя почтительно, а иногда, сбитые с толку его акцентом, если он говорил по-английски, забывались и обращались с ним как с равным. Последнее случалось все реже и реже.
— Садитесь, — сказал он, но сам остался на ногах, опираясь на копье. — Еды не много, как я погляжу.
— И будет еще меньше, — согласился Квикка.
— Идут разговоры о том, чтобы пленников отослать на корабле, когда мы его построим. Если сможем построить два корабля, отправим кого-нибудь за провизией на юг.
— Если сможем построить два? — усомнился Вилфи.
— И если будет кому плыть на нем, — добавил Озмод. — Сейчас все так напуганы китами, что выбросятся на скалы, едва завидят фонтан.
— Вот именно! — горячо вмешался Карли. — Я хочу сказать одну вещь, государь. Помнишь, я видел одну из этих тварей, когда удирал на плоту с Дроттнингхольма? В воде прямо рядом с собой. Так вот, здесь был тот самый кит. Я узнал его по следам зубов на плавнике. Это он. Как будто… ну, как будто они нас преследуют.
«Или преследуют тебя», — подумал, но не сказал Карли. Бывшие английские рабы поведали ему немало странных историй о государе, которого считали своим в доску и в то же время благоговели перед ним. Почти ни в одну из них Карли не поверил. А сейчас возникли сомнения. Он опасался, не будет ли наказан человек, который приветствовал богорожденного ударом в челюсть? Пока вроде бы ничего такого не намечалось.
— Если ничего не сделаем, все умрем с голоду, — сказал Шеф.
Бывшие невольники задумались над грозящей бедой. Она была им знакома. Рабы, как и многие бедняки, умирали зимой от холода, или от голода, или от того и другого сразу. Они все знали, как это бывает.
— У меня есть кое-что, — сказал Удд и замолк из-за своего обычного смущения.
— Что-нибудь насчет железа? — осведомился Шеф.
Удд энергично закивал, скрывая волнение:
— Да, государь. Помнишь руду, которую мы видели в Каупанге, в святилище? Такую, что требует очень мало работы для выковки железа, потому что в ней так много металла? Это руда из Ярнбераланда, Страны железа.
Шеф одобрительно кивнул, совершенно не представляя, к чему клонит Удд. Железом сыт не будешь, но насмешка бы только сбила Удда с мысли.
— А еще есть место, которое называют Коппарберг — Медная гора. Так вот, и то и другое находится там, по другую сторону. — Удд показал на хребты за гаванью. — По другую сторону гор, я имею в виду. Я думаю, раз мы не можем поплыть, то можем пойти.
Шеф взглянул на изрезанный неприступный берег, вспомнил об ужасном, доведшем его до судорог подъеме по склону ущелья Эхегоргуна. О тропе, на которую они вышли. О легком спуске, который показал им Эхегоргун, чтобы вывести к берегу напротив острова.
— Спасибо, Удд, — сказал он, — я об этом подумаю.
Шеф пошел искать Гудмунда Шведа. Тот, вопреки обыкновению, пребывал в хорошем настроении. Он потерял свой корабль, и над ним нависла самая что ни на есть реальная угроза голодной смерти. Но с другой стороны, добыча с «Журавля» оказалась просто изумительной. Рагнхильда, чтобы выплатить жалованье своим людям и обещанную награду тем, кто отомстит за нее, возила с собой половину унаследованных ею сокровищ, и все это удалось достать со дна. Да и погибшие во время налета увеличили долю оставшихся в живых. Его называли Гудмунд Жадный. А мечтал он, чтобы его прозвали Гулл-Гудмунд, Гудмунд Золотой.
Гудмунд приветствовал своего юного короля с улыбкой. Та исчезла, когда Шеф рассказал о предложении Удда.
— Да, это наверняка где-то там, — согласился Гудмунд. — Но где точно, я не знаю. Вы, ребята, просто не понимаете — Швеция тянется на тысячу миль, от Скаане до Лаппмарки. Если Скаане относится к Швеции, — добавил он. — Сам-то я из Голланда, настоящий швед. Но думаю, сейчас мы так же далеко на севере, как и Ярнбераланд.
— С чего ты взял?
— С того, как падают тени. Если измерить тени в полдень и сосчитать, сколько дней прошло от солнцестояния, можно определить, как далеко на севере находишься. Это одно из знаний Пути, мне однажды рассказал Скальдфинн, жрец Ньёрда.
— Значит, если мы пойдем отсюда точно на восток, то придем в Швецию, в страну Ярнбераланд.
— Не обязательно всю дорогу идти, — ответил Гудмунд. — Я слышал, что здесь, в Киле, в срединной части, есть озера и они тянутся на запад и восток. Бранд мне говорил, когда финны с этой стороны нападают на тамошних финнов — их зовут квены, — они делают себе лодки из коры.
— Спасибо, Гудмунд, — сказал Шеф и двинулся дальше.
Бранд посмотрел с недоверием, когда Шеф сообщил ему и Торвину, который так и сидел на прежнем месте, результаты своих расспросов.
— Не получится, — сказал он сухо.
— Почему?
— Лето уже кончается.
— Через месяц после солнцестояния?
Бранд вздохнул:
— Ты не понимаешь. В горах лето долгим не бывает. На берегу — другое дело, море на время задерживает приход снега и льда. Но ты сам подумай. Вспомни, что было в Хедебю, ты говорил, настоящая весна. Потом пришли в Каупанг, а там еще везде был лед. И сколько между ними расстояния? Триста миль на север? А досюда тебе еще шестьсот миль. Несколько миль от берега — а дальше я сам не заходил, даже гоняясь за финнами, — больше половины года земля лежит под снегом. А поднимешься выше, там еще хуже. На вершинах снег вообще никогда не тает.