— Значит, проблема в холоде. Но ведь Удд прав, по ту сторону гор лежит Ярнбераланд, может быть, всего милях в двухстах. Десять дней пути.
— Двадцать дней пути. И то если очень повезет. В плохие дни мне случалось здесь проходить всего мили три. Если ты не собьешься с дороги и не умрешь, пока будешь кружить и плутать.
— Однако, — вмешался Торвин, поглаживая бороду, — есть одно обстоятельство, о котором знают немногие. А именно: Путь очень силен в Ярнбераланде. Естественно, ведь мы все кузнецы и ремесленники. А кузнецам нужно железо. Там есть жрецы Пути, они работают с людьми, которые добывают железо. Некоторые говорят, в том краю чуть ли не второе святилище находится. Вальгрим был против, он говорил, что святилище должно быть только одно.
А во главе его сам Вальгрим, подумал Шеф. Жрец совершал ошибки, которые в конце концов погубили его. Он оказался в лодке, которая возвращалась на «Журавль». Из тех, кто в ней плыл, остались в живых только двое — Бранд и паренек, который с тех пор, как его вытащили на берег, так и лежит, сжавшись в комочек и попискивая от страха. «Рагнхильда тоже могла бы умереть там, — сказал себе Шеф. — Просто несчастный случай. Еще один из тех, что происходят вокруг меня». Часть твоей удачи, сказал бы Олаф Альв Гейрстадира, да и король Альфред тоже.
— Итак, если мы пересечем горы, — продолжал Шеф, — на другой их стороне, возможно, найдем помощь.
— Но вы не пересечете горы, — с раздражением повторил Бранд. — В горах полно финнов и…
— И потаенных, — договорил за него Шеф. — Спасибо, Бранд.
Он встал и двинулся дальше, отбивая шаг своим копьем.
Решающие слова Шеф услышал от человека, имени которого не знал, — от одного из моряков с «Журавля», который, потея под лучами бледного солнца, грузил вместе с другими пленными камни на волокушу, чтобы перевезти их в поселок и построить еще несколько хижин на зиму. Холугаландцы с некоторого удаления наблюдали за ними, сжимая в руках тюленьи гарпуны. Шеф, по-прежнему не зная, куда направить свои стопы, на минутку остановился понаблюдать за работающими.
Один из них оглянулся. Родственник Кормака, он заговорил с горечью:
— Сегодня мы надрываемся, а вы смотрите. Нас победили — но не люди, а киты! Такого два раза не бывает. В следующий раз вы не найдете себе защитников. Ругаланнцы все равно тебя ищут, и род Рагнхильды выплатит награду за месть. И не забывай, что есть еще Рагнарссоны. Сигурд Змеиный Глаз даст за тебя не меньше, чем обещала Рагнхильда. Если пойдешь на юг, на кого-нибудь да наткнешься. Ты никогда больше не увидишь Англию, одноглазый. Чтобы пройти через то, что тебя ждет, нужно иметь железную шкуру. Как у Сигурда Фафнироубийцы. А ведь даже у него было уязвимое место!
Шеф смотрел задумчиво. Он знал историю о Сигурде, который убил дракона Фафнира, — часть ее сам видел в снах наяву, видел чучело головы дракона. Еще он знал, что Сигурд был предан своей любовницей и убит ее мужем и родственниками, как только те обнаружили, что драконова кровь, сделавшая его неуязвимым, в одном месте на спине не попала на кожу из-за приставшего листка и Сигурда можно поразить в эту точку. У него, Шефа, тоже была сердитая любовница, хотя она уже умерла, как и ее муж. И ему тоже довелось убить дракона, если можно считать таковым Ивара Бескостного.
Сходство было до жути полное. И не приходилось спорить, что Северный путь вдоль берегов Норвегии — единственный путь на юг и перекрыть его слишком легко.
— Я услышал твои слова, — ответил Шеф. — И благодарю за предупреждение. Но сделал ты его по злобе. Если больше нечего сказать, в следующий раз помалкивай.
Он осторожно дотянулся и концом копья пощекотал сердитого викинга под самым адамовым яблоком.
Человек устроен странно. От страха начинается кровотечение из носа. Паралич лечат шоком, дряхлая старуха в годину беды встает с кровати и поднимает огромное бревно, придавившее ее сына. Родственник Кормака знал, что высказался слишком дерзко. Знал, что если одноглазый проткнет его копьем, жаловаться будет некому. Едва острие коснулось горла, голосовые связки сковал страх. Скованными они и остались.
Когда Шеф ушел, один из моряков сказал ему вполголоса:
— Ты сейчас здорово рисковал, Свипдаг.
Свипдаг повернулся к нему, вытаращив глаза. Попытался заговорить. Попытался еще раз и еще. Ничего не получилось, лишь хриплый клекот. Люди увидели в глазах Свипдага ужас, когда тот понял, что онемел, как будто вокруг горла ему затянули петлю.
Другие пленники посмотрели в спину удаляющемуся Шефу. Они слышали истории о нем, о смерти Ивара, о Хальвдане, о том, как король Олаф передал всю свою удачу и удачу своей семьи в руки этого человека. Они знали, что Шеф носит на шее амулет какого-то неизвестного бога, своего отца, как говорили некоторые.
— Он сказал «помалкивай», — пробормотал один из викингов. — И теперь Свипдаг не может слова вымолвить!
— Я ж тебе говорил, и китов тоже он науськал, — подхватил другой.
— И потаенный народ ему помогает.
— Знать бы об этом раньше, Рагнхильда охрипла бы, но не зазвала бы меня в этот про́клятый богами набег.
— Ты, видишь ли, не должен этого делать, — ответил Бранд, когда Шеф сообщил ему о своем решении. — Мы придумаем что-нибудь еще. Избавимся от этих жадных гадов с «Журавля», и все будет выглядеть совсем по-другому. Пошлем ребят на юг в лодках, может быть, купим в Тронхейме провизию и судно, чтобы ее перевезти. Тебе нет необходимости уходить в снега, даже если кому-то и придется.
— Но именно это я в любом случае и сделаю, — ответил Шеф.
Бранд смутился. Он понимал, что раньше расписывал обстоятельства слишком мрачно, чем и вызвал это безумное решение. Он вспомнил, как впервые взял Шефа под свою защиту, после того как тот лишился глаза. Научил его норманнскому языку, научил правильно сражаться на мечах, научил правилам жизни дренгра — профессионального воина. А Шеф многому научил его самого. Привел к славе и богатству — ведь нынешние трудности были вызваны нехваткой еды, топлива, кораблей, но никак не денег.
— Послушай, я не знаю никого, кто хоть немного углубился в эти горы и вернулся, не говоря уж о том, чтобы перейти на другую их сторону. Может быть, финны ходят, но финны — другое дело. Там волки, медведи и холод. И где ты окажешься, если пройдешь через все это? В Швеции! А не то в шведской Финнмарке или еще где-нибудь. Я не могу понять, почему ты хочешь это сделать.
Прежде чем ответить, Шеф на несколько мгновений задумался.
— У меня две причины, — сказал он. — Первая такая. С тех пор как этой весной я побывал в соборе и увидел, как Альфред и… и Годива поженились, я все время ощущал, что события вышли из-под моего контроля. Люди меня подталкивали, и я двигался. Я делал то, что должен был делать. И на отмели в Элбер-Гате, и на рынке рабов в Каупанге, и с королевой на Дроттнингхольме. На пути через Уппланд и вплоть до этого места. Преследуемый Рагнарссонами, Рагнхильдой и даже китами. Теперь я считаю, что уже дошел до края. Отсюда я намерен вернуться. Я далеко заходил во тьму, побывал даже в коптильне потаенного народа. Теперь должен идти к свету. И не собираюсь возвращаться по пути, по которому пришел.
Бранд выжидал. Подобно большинству людей Севера, он истово верил в удачу. То, что сказал Шеф, означало, что он хотел бы изменить свою удачу. А может быть, что его удача изменила ему. Кое-кто сказал бы, что у этого юноши удача есть, и с избытком. Однако никто не в состоянии судить о чужой удаче, это-то ясно.
— А вторая причина? — напомнил Бранд.
Шеф вытащил из-за пазухи свой амулет-лесенку.
— Не знаю, уверен ли ты, что это что-нибудь означает, — сказал он. — Ты считаешь меня сыном бога?
Бранд не ответил.
— Ладно, — продолжал Шеф. — У меня, знаешь ли, по-прежнему бывают видения. Иногда во сне, иногда наяву. Знаю, кто-то пытается мне кое-что объяснить. Иногда это очень легко. Прежде чем мы нашли Катреда, мне показали человека, который вращал огромный жернов. Или я уже услышал скрип мельничного жернова? Не знаю. Но в тот раз и еще когда Квикка проломил стену королевского замка, чтобы вызволить меня, я получал предупреждения. Предупреждения о том, что непременно случалось позднее. Это все очень несложно понять. Но я видел и другие вещи, которые не так просто объяснить. Я видел умирающего героя и старуху. Я видел, как солнце превращалось в колесницу, которую преследуют волки, и в лицо Бога Отца. Я видел героя, едущего на Слейпнире, чтобы вернуть Бальдра из мира Хель, и как Белого Христа убили римские воины, говорившие на нашем языке. Я видел героев в Валгалле и видел, как там встречают тех, кто не герои. Ведь всеми этими картинами мне пытались что-то объяснить. Что-то сложное. Верное не только для одной стороны, для язычников или христиан. Думаю, мне пытались сказать — или я говорил сам себе, — что есть какая-то неправда. Неправда в том, как все мы живем. Мы идем к миру Скульд, сказал бы Торвин. Добро ушло от нас, от всех нас — и христиан, и язычников. Если в этом амулете есть хоть какой-то смысл, он означает, что я должен попытаться исправить это. По одному шагу зараз, как взбираются на лестницу.
Бранд вздохнул:
— Вижу, ты уже все решил. Кто пойдет с тобой?
— Ты.
Бранд покачал головой:
— У меня здесь слишком много дел. Не могу бросить сородичей без припасов и крова.
— Квикка и его команда, наверное, пойдут, и Карли тоже. Он присоединился ко мне ради приключений. Когда вернется назад, в Дитмаршен, он будет там самым великим рассказчиком всех времен. Удд точно пойдет, возможно, Хунд, Торвин. Я должен еще раз поговорить с Катредом и с твоим родичем.
— Есть островок, где я могу оставить известие для него, — нехотя признался Бранд. — Твоя удача чрезвычайно возрастет, если он пойдет с тобой. Но может быть, он считает, что уже достаточно порадел для тебя.
— Как насчет провизии? Сколько вы можете нам выделить?
— Не много. Но ты получишь лучшее из того, что у нас еще осталось, — ответил Бранд. — И вот что… Почему ты все носишь это старое копье? Понимаю, ты подобрал его в коптильне, когда у тебя больше ничего не было, но посмотри же на него. Оно старое, золотые накладки отвалились, наконечник тонкий, крестовины нет. И половины Сигурдова Гунгнира не стоит. Дай его мне, я найду тебе получше.