— Продолжай, — донеслось до него, — продолжай. Я пошла за тобой и попала в Хель. Я бы попала сюда так или иначе. Если бы не пошла за тобой, я была бы здесь рабыней — их рабыней. — Она кивнула на удаляющиеся тени двух королев. — Я избежала этой участи.
Голос затих, исчезли стена, и мост, и тьма. Шеф обнаружил, что сидит в шатре, а по щекам катятся слезы. Хотя видение как будто не продлилось и одного удара сердца, он опять оказался последним, кто очнулся от грез. Остальные смотрели на него, Хунд озабоченно, а Карли сочувственно. Оба финна выглядели вполне довольными, как будто его чувства доказали, что он тоже человек, из такой же плоти и крови, как они сами.
Шеф медленно поднялся, пробормотал какие-то слова, взял свое копье, стоявшее у полога шатра. На наконечнике выступил иней, но тяжесть оружия успокаивала нервы. Три путника вышли в морозную ночь.
Когда они по снегу подошли к кострам и их окликнул дозорный, Шеф сказал товарищам:
— Мы должны похоронить Годсибб и остальных как полагается, не сжечь их и не повесить на деревья. Выроем яму под кострищем, там размякла земля. Возьмем камни из русла ручья и сложим могильный холм.
— Будет мертвым от этого легче? — спросил Хунд.
— Думаю, да.
Глава 27
Через день и две ночи, светлым безветренным утром с легким снежком, отряд построился, готовый выступить в путь. Шеф охотно собрал бы всех и назначил выход днем раньше, но Хунд запретил.
— Некоторые слишком слабы, — жестко сказал он. — Если не окрепнут, по утрам будешь находить непроснувшихся, как Годсибб.
Шеф, преследуемый воспоминанием о девушке, глядящей сквозь решетчатые ворота Хеля, неохотно уступил. Но, даже вытаскивая камни из студеной речной воды для могильного кургана на глазах у заинтересованных, но ничего не понимающих финнов, он думал о напутствии Годсибб: «Продолжай».
— Пора выбираться из этого захолустья, — сказал он, пытаясь передать Хунду свою решимость. — Говорю тебе, я видел врагов, окруживших Хедебю. Может быть, город уже пал и Рагнарссоны стали сильнее и богаче. С той скоростью, с какой мы двигаемся, Сигурд сделается королем всей Дании, прежде чем мы придем туда.
— И именно ты обязан остановить его? — Но, взглянув на друга, Хунд передумал. — Ладно, может быть и так. Однако ты не в состоянии остановить его отсюда. Мы просто должны двигаться как можно быстрее.
— Ты считаешь, что мои видения правдивы? — спросил его Шеф. — Или все это лишь действие напитка, как пиво и мед заставляют человека считать, что он сильнее, чем на самом деле? Может быть, все мои видения — и все видения Виглейка, и всё, что открывалось другим людям Пути, — не более чем иллюзия, пьяный бред?
Хунд задумался над ответом.
— Это возможно, — признал он. — Скажу тебе одну вещь, Шеф. Те красные грибы с белыми пятнышками, мухоморы, измельчают и намазывают на стены, чтобы прогнать насекомых. Ты не смог бы их съесть по ошибке. Но есть и другие подобные вещества: иногда на злаках растет плесень, она попадает в хлеб или кашу. Особенно если зерно отсырело при хранении.
— В Англии оно всегда хранится сырым, — ответил Шеф. — Почему же тогда все люди не видят такие картины постоянно?
— А может, видят, но боятся рассказывать. Но скорее всего, ты к таким вещам особо чувствителен. Вчера вечером выпил не больше, чем Карли и финны, но на тебя питье действовало гораздо дольше. И вот, поскольку ты восприимчив, боги обращаются к тебе. Или наоборот, они дали тебе это свойство, исходя из собственных интересов.
Шеф, нетерпимый к рассуждениям, которые нельзя тем или иным способом проверить, отбросил эти мысли. Сосредоточился на том, чтобы подгонять всех, невзирая на провозглашенный Хундом день отдыха.
Итак, мертвые похоронены, в каждом заплечном мешке — запас вареного мяса, отряд построен перед выходом в путь. Вспомнив, что увидела его душа во время своего путешествия, Шеф уверенно повел людей через березовую рощу к озеру. Оно оказалось там, где он и рассчитывал, — простиралось, насколько хватало глаз, узкое и длинное, настоящая водная дорога. Все еще незамерзшее — но это ненадолго, поскольку осенняя прохлада сменялась зимними морозами.
А вот лодок у них не было. Шеф надеялся сделать легкие челны из коры, какие, по словам Бранда, мастерят финны. Первые же попытки показали, что никто даже не представляет себе, как это делается. Проходящие время от времени на лыжах финны с любопытством посматривали на чужаков, но на все просьбы непонимающе пожимали плечами. В отряде Шефа хватало искусных ремесленников, которые могли бы — дай им только срок — построить какой угодно корабль из бревен и досок. Но за этот срок все умерли бы с голоду.
Пришлось двигаться пешком, стараясь как можно дольше держаться вблизи берез, которые защищали от пронизывающей метели. Еще один день пути, и лес вдоль берега кончился, осталась только простирающаяся впереди бескрайняя заснеженная равнина. Девятнадцать пар глаз сверлили Шефа, обозревающего дали. На всех лицах, кроме лица Катреда, читались нерешительность и сомнения.
Шеф распорядился напоследок встать лагерем в гостеприимном лесу, разжечь костры и приготовить еду из поистощившихся припасов. Он подозвал одного из финнов, которые, подобно волкам, никогда, кажется, не исчезали из виду, и властно сказал:
— Пирууси. Приведи Пирууси.
В конце концов вождь выскочил на лыжах из темноты, не обращая внимания на снег и ветер, как будто прогуливался в весенний день в Хэмпшире, и с радостью приступил к длительным переговорам.
Самым удачным решением было бы научить всех ходить на лыжах, затем изготовить достаточное количество лыж и отправиться на рудники Пути, до которых, если верить Пирууси — а в этом вопросе ему, по-видимому, можно было верить, — миль шестьдесят вдоль озера. И опять же они бы все умерли с голоду задолго до того, как дошли. Под конец, охрипнув от споров, Шеф договорился, что финны выделят лыжи, сколько смогут, а в придачу четыре оленьи упряжки с погонщиками. В уплату Шеф отдал второй золотой браслет, еще двадцать серебряных пенни и четыре хороших железных топора. Договор мог бы обойтись отряду еще дороже, если бы не вмешательство Катреда.
— Вы сами работаете с железом? — спросил Шеф, когда они торговались из-за топоров.
Пирууси энергично замотал головой.
— А чем же рубили деревья до того, как пришли норманны? — продолжал Шеф.
— Они рубили вот этим, — вмешался сидящий у костра Катред.
Из-за пазухи своей куртки он достал каменный топор, обколотый кусок кремня, слишком большой даже для огромной лапищи берсерка. Топор, которым мог пользоваться лишь исполин, — судя по всему, подарок Эхегоргуна.
Во взгляде Пирууси мелькнул суеверный ужас при мысли о загадочных силах, с которыми знались эти беспомощные с виду чужеземцы. Он перестал набивать цену, быстро пришел к соглашению. На следующее утро появились лыжи и сани, и Шеф приступил к своему всегдашнему делу, которое с годами легче не стало, — решал, кому что поручить, кто сильнее других, а кто сможет быстрее научиться. Он был достаточно осторожен, чтобы не посадить на сани лишь самых слабых, ведь едущим будет доверена казна, весь запас серебра и золота. Он также не допустил, чтобы финны увидели, сколько богатства у него осталось. Пусть Шеф и Пирууси собутыльники, даже согоршочники, если можно так выразиться; но он был совершенно уверен, что это ничуть не удержало бы Пирууси от соблазна.
Ранний приход зимы был удивительным, но не особенно неприятным для людей Пути, работавших на расположенном в самой глубине шведской Финнмарки руднике. Здесь было с дюжину мужчин и полдюжины женщин, четверо жрецов Пути, их ученики и наемные труженики. У них хватало дел, не дававших скучать. Летом они добывали руду, а зимой выплавляли из нее железные чушки или заготовки для топоров, которые нанизывали на проволоку или сваливали кучей. Свою факторию они построили в таком месте, куда легко было добраться круглый год, даже по реке, когда она не замерзала. А после того как вставал лед, они сгружали металл с судов и на лыжах или санях везли по ровным дорогам. На зиму у них были богатые запасы еды и топлива. Ведь зимой эти люди пережигали на уголь березы и сосны, которые в изобилии можно было найти на спускавшейся к морю равнине.
Когда ученик Стейн первым сообщил, что с запада приближаются чужаки, старший жрец Герьолф был удивлен, но не встревожен. Должно быть, это финны, подумал он. Больше здесь появиться некому. Скоро станет ясно, чего они хотят. Тем временем он приказал прекратить работу и всем без паники вооружиться, в основном арбалетами нового образца, которые год назад были изобретены в Англии. Благодаря шведской стали их с уверенностью можно было считать лучшим оружием в мире. Гораздо лучше, чем те английские образцы, которые друг Хагбарт, жрец Ньёрда, показал ему как новинку.
Люди Герьолфа прикрывали его, по большей части незаметно, когда он вышел понаблюдать за черными точками, пересекающими снега. Нет, все-таки не финны. Некоторые лыжники идут сносно, некоторые на удивление неуклюжи, но даже лучшим из них далеко до непринужденного изящества местных бегунов. Однако сани у них, похоже, финской постройки, и возницы правят упряжками хорошо, хотя и едут крайне медленно, будто везут толпу старух на похороны.
Сомнения Герьолфа сменились изумлением, когда он увидел, как передний лыжник набрал скорость, отделился от других и заскользил в его сторону. Воспаленно-красные от снежного сияния глаза глядели на жреца из-под давно не стриженных косм.
— Здравствуй, Герьолф, — сказало привидение. — Мы встречались. Я Торвин, жрец Тора, как и ты. Показал бы тебе амулет, если бы мог его достать, и белую рубаху, не будь она под верхней одеждой. Но я обращаюсь к тебе как к собрату с просьбой о помощи. Мы сослужили Пути хорошую службу и совершили долгое путешествие, чтобы найти вас.
Когда упряжки и самые медлительные лыжники добрались до них, Герьолф крикнул своим людям, чтобы убрали оружие и помогли путникам. Те с трудом выбирались из саней, с облегчением оглядываясь, доставали мешки. Один из лыжников поторговался с финскими возницами, наконец расплатился с ними и побрел к фактории, а те уехали, пощелкивая кнутами и погоняя оленей