Шеф кивнул, все еще не понимая, чего от него хотят.
— Он просит, чтобы ты их выручил, — продолжал Оттар.
— Я?! Я ничего не знаю об Уппсале!
Но тут Шеф умолк. Он вспомнил третье видение в шатре Пирууси. Из всех видений больше всего мысли занимало первое, в котором появились старые враги Рагнарссоны, захватили город и отрезали Шефу путь домой. Но ведь он видел и короля, нового короля шведов, — жрецы угрозами вырвали у него обещание совершить великое жертвоприношение вместо обычного избавления от лишних трэллов, которое многие годы устраивало шведов. И еще упоминались христиане, их тоже казнят.
— А твой швед сказал что-нибудь о христианах?
Лицо Пирууси просветлело, он что-то произнес по-фински.
— Он знал, что тебя ведут духи, — перевел Оттар. — Христиан тоже потащат к священному дубу. А также людей Пути, — по крайней мере, так он говорит.
— У нас тут спокойно, — возразил Шеф.
— Мы живем далеко, в верховьях реки. И потом, у нас не все люди на месте.
У Шефа сжалось сердце. Торвин, когда снег еще позволял ездить на санях, уехал за тридцать миль, в поселок, менять железо на продукты, и вместе с ним Квикка, Хама и Удд. Они до сих пор не вернулись. Если их тоже схватили… Шеф с удивлением понял, что из этой четверки — Удд, Хама, Квикка, который спас ему жизнь, вырвав из объятий утопающего Ивара, Торвин, который принял его, бездомного бродягу, — больше всего ему дорог Удд. Если коротышки не станет, ему не найдется замены. Без его таланта многие замыслы умрут, так и не родившись.
— Думаешь, их могли захватить шведы? — спросил Шеф.
Оттар указал на дорогу, идущую с востока, со стороны реки. На ней показались всадники, которые изо всех сил шпорили вязнущих в грязи лошадей.
— Кажется, нам хотят сообщить новости, — мрачно ответил он.
Новости были те самые, которых ждали. Поселок, врасплох застигнутый на рассвете, сгорел дотла. Налетчики убивали всех попавшихся на глаза мужчин, женщин и детей, но некоторых схватили и увезли на свободных лошадях. В полон отбирали тех, кто носил амулеты Пути, а также юношей и девушек. В суматохе трудно было понять, почему шведы напали на поселок. Но кое-кто утверждал, что, убивая, они кричали: «Скогарменн! Скогарменн!» Лесовики, разбойники, лесные братья. Один черт. Жреца Торвина схватили наверняка, видели, как шведы его увозили. Заметили также щербатого человека — это, наверное, был Квикка. Никто не смог вспомнить человека, похожего на Удда. Но это вполне объяснимо, подумал Шеф. Люди нередко не замечали Удда, даже находясь с ним в одной комнате. Пока дело не доходило до металлов, до железа, стали и механизмов, малыш как бы не существовал.
— Когда будет жертвоприношение? — спросил Шеф.
Терзая бороду, Герьолф ответил:
— В день, когда на священном дубе — Дубе Королевства, как они его называют, — появятся первые зеленые почки. Дней через десять. Или двенадцать.
— Так, — произнес Шеф, — мы должны спасти наших людей. Хотя бы попытаться.
— Согласен с тобой, — ответил Герьолф. — И это сказал бы каждый жрец Пути, даже Вальгрим, будь он жив. Ведь шведы бросили нам вызов. Если они повесят наших жрецов в их священных одеждах, с ритуальными ягодами рябины на поясе и пекторалями на шее, тогда от нас отвернутся все, кого мы только обратили в нашу веру в Швеции. И за ее пределами, как только весть распространится.
— Спроси Пирууси, что он собирается делать, — сказал Шеф Оттару.
— Все, что по силам человеку, — был ответ. Шведы увели самую юную и самую любимую его жену. Пирууси так живо и ярко описал ее прелести, что стало очевидно: он считает ее, как и Шеф Удда, незаменимой.
— Хорошо. Еще мне нужен Хагбарт. Позови его, Герьолф. Теперь это дело Пути. И дальше, я собираюсь поднять свое знамя.
— С каким девизом?
Шеф задумался. Он видел много стягов и знал, с какой силой они действуют на воображение. Существовали знамя Ворона братьев Рагнарссонов, Кольчатый Гад Ивара. Альфред поднимал Уэссекского Золотого Дракона, оставшегося от римлян. Гербом Рагнхильды был Хватающий Зверь. Сам Шеф шел к Гастингсу под знаменем Молота и Креста, чтобы объединить людей Пути и английских христиан в борьбе против армии папы. Что ему выбрать на этот раз? Знак Рига, лесенку, которую он носил на шее? Этого никто не поймет. Молот и разорванные оковы, символ свободы? На этот раз он собирается освобождать не рабов, а людей с диких окраин и разбойников.
— Ты, разумеется, должен поднять знак Молота, — настаивал Герьолф. — Не Молот и Крест, как когда-то. Здесь нет христиан. Только германцы и обращенные ими, они нам не друзья.
Шеф принял решение. Он все еще держал копье, которое взял у Эхегоргуна, — копье, которое досталось троллю от трондского ярла Болли.
— Моим гербом будет поднятое Копье, — сказал он. — А поперек него Молот Пути.
Герьолф насупился:
— На мой вкус, это будет слишком похоже на крест.
Шеф уставился на него.
— Если я буду сражаться с королем, — заявил он, — значит я король. Ты слышал приказ короля. Пришли ко мне всех наших швей. И пришли Катреда тоже.
Когда Герьолф ушел, Шеф тихонько сказал Катреду:
— Мы не выступим раньше чем завтра утром. Прогуляйся сегодня вечерком. Никакой надежды, что потаенные помогут нам в Уппсале, правильно? Слишком далеко от пустошей и от гор. Но все равно известие нужно передать. Может быть, на Севере есть другие семьи полутроллей, кроме Бранда. Выясни это.
Шеф хотел добавить «и не забудь вернуться», но сдержался. Если Катред захочет уйти, он уйдет. Все, что его сейчас удерживает, — это его гордость, и не стоит задевать ее.
На следующее утро Катред безмолвно стоял на носу «Неустрашимого», во всех своих доспехах, в шлеме, с мечом, со щитом и с копьем. Он снова выглядел как королевский ратоборец, если не считать глаз, усталых и покрасневших.
Корабль был переполнен мужчинами и женщинами. Только с полдюжины их осталось на руднике. Жрецы, послушники, англичане и финны — все взошли на борт, общим числом до пяти десятков человек, а то и более. Им бы никогда не удалось всем поместиться, если бы корабль шел на веслах или под парусом. Но талые воды несли его без всяких человеческих усилий со скоростью хорошего скакуна. Вставшему у румпеля Хагбарту пришлось только послать на рею впередсмотрящего, чтобы следил за льдинами, и выставить на носу людей с веслами, чтобы расталкивать плавающие обломки льда.
Во время всего путешествия вниз по реке они видели следы разорения, сожженные хутора, сожженные деревни. Людей, которые, завидя реющее знамя, выходили на берег, ободряли, говорили им, чтобы доставали свои лодки и присоединялись к отряду. Когда «Неустрашимый» вышел в море, его сопровождала целая флотилия четырех- и шестивесельных шлюпок. На морском побережье рыбачьи деревни Финнмарки выставляли уже суда покрупнее. Шеф распоряжался, брал под свою команду большие лодки, пересаживал на них людей с маленьких.
— Так мы с ними далеко не уйдем, — протестовал Хагбарт. — Во-первых, они не могут нести достаточный запас воды. Ладно, не говори ничего, я уже понял. Приказам нужно подчиняться. И у тебя есть свой замысел.
Когда «Неустрашимый» со своим эскортом мелких судов вышел в Финскую бухту, как шведы называют глубокий залив между шведской Финнмаркой и противоположным берегом, они увидели россыпь маленьких островов. Молчавший до сих пор Пирууси приблизился к Шефу и указал вдаль.
— На этих островах живут финны, — сказал он. — Я иногда ходил в гости по льду. Морские финны.
Шеф посадил Оттара, Пирууси и ватагу финнов в шлюпку, велел им привести с собой как можно больше лодок и людей. Они ушли под небольшим парусом, ожидая нападения береговой охраны короля Кьяллака.
Эли Рыжий, шкипер «Морского котика», охранявшего границу около Аландских островов, увидел вдалеке необычный парус и стал осторожно сближаться. Он наслушался историй о странных кораблях со странным вооружением, и ему не хотелось рисковать без надобности. Заметил позади разноцветье рваных парусов и расслабился. Рыбачьи лодки полны дерьма всякого, падали ходячей. В любом случае, едва они заметят его полосатый парус и парус его напарника, как рванут когти. Но что там делают на этом странном корабле? Этой помеси купеческого кнорра с рыбачьей лодкой? Тоже пытаются сбежать?
— Их уже можно достать дальним выстрелом! — заорал Озмод. Бывший командир алебардщиков едва сдерживал ярость с тех самых пор, как узнал, что его давнему другу и напарнику Квикке угрожает судьба жертвы Одину и Фрейру и шведская петля.
— Отойти от мула, — скомандовал Шеф. — Всем спуститься в трюм. Хагбарт, тебе тоже. Давай, Озмод, командуй. Давай, разворачиваемся, как будто мы убегаем.
Озмод возмутился:
— Но я не умею разворачивать судно!
— Умеешь-умеешь, ты достаточно часто видел, как это делается. Теперь сделай это сам. Карли, Вилфи и я — мы твои матросы. Катред, берись за рулевое весло!
— Ладно, — неуверенно сказал Озмод. — Откуда у нас ветер? Катред, разверни наш передок немножко от ветра, ну, налево, словом. Карли, тяни за этот конец реи, а ты, Вилфи, — за другой, и разверните рею так, чтобы ветер был позади нас. Господи, тьфу ты, Тор, что же дальше-то делать?
Хагбарт закрыл глаза руками, а «Неустрашимый» неуклюже обратился в бегство, почти как купец с маленькой командой, да еще впервые вышедшей в море. Наблюдая, Эли усмехнулся в рыжую бороду и опытной рукой повел оба своих корабля на перехват.
— Пригните голову! — скомандовал Шеф. — Забудьте про мулы. Каждому взять по арбалету в руки и по одному запасному.
Он выждал, пока «Морской котик» не встал почти борт к борту, — над планширом возвышались свирепые бородатые лица, вперед выставлены копья, — и только тогда дал команду своим затаившимся в засаде бойцам. Любой может взвести арбалет, как сказал Удд два года назад. А с ножным рычагом это стало еще проще. С десяти ярдов не промахнется даже самый неопытный, а ведь с десяти ярдов стальная арбалетная стрела пробивает деревянный щит и кольчужную сетку, мышцы и кости, словно тонкую парусину. Когда арбалетчики Шефа отбросили первые арбалеты и взялись за вторые, уже было ясно, что во втором залпе нет нужды.