— Уже? Так быстро?
— Здесь мы не найдем ответов, — сказал он. — Только огромные камни. Их много веков назад заволокли сюда язычники.
— А брат Освальд? — Я кинула взгляд на молящегося цистерцианца.
— Он ничего не узнает здесь. И уж конечно не поймет, почему Господь допустил закрытие монастырей. — Брат Эдмунд говорил резким тоном. — Найти способ остановить Кромвеля — вот единственное, чем мы можем помочь ему, помочь всем этим бедным, потерянным людям.
Брат Эдмунд помог мне подняться, руки его оказались на удивление сильными. Он быстрым шагом, не отпуская меня, направился к лошадям. Когда мы проходили мимо густых зарослей, одна из веток царапнула меня по руке.
— Не надо меня тащить, — воспротивилась я. — Мне больно.
— Неужели я только что услышал от вас жалобу, сестра Джоанна? — саркастически спросил он. — Что ж, в конечном счете хоть одна запоминающаяся вещь сегодня утром случилась.
Я вырвалась из хватки брата Эдмунда.
— Да что с вами такое?
— Простите меня. Я не должен так говорить. Просто, глядя на этих невинных людей, я чувствую огромную боль. И жалость. Брат Освальд сказал мне, что они сложили вместе все свои выходные пособия, которые выплатили им уполномоченные короля. Этих денег вполне хватило бы на то, чтобы добраться на континент и найти там монастырь, который примет их. Но они не хотят покидать родную землю и расходуют все свои деньги сейчас, без всякого смысла бродя по Англии.
— Вы уверены в том, что это они бродят без всякого смысла, а не мы с вами? — спросила я.
Он поморщился:
— Нет, не уверен.
Несколько минут мы шли молча. Затем обернулись в последний раз — монахи все еще молились, читали псалмы и толклись вокруг древних камней Стоунхенджа. Я скорбела всем сердцем, что больше никогда не увижу их.
— И все же они сегодня могут найти истину, — сказала я, вспоминая то откровение, что снизошло на меня, когда я стояла среди камней. — Мы не можем слышать молитвы других людей.
Губы брата Эдмунда сжались.
— Нам следует поскорее добраться до монастыря Мальмсбери, сестра Джоанна.
Мы сели на лошадей и двинулись в путь на северо-запад.
Моя племянница была права: Лука оказался очень полезен, он знал все дороги. Мальчик возглавлял наше путешествие мимо голых полей и пастбищ. Двигаться приходилось медленно, потому что дороги были очень узкими и содержались в плачевном состоянии. Трудно было представить, что большой монастырь и место захоронения великого короля находятся в таком медвежьем углу. Брат Эдмунд все время поглядывал на солнце, которое, достигнув высшей точки, начало уже потихоньку клониться на запад. Он почти ничего не говорил, разве что неизменно отвечал «нет» на предложение Джона отдохнуть.
В середине дня я наконец сказала:
— Лошадей нужно покормить и напоить. Я тоже хочу добраться в Мальмсбери как можно скорее, но если животные упадут без сил, других нам взять будет неоткуда.
Пока лошади отдыхали, а мы с Джоном и Лукой подкреплялись хлебом и яблоками, брат Эдмунд стоял в стороне, сплетя за спиной пальцы и уставившись на деревья, растущие вдоль дороги. По тому, как Лука тайком поглядывал на брата Эдмунда, я понимала, что мальчишка побаивается его.
Я взяла последнее яблоко и подошла к брату.
— Пожалуйста, сестра, не просите меня об этом — я все равно ничего есть не буду, — пробормотал он.
Я увидела капельку пота, катящуюся по его лбу, хотя день стоял холодный. Его недуг сегодня проявлялся сильнее обычного.
Внезапно брат Эдмунд показал в сторону зарослей вдали от дороги и устремился туда.
— Что там такое? — окликнула я его. — Пожалуйста, подождите меня!
Но он побежал еще быстрее, и я, испуганная, последовала за ним.
За деревьями я увидела руины какого-то каменного здания. От него остались только фундамент и половина одной стены. Но в дальней части квадратного основания поднимался странный крест. В середине находился круг, и крестовины простирались за его пределы. На основании можно было различить какие-то полустертые надписи. Высота креста достигала приблизительно четырех футов, а его центр находился близко к земле, — видимо, он постепенно погружался в почву.
— Ему не меньше семи веков, — возбужденно пояснил брат Эдмунд.
— Какой это язык? — показала я на надпись.
— Не уверен — возможно, кельтский, — ответил он и, вытянув руку, почтительно погладил крест и начал молиться.
Когда мы вернулись к лошадям, брат Эдмунд спросил у Луки, нет ли где-нибудь в окрестностях еще таких руин.
— Есть, сэр, — ответил Лука. — Это ведь старейшая часть Англии.
— Старейшая? — резко произнес брат. — В каком смысле?
Лука неловко пожал плечами:
— Так люди говорят, сэр. Вот, например, эта дорога, Кингсвей, она была проложена много-много лет назад. Мой дед называл ее дорогой Альфреда.
Мы с братом Эдмундом обменялись взглядами, и он зашагал к своей лошади.
— Ну, — сказал он, — нам пора ехать дальше. — Его карие глаза сверкнули.
Джон с Лукой тоже встревоженно переглянулись, а потом поспешили к своим лошадям. Я, насколько это было в моих силах, делала вид, что все в порядке.
Приближался вечер. Должно было бы похолодать, но, хотя мы и двигались на север так быстро, как только это позволяла дорога, воздух становился теплее. Меня это обескураживало. Я не страдала болезненной потливостью, мучившей брата Эдмунда, — откуда же бралось это ощущение тепла? Потом я увидела, что и Джон расстегнул на себе верхнюю одежду.
Словно что-то поднималось над землей, согревая нас.
На перекрестке Лука привстал в седле.
— Вон там впереди Мальмсбери, — проговорил он.
На западе, у самого горизонта, виднелся плоский холм. За окружавшей его стеной поднимались крыши тесно сгрудившихся зданий. Похоже, городок не такой уж и маленький.
Я услышала шум воды. Слева от нас, перекатываясь через гладкие камни, бежала река. Она огибала город на холме. Через реку был переброшен древний каменный мост. Река разделялась, и один из ее рукавов огибал Мальмсбери с другой стороны. Дорога поднималась вверх к городу, который казался чуть ли не островом.
— Смотрите, по-вашему, это оно? — спросил брат Эдмунд, указывая на самое высокое здание на холме. Я увидела башню и длинную покатую крышу.
— Такой большой — настоящий собор, — восторженно сказала я.
Брат Эдмунд ударил лошадь каблуками в бока и поскакал через мост. Я услышала, как он прокричал человеку, идущему по краю моста:
— Где тут у вас монастырь?
— В северном конце города, сэр, — ответил тот, прикоснувшись к шапке.
Брат Эдмунд поспешил вперед и галопом миновал городские ворота. Моя лошадь устала, и я не хотела подгонять ее на подъеме, а потому мы втроем — я, Джон и Лука — ехали сзади рысцой.
Когда мы добрались до центра города, я увидела впереди брата Эдмунда. Он остановился и спрыгнул с лошади так быстро, что подвернул ногу, но тут же преодолел боль и выпрямился. Он подбежал к высокой кирпичной стене с правой стороны улицы и замер там, как статуя.
— Нет! — услышала я его крик — такой жуткий, будто его пронзили мечом.
Когда я подъехала, брат Эдмунд, не таясь, плакал. Рядом с ним собрались горожане: две женщины, старик и мальчик — все они явно были озабочены состоянием путника.
Я подбежала к нему и взмолилась:
— Ради Спасителя, скажите, что случилось?
— Мальмсбери уничтожен, — с трудом проговорил он.
Я заглянула в арочный вход. За стеной растянулся великолепный монастырь с округлыми башнями и колоннами, но громадный шпиль лежал на земле, и на его месте зияла дыра. Переднюю часть монастырского здания, похоже, уже разобрали. Рядом лежала груда кирпичей. Кирпичами были нагружены и две телеги. Неподалеку я увидела вырытую яму.
— Мы опоздали, — сказал брат Эдмунд. — Монастырь разрушили.
41
Одна из женщин подтолкнула меня локтем.
— Но монастырь никто не разрушал, госпожа, — сказала она.
Брат Эдмунд услышал ее.
— Что вы хотите сказать? Разве это сделано не по приказу уполномоченных короля?
— Нет, сэр, — ответила она. — Уполномоченные и впрямь приезжали, чтобы составить отчет, но монастырь они не закрыли. Шпиль обрушился во время ужасной бури много лет назад.[38] Еще до моего рождения. А теперь вот решили разобрать поврежденные части — на то, чтобы восстановить, как было прежде, денег нет. Но задняя часть уцелела, монастырь не тронут. Тут хранятся все наши летописи, есть настоятель и монахи. — Она помолчала. — Вы слышите пение?
— Я ничего не слышу, — подавленно произнес брат Эдмунд.
Женщина подняла руку, призывая нас к тишине. И тогда мы и в самом деле услышали из-за стены прекрасные звуки: гармонию множества гордых голосов, ибо как раз был час вечерней службы.
Женщина повернулась к брату Эдмунду:
— Так что вы совершенно напрасно расстроились, сэр.
Другие горожане тоже попытались приободрить его.
— Наши замечательные монахи по-прежнему с нами, — сказал старик. — Монастырь Мальмсбери вас не разочарует.
Я давно не видела такого сострадания со стороны совершенно чужих людей. И мой спутник тоже был явно тронут их участием.
— Ах, спасибо вам, добрые христиане, спасибо, — поблагодарил их брат Эдмунд и перекрестился. Он прошел под арку на лужайку монастыря.
Я поспешно дала Джону и Луке несколько монеток, велев им поужинать самим и покормить лошадей.
— Узнайте, есть ли здесь в городе гостиница, и возвращайтесь через три часа.
— Но к тому времени будет уже темно, — возразил Джон. — Что мы станем делать, если гостиницы тут нет?
Я не ответила — повернулась и пошла через лужайку за братом Эдмундом. Упавшие кирпичи трудно было заметить в сгущающейся темноте, и я, споткнувшись об один из них, упала, ударилась правым коленом и тут же почувствовала, как растекается по ноге теплая кровь.
— Подождите меня, брат, — попросила я, стараясь не обращать внимания на боль.