[95].
Иногда в литературе высказываются сомнения в подлинности записей Пикера. На наш взгляд, для этого нет никаких оснований. В немецких архивах сохранились более поздние заметки, сделанные лично Борманом и заверенные его подписью, в которых приводились совершенно идентичные, резко антихристианские высказывания Гитлера. Согласно этим заметкам, 26 января 1943 г. фюрер в своей ставке говорил: «Римское государство было уничтожено христианством; так называемая религия Павла революционизировала рабов и римское недочеловечество… Римские деятели культуры, римское государство создавали прекрасные произведения искусства, а так называемые произведения искусства, созданные христианами тех лет и сохранившиеся в катакомбах, несли большевистско-футуристические черты. Вся величина противоположности между язычеством и христианством проявляется в гигиене, которую оба имели: мы даже сегодня удивляемся римским водопроводам и баням! Христианство, напротив, подавляло всякую природно-необходимую гигиену; существовал один святой, который жил в собственных испражнениях… Как выглядел бы мир, если бы христианство не пришло и научные исследования не остановились бы на 1500 лет! В каком размере христианство уничтожило языческую культуру, мы едва ли можем сегодня представить»[96]. Когда читаешь подобные фразы, просто поражает глубочайшая, прямо-таки звериная ненависть Гитлера ко всему связанному с христианством, в котором фюрер вообще не видел ничего мало-мальски позитивного. И записанные Борманом высказывания иногда почти дословно совпадают с заметками Пикера, при котором Гитлер, например, заявлял: «Античность была куда лучше нынешних времен, поскольку не знала ни Христа, ни сифилиса… По своему происхождению эта религия — еврейская, вынуждающая людей гнуть спину по звуку церковного колокола и ползти к кресту чуждого Бога»[97].
При таких обстоятельствах никакие формальные запреты на проведение в ходе войны антицерковных акций не выполнялись. На практике в Третьем рейхе до самого его крушения шла неослабная малая война против христианских конфессий, которой руководил лично Борман. И он по указанию фюрера неустанно готовил нацистскую партию к грядущему окончательному сведению счетов с Церковью. Так, в феврале 1942 г. Гитлер постановил «принципиально до конца войны» не разрешать преобразование и создание новых церковных союзов, общин и приходов. 13 октября 1942 г. всем религиозным организациям предписывалось сдавать металлические предметы на нужды оборонной промышленности и т. д.[98]
Репрессии в отношении священников никогда не прекращались полностью. Например, 23 октября 1941 г. был арестован настоятель берлинской католической Хедвигскирхе Б. Лихтенберг, который с ноября 1938 г. ежедневно публично молился «о евреях и всех несчастных узниках концлагерей». 22 мая 1942 г. священник был осужден и вскоре умер. Один из его товарищей по заключению — некатолик после похорон подошел к заключенному — католику и сказал: «Сегодня похоронили святого». Когда в тюрьме его посетил епископ, Лихтенберг поделился с ним планами после освобождения присоединиться к депортированным в гетто Лодзи берлинским крещеным евреям в качестве их духовника, стараясь представить себе, как отнесся бы к этим планам папа. Современный исследователь пишет: «Если бы он (Лихтенберг) дожил до конца войны и узнал бы обо всем, то был бы потрясен, хотя наверняка остался бы непоколебим. Ведь римский первосвященник в безопасности Ватикана ни разу не сделал того, что ежедневно делал Лихтенберг, который в течение почти трех лет публично и без иносказаний молился за евреев»[99]. Действительно, папа Пий XII молчал даже во время депортации евреев из Рима в конце 1943 г. В то же время на оккупированных территориях существовало много подпольных католических организаций, спасавших истребляемых людей. С их помощью около 37 тыс. евреев смогли покинуть зону оккупации по фальшивым паспортам. В одной из таких организаций некоторое время работал и нынешний папа Иоанн Павел II. Примеры же репрессий священнослужителей в самой Германии очень многочисленны. Так, в 1944 г. были арестованы священники Ламперт, Шейнбахер и Даниель в г. Штеттине, настоятель бенедиктинского монастыря Неттен в Баварии аббат К. Гофмейстер, католический священник в Берлине И. Мецгер, которого «за измену родине» предали суду и казнили, и др. Всего за годы войны было рассмотрено около 9 тыс. дел по обвинениям католиков в антигосударственной деятельности и после вынесения приговоров казнено и замучено около 4 тыс. человек. Причем в это число не входило еще несколько тысяч членов ордена иезуитов. Только в концлагерь Дахау было заключено 2720 священников, из них 22 православных[100].
Таким образом, несмотря на всю яростную враждебность к христианству нацистских руководителей, «промежуточная стадия» в их антицерковной политике продолжалась до конца войны. В обстановке затянувшихся военных действий и последовавших затем неудач они не решились перейти к следующим этапам своих планов. Сами поражения на фронте воспринимались вождями Третьего рейха в мистическом, псевдорелигиозном свете. В начале 1943 г. после разгрома под Сталинградом Геббельс писал: «Поймите! Сама идея, само понимание Вселенной терпит поражение. Духовные силы будут побеждены, и близится час Страшного суда»[101]. Ни целостного религиозного учения, ни единого набора ритуалов нацисты создать не успели. Вероятно, новая религия Гитлера была бы эклектичной смесью германского язычества, различных оккультных учений, каких-то внешних элементов христианства и даже буддизма. Но в мае 1945 г. «тысячелетний рейх» рухнул, похоронив под своими обломками и нацистский мистицизм.
2Православные общины в Германии и попытки их унификации в 1933–1941 гг.
Первые православные русские приходы появились в Германии в 1710-е гг. К началу Первой мировой войны Русская Церковь обладала в этой стране значительной собственностью — около 36 храмов, домов и земельных участков. Однако численность православных верующих оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917 г. и окончания Гражданской войны в России. Пределы страны покинуло около 2 млн представителей белой эмиграции, не смирившихся с победой советской власти. Из них более двухсот тысяч к началу 1920-х гг. поселилось в Германии. Затем, главным образом по экономическим соображениям, большая часть переехала в другие страны. В 1935 г., по данным гестапо, русская эмиграция в Третьем рейхе насчитывала около 80 тыс., а по сведениям Министерства церковных дел в 1936 г. — примерно 100 тыс. человек[102]. Такое количество эмигрантов способствовало значительной активизации церковной жизни. Правда, численность русской православной общины была гораздо меньше. Берлинский епископ Тихон (Лященко) писал в 1933 г. о 23 700 прихожанах Русской Церкви в Германии. Согласно же данным Статистической рейхсслужбы, на 16 июня 1933 г. в стране числилось 13 023 православных, а в 1937 г. — 13 036[103]. Вероятно, не все эмигранты, в том числе считавшие себя верующими, были зарегистрированы в качестве членов приходов.
Эти православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х гг. возникшим вместо прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за рубежом (РПЦЗ) с центром в югославском городе Сремские Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский) (евлогиане). Единственная община Московского Патриархата в Берлине существовала с 1931 г. до смерти ее настоятеля прот. Григория Прозорова в 1942 г., насчитывала всего 50 человек и не привлекала особого внимания германских ведомств[104].
Постановлением Архиерейского Синода РПЦЗ от 1 июля 1926 г. территория Германии была выделена в самостоятельную епархию, и ее епископом с титулом Берлинского и Германского был назначен Тихон (Лященко). К 1935 г. в стране имелось 4 карловацких прихода. Но евлогианских было гораздо больше — 9 приходов, имевших статус «зарегистрированных объединений» со времен Веймарской республики, и 4 незарегистрированные общины[105].
После изменения политического режима и создания национал-социалистического правительства представители всех трех юрисдикций Русской Церкви пытались прояснять новую ситуацию и обратились с письмами к германским властям. Г. Прозоров написал 6 сентября 1934 г. рейхсканцлеру, что как еп. Тихон, так и митр. Евлогий пребывают в схизме. Он подчеркнул: «Следует категорически заметить, что единственным законным владельцем русской церковной собственности являются исключительно высшие русские церковные власти, которые в настоящее время представляют Священный Патриарший Синод, и возглавляющий его митрополит Московский Сергий»[106]. Никакой реакции на это письмо, как и на послание митр. Евлогия не последовало. Владыка обратился 10 мая 1934 г. по поручению собрания представителей евлогианских общин к рейхсканцлеру с письмом, в котором просил о доброжелательном отношении к подчиненным ему приходам, «которые сочетают чувство сердечной признательности своих членов к их немецким друзьям с глубокой верой в Бога и любовью к Отчизне…»[107].
Наибольшую активность проявили еп. Тихон и его «представитель по мирским делам» князь Массальский. Уже в 1933 г. они попытались добиться признания нацистским режимом епархии РПЦЗ и получить в свое управление всю русскую церковную собственность в стране. Государственное признание виделось им в форме присвоения карловацкой епархии статуса корпорации публичного права, который в июле 1933 г. был предоставлен Немецкой Евангелической Церкви и по конкордату с папой — Католической Церкви. Просьбы об этом, как и призывы принять меры против якобы находящихся под французским и масонским влиянием евлогиан содержались в письмах, отправленных еп. Тихоном и Массальским в июле 1933 — августе 1934 гг. в различные правительственные инстанции. Причем Синод РПЦЗ, как раз в это время рассматривавший вопросы об отзыве епископа из Германии и путях примирения с митр. Евлогием, к подобным инициативам отношения не имел