Утверждение проектов документов фюрером в феврале 1942 г. вновь не состоялось. В дело активно вмешался руководитель Партийной канцелярии рейхслейтер Борман, занимавший резко выраженную антицерковную и антихристианскую позицию. Он критически отнесся к закону и прилагаемым разъяснениям и 1 марта отправил их проекты подчиненным ему службам для детальной проработки. Только через месяц — 3 апреля Борман прислал свои соображения и замечания Розенбергу, который между тем в конце марта вновь безуспешно пытался добиться утверждения фюрером своих документов и с этой целью 25 марта переслал проект закона шефу Рейхсканцелярии Ламмерсу[284].
В своем письме Борман сообщал Розенбергу, что оба документа вызывают вопросы. В частности, по его мнению, предложенный вариант второго закона делает невозможным внесение новых положений в сам закон или разъяснения. И вообще редакция параграфов должна иметь сугубо прагматический характер, а не «производить впечатление либеральной государственной конституции и не инициировать дарование основных государственных прав личности». Также он предлагал убрать выражение «сообщество верующих» — из-за его «явного национал-социалистического значения» и слово «вера» — из-за не чисто конфессионального значения. Борман написал свою редакцию двух первых главных параграфов указа в прагматическом, а не либерально-пропагандистском духе. Особенно резкую критику рейхслейтера вызывали разъяснения к закону. Его критические рассуждения заняли 10 страниц (больше чем сам документ!). Суть их сводилась к установлению еще более полного, почти тотального контроля за всей деятельностью религиозных организаций. Так, Борман считал, что министр занятых восточных территорий лично должен принимать решения не только о допущении вновь образованных конфессиональных организаций, но и о разрешении существования уже имеющихся, «даже мельчайшего вида». В конце письма рейхсляйтер советовал учесть его аргументы при разработке новых проектов и после их создания предоставить ему возможность для дальнейшего высказывания мнения. При этом он ссылался на указ фюрера о должности руководителя Партийной канцелярии от 16 января 1942 г., что делало невозможным избежать его повторный контроль. Борман предлагал в ближайшее время провести переговоры для урегулирования спорных моментов с разработками этого дела в его ведомстве[285].
Желая во что бы то ни стало добиться выхода закона, работники РМО, по существу, капитулировали. В ходе состоявшихся 22 апреля переговоров с представителями Партийной канцелярии они дословно приняли вариант, написанный Борманом. Сильные изменения претерпели разъяснительные распоряжения — из 21 параграфа в них осталось только 7. Исчезли все относительно либеральные пункты, как, например, параграф 17 — «Религиозные объединения могут получить от рейхсминистра разрешение на подготовку смены духовенства, то есть основывать и содержать образовательные учреждения»[286]. Некоторые решения, которые согласно первоначальному проекту должны были принимать генерал-комиссары, теперь могли исходить только от рейхскомиссаров и т. д.
Но уступки, сделанные руководителю Партийной канцелярии, не помогли. Пик переговоров о законе пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России. Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых Церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, — говорил Гитлер, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы»[287].
Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В.И. Алексеев и Ф.Г. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской Церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розенберга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают «сами собой» большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, а лишь поручить рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины» выпустить от своего имени указы о правовых отношениях религиозных организаций. Вероятно, свою роль сыграло и то, что на май — лето 1942 г. приходился период наибольших успехов вермахта на Восточном фронте. Нацистскому руководству казалось, что крушение советского государства и окончательная победа близки, и поэтому можно особенно не считаться с настроением населения на оккупированных территориях, тем более связывать себя какими-либо законами. Ведь еще в октябре 1941 г. начала замышляться полная ликвидация Православной Церкви в России и замена ее новой псевдорелигией, очищенной от «еврейских догматов». На переговорах 8 мая Гитлер прямо указал, «что после войны он предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить»[288]. В итоге последний восемнадцатый проект закона о религиозной свободе был отвергнут.
Текст будущих указов вместе с разъяснением направляющей линии германской политики по отношению к религиозным обществам на занятых восточных территориях А. Розенберг выслал рейхскомиссарам 13 мая — через 5 дней после совещания в ставке Гитлера. Основные положения этого разъяснения сводились к 4 пунктам: 1. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой. 2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны были выходить за границы генерал-бецирка. 3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии национальную идею. Специально подчеркивалось: «Указ обеспечивает, с одной стороны, требуемую религиозную свободу совести, но имеет также цель препятствовать политически направленным религиозным обществам и, прежде всего, сделать невозможным влияние на занятых территориях Русской Православной Церкви как носительницы великорусской империалистической идеи»[289].
Последний пункт пересекался с точкой зрения Г. Гиммлера, указавшего в одном из писем на опасность, исходящую от Православной Церкви, которая сплачивает русских «национально». Он полагал, что поэтому ее необходимо дезорганизовать, а возможно, и вообще ликвидировать[290]. Хорошо известно также другое письмо рейхсфюрера СС Кальтенбруннеру и другим работникам РСХА от 24 октября 1944 г.: «Собственный опыт и познания последнего времени привели меня к соображениям и намерениям, с которыми я хочу вас познакомить. Речь идет об исследованиях Библии… и в связи с этим, о власовском вопросе. Дальше мои размышления коснутся всего комплекса вопросов: как мы хотим в России господствовать и замирить ее, если мы снова завоюем большие территории русской земли?.. Люди там должны иметь религию или мировоззрение. Поддерживать и снова оживлять Православную Церковь было бы неверным, так как она всегда являлась организацией национального сплочения… Нам нужно поддерживать каждую религиозную форму и секту, которая будет пацифиствующей»[291].
Выполняя указания А. Розенберга, рейхскомиссар «Украины» Э. Кох 1 июня, а рейхскомиссар «Остланда» X. Лозе 19 июня издали одинаковые указы, которые ставили все религиозные организации под постоянный контроль германской администрации. Какие-либо упоминания о свободе веры или церковной деятельности полностью отсутствовали, главное внимание уделялось порядку регистрации объединений верующих, им разрешалось заниматься лишь выполнением чисто религиозных задач. В частности, в данном акте говорилось: «§ 1.1. Религиозные общества, которые в момент вступления в силу этого указа уже существуют на занятых восточных территориях, в течение трех месяцев сообщают о себе генерал-комиссару, в районе которого находятся. 2. …Уведомление должно содержать следующие сведения: а) название, сфера деятельности, месторасположение религиозного общества, б) направление вероисповедания, в) правление, прочие имеющие право на представительство личности, круг их обязанностей и задач, г) подведомственные местные религиозные объединения… § 2.1. На создание нового религиозного общества требуется разрешение рейхскомиссара… § 3.2. Член правления религиозного общества теряет свое положение члена правления, если генерал-комиссар высказал против него возражения общеполитического характера. § 4. Религиозные общества, их центральные и местные органы, а также функционеры ограничивают свою деятельность выполнением религиозных задач. § 5.2. Религиозное общество может быть распущено рейхскомиссаром, если его деятельность не ограничивается выполнением религиозных задач или подвергает опасности общественный порядок и безопасность»