Кроме того, украинские националисты двух враждующих между собой течений — мельниковцы и бандеровцы, получив полную свободу действий и поддержку оккупантов, быстро заняли основные командные посты в созданной нацистами гражданской администрации. Естественно, они помогали автокефалистам. Так, племянник Петлюры Степан Скрыпник (14 мая 1942 г. принявший сан епископа с именем Мстислав) 26 июля 1941 г. был назначен представителем Министерства восточных территорий при группе армий «Юг» и стал доверенным лицом по вопросу организации гражданского управления на Украине. Однако германская политика сводилась к стремлению отделить республику от России, но не к созданию независимой Украины. В связи с этим у оккупационных властей постепенно все больше стали расти конфликты с бандеровцами. В сводке полиции безопасности и СД от 9 сентября 1941 г. с явным беспокойством отмечалось, что в Галиции «наиболее крайняя группа» С. Бандеры проводит пропаганду независимой Украины, используя в своих целях религиозные праздники. То же совершалось в районе Пинска. А в Луцке происходило открытое приведение к присяге бандеровцев во время богослужения[944].
Первый конфликт произошел после того, как в день захвата Львова 30 июня 1941 г. группа бандеровцев, частично служивших в специальном батальоне вермахта «Нахтигаль», самовольно распространила по радио прокламацию о провозглашении независимого украинского государства. 9 июля главные участники объявления независимости были взяты под «почетный арест». Одновременно были арестованы сам С. Бандера и его ближайшие сотрудники. После допроса в столице Третьего рейха и отказа взять назад провозглашение независимости все эти деятели, «находясь номинально под домашним арестом, получили разрешение продолжать политическую деятельность в Берлине»[945].
Через несколько месяцев репрессии усилились. В секретном приказе оперативной команды С/5 полиции безопасности и СД от 25 ноября 1941 г., разосланном в Киев, Днепропетровск, Николаев, Ровно, Житомир и Винницу, говорилось: «Установлено, что бандеровская организация подготавливает в рейхскомиссариате восстание с конечной целью создания независимой Украины. Все активисты бандеровского движения должны быть немедленно арестованы и после тщательного допроса без шума ликвидированы под видом грабителей»[946].
В сообщении СД от 8 декабря 1941 г. указывалось, что часть украинских сепаратистов арестована, политика их принимает все более антинемецкий характер, руководящие круги ОУН не верят в победу Германии и создают собственные партизанские отряды. В дальнейшем репрессии против бандеровцев продолжались. Согласно другому сообщению СД, от 20 сентября 1942 г., в Германии была проведена большая акция против функционеров движения — всего было арестовано 210 человек[947]. Особенно активно националистическое украинское партизанское движение начало расти в 1943 г., что вызвало сильную тревогу оккупантов.
Таким образом, в отличие от Белоруссии, где германские власти всячески поддерживали достаточно слабый национализм, на Украине они были обеспокоены активной деятельностью выходцев из Галиции. Стремясь ослабить русское влияние, нацисты использовали украинский национализм, опираясь в основном на мельниковцев, но в то же время опасались его, не имея возможности полностью контролировать. Поэтому они допустили создание двух параллельных иерархий, несмотря на то, что автономная Церковь входила в состав Московской Патриархии. Со временем германские власти решили не вмешиваться в это церковное противостояние, которое становилось им выгодным.
Дальнейшее развитие церковной политики на Украине определялось взаимодействием и борьбой трех центров власти: рейхскомиссара, который хотя формально и подчинялся РМО, но с помощью рейсляйтера Бормана мог действовать независимо; Министерства занятых территорий, чьи взгляды частично разделял абвер (военная разведка), и СД, которое проводило в восточной политике свою собственную линию (за нее отвечал обергруппенфюрер СС Олендорф). При этом церковная политика ведомства Коха и СД во многом совпадала. Оба учреждения не хотели (в отличие от РМО) идти на какие-либо, даже временные, уступки религиозным организациям. И по мере все большего ухудшения отношений с украинскими националистами в глазах этих ведомств автокефальная Церковь теряла свое привилегированное положение. 1 ноября 1941 г. шеф оперативной группы С в Киеве издал приказ о предотвращении открытия всех духовных учебных заведений. Это же подтвердил в своем указе РКУ от 2 февраля 1942 г. командующий полиции безопасности и СД, отметив также: «Всеми средствами препятствовать образованию всеукраинской автокефальной церкви или охватывающему значительную область объединению Православной Церкви под руководством митрополита в качестве влиятельного политического фактора»[948].
Через месяц после своего назначения (митрополитом Дионисием) администратором Украинской Церкви архиеп. Поликарп был фактически признан в этом качестве руководством РКУ. 24 января 1942 г. администратор нанес визит представителю рейхскомиссара фон Ведельштедту и передал ему приветствие, адресованное Коху. Об этой встрече подробно сообщалось в «Известиях Германской Евангелической Церкви» № 30 от 1 марта 1942 г.: «Понимая историческое значение событий, которые сегодня разыгрываются как в Восточной Европе, так и во всем мире, — сказал архиепископ, — и осознавая, что лучшее будущее моего народа тесно связано с победой великого немецкого народа, я выражаю свою готовность к честной совместной работе в этом большом деле. Ландесхауптманн фон Ведельштедт подчеркнул, что германские органы управления принципиально гарантируют церковную свободу. Он с удовлетворением узнал из слов архиепископа, что с церковной стороны существует готовность работать вместе с германской администрацией по достижению умиротворения и благосостояния страны. Особая задача Церкви состоит в воспитании у молодежи дисциплины и порядка в духе нового времени»[949].
Но весной 1942 г. ведомства рейхскомиссариата «Украина» уже перешли к проведению равноудаленной политики, не отдавая явного предпочтения автокефальному или автономному церковному направлению. 4 мая в Ровно состоялась конференция с участием представителей властей и уполномоченных преосвященных Алексея и Поликарпа, на которой руководитель политического отдела РКУ Пальце официально заявил: «На территории Украины существуют теперь две Церкви… У государственной власти нет предпочтения ни одной, ни другой… Вопрос принадлежности к автокефальной или к автономной Церкви зависит исключительно от верующих. Возможно, что позднее появится необходимость вмешательства по этому вопросу, и для государственной власти сейчас же надо постараться разрешить этот вопрос мирно… Духовенство не имеет права накладывать подати и взносы на население, ибо это является прерогативой исключительно г. рейхскомиссара… Священники не имеют права преподавать Закон Божий в школах, они могут это делать только в храмах»[950]. Еще раньше гебитскомиссарам было дано указание Коха — не допускать, чтобы в украинской прессе «одно или другое направление было представлено в качестве поддерживаемого германской администрацией»[951].
По решению рейхскомиссара, который сохранил в силе многие действовавшие в СССР законы, были сделаны невозможными как контакты Церкви с молодежью — вследствие отмены религиозных занятий в школах, так и празднование многочисленных церковных праздников, которые стали было вновь отмечаться населением. В Василькове, например, начальник областного сельскохозяйственного управления во время уборки урожая запретил совершать богослужения даже в выходные дни. Когда же крестьяне не послушались, он выгонял людей из храма плетью.
В РМО относились к подобной политике критически, выступая за пропагандистски выгодную более мягкую линию. Так, в докладной записке «Положение на Украине» от 20 октября 1942 г., написанной чиновником этого министерства, говорилось: «Не учитывая значения и морального влияния Православной Церкви на Украине, германские органы власти запретили преподавание религии в школе в качестве обязательной учебной дисциплины. Только в исключительных случаях разрешается в свободное время, после окончания обязательных уроков, преподавать молодежи религиозное учение и при этом не священникам, а светским работникам. Связанное с большевиком Губельманом-Ярославским преследование религии в определенной степени продолжается на занятых украинских землях с германской стороны. Связанное с этим сходство, к сожалению, было усилено и другими фактами. Так, например, в Дубно церковь бывшей греко-католической семинарии (а еще раньше русского монастыря) была превращена в склад зерна; в ней работают евреи, хотя на церкви все еще сохранился знак креста. „Большевистские порядки“, — ропщет население…»[952].
В архивных документах встречаются и упоминания случаев уничтожения украинских православных храмов по приказу германской администрации, например в Гадяче. В связи с этим можно вспомнить взрыв знаменитого древнего Успенского собора в Киево-Печерской лавре. Кем был уничтожен этот храм, до сих пор точно не известно. С одной стороны, в публикации современной российской газеты «Совершенно секретно» на основе личного свидетельства утверждается, что собор был взорван 3 ноября 1941 г. специально оставленной в Киеве при отступлении советских войск диверсионной командой[953]. Но, с другой стороны, германские архивные документы свидетельствуют об обратном. В частности, находившийся в момент взрыва в Киеве К. Розенфельдер писал 13 июня 1944 г. начальнику руководящей группы по вопросам культуры Мильве-Шрёдену: «Относительно взрыва церкви среди немцев господствует общее мнение, что он был произведен по приказу РКУ. Следующие обстоятельства дают повод для этого предположения: 1) Перед взрывом собор часто предоставлялся для осмотра. 2) Многочисленные жители соседних зданий были полностью эвакуированы перед тем, как последовал взрыв. 3) Расположенная на монастырской территории полицейская часть во время взрыва находилась на тренировке вне этой т