Солдат отвёл пленника к капитану, капитан, в свою очередь, к королю, который, узнав о происшедшем, сказал:
— Изабелла! Тебе почти удалось убедить меня в том, что ты разбираешься в войнах лучше мужчин.
— Моли Бога, чтобы подобные чудеса продолжались и в будущем, — ответила Изабелла.
Воспользовавшись всеобщим смятением мавров после пленения одного из эмиров, маркиз Кадис начал дерзкое до абсурдности наступление на Захару. Ему удалось захватить город среди бела дня, не потеряв ни одного солдата.
— Ну, Изабелла?
Она была вне себя от радости: Алхама больше не была в изоляции, и, вероятно, её можно будет удерживать и дальше.
— Чудеса продолжаются! — пробормотала она.
— Возможно. Или это просто доказывает то, что, откусывая края, мы в конце концов доберёмся и до самой сердцевины.
— Или то, что Захара, как добродетельная женщина, однажды лишившись невинности, стала лёгкой добычей.
— Ни за что не позволяй Кадису слышать эти слова.
— Я благодарю Бога за эти победы. Не имеет никакого значения, благодаря какой теории они одержаны.
— Моя дорогая, война почти закончена.
— Я надеюсь на это.
Монархи созвали кортесы, чтобы принять решение о судьбе эмира: освободить за выкуп или удерживать в плену. До того как кортесы собрались, Фердинанд отправил герольда к Абдулле Хассану, угрожая убить молодого человека, если все двести рыцарей, всё ещё удерживаемых в Малаге, не будут освобождены. У Абдулла Хассана не было причины любить своего сына, который восстал против него, но он не хотел и видеть его мёртвым, а репутацию Фердинанда он знал. Все испанские рыцари были освобождены.
— Ну, Изабелла?
— Неужели ты и в самом деле казнил бы его, Фердинанд? Его мать была когда-то христианкой. Его тоже можно было бы обратить в христианство.
Фердинанд от всей души расхохотался...
Во Франции внезапно умер король Людовик. И эта смерть нарушила равновесие в Европе.
— Так как война с маврами уже почти закончена, — сказал Фердинанд, — мне предоставляется прекрасная возможность вернуться в Арагон и совершить набег на Руссильон и Сердан: эти два города Людовик украл у моего отца.
Изабеллу испугало, что он хочет разделить армию для приграничной войны с христианами, в то время как борьба с неверными ещё и не приблизилась к окончательной победе.
— Мы не можем сейчас позволить себе воевать с Францией.
— Это не война, просто обычный набег.
— Но он приведёт к войне, и это коснётся всей Испании. Ты нужен здесь в войне с маврами.
— Ерунда! Война идёт к концу.
— Я боюсь, Фердинанд.
— Ты боишься? Да если мы не одержим больше ни одной победы в войне с маврами, мы всё равно сделали больше, чем все другие испанские монархи.
— Фердинанд, ты мне нужен здесь!
— Зачем?
— Иногда жене нужно, чтобы муж был рядом с ней.
— В чём дело, о чём ты говоришь?
Она взглянула на него. Раньше он бы уже давно всё понял.
— Я останусь здесь до тех пор, пока кортесы не решат судьбу Абдуллы, — сказал он. — Мне хотелось бы быть на месте, чтобы дать им необходимый совет.
— У нас будет ещё один принц или принцесса. — Она была вынуждена объяснить.
— Для этого я тебе вовсе не нужен. Кроме того, это уже в пятый раз, не так ли? И по всей вероятности, это будет ещё одна девочка.
Внезапно её охватила ярость; в огромных глазах засверкал зелёный огонь.
— Богородица тоже была женщиной!
— Я считаю это замечание неуместным, — чопорно возразил он, — и совершенно неподобающим.
— Возможно, но это правда, — произнесла она, понижая голос.
Приступ гнева миновал, но на сердце осталась тяжесть, давил крест. Она оставалась прикованной к постели несколько месяцев после всех последних родов, и ей хотелось бы, чтобы Фердинанд не забывал об этом так быстро.
— Я понимаю, что ты — король и тебе приходится думать о слишком многом, — сказала Изабелла, но он не принял предложения о перемирии, которое она сделала, желая загладить свой приступ ярости. Она улыбнулась. — Если ты ненадолго останешься, чтобы посодействовать работе кортесов, а затем достаточно быстро завоюешь Руссильон и Сердан, то я думаю, что ты вернёшься вовремя.
Его поведение слегка изменилось, но было слишком дипломатичным: в нём не чувствовалось теплоты. Изабелла видела, что Фердинанду что-то от неё нужно.
— Естественно, — произнёс он приятным голосом, — мне хотелось бы быть с тобой рядом. Однако, — она знала, что дальше последует требование — она хорошо знала мужа! — ты согласна, что Руссильон и Сердан должны быть захвачены. Мне потребуются деньги и войска. Нет, постой, не выражай неудовольствия. Мне не нужны деньги Кастилии, я могу достать их и в Арагоне. Но если включить нескольких кастильских рыцарей в моё войско, то это значительно ускорило бы победу. И тогда я смог бы быстро вернуться и быть рядом с тобой, чтобы приветствовать новорождённого.
— Фердинанд, но нельзя забирать людей из войска, занятого войной с маврами. — Было ужасно, что он использует их ещё не родившегося ребёнка в качестве политического орудия, чтобы отвлечь её воинов на приграничный набег, который — и он об этом знал — она не одобряла. Это выдавало в нём арагонского торговца, от чего её гордая кастильская натура инстинктивно отказывалась, и это не было слишком хорошо с его стороны. Но она не стала его просить. Она, просившая пушки со стен замков ради страны, не могла просить о чём-то для себя.
Ежедневно он продолжал на неё давить, и каждый день она отказывалась выполнить его просьбу. Им становилось всё труднее разговаривать друг с другом. Мелкое недоразумение, возникшее из-за политических разногласий, постепенно перешло в большую личную ссору.
Все почувствовали, что король и королева не ладят. Подавленное настроение воцарилось при дворе. Вельможи ходили на цыпочках в их присутствии, словно передвигаясь по горячим углям, и тщательно следили за своей речью, всячески избегая упоминания о войне. Военное планирование остановилось. Дворцовый врач, видя напряжённость в отношениях между монархами, выписал бы питье королю, чтобы успокоить его злые, раздражённые глаза, и капли королеве, чтобы укрепить её силы, так как её щёки совсем побледнели, но к нему не обращались за советом, а сам он не осмеливался предложить свою помощь. На кухне дворца повара жаловались, что их величества ничего не едят, и грустно размышляли, что стало тому причиной.
Беатрис де Бобадилла сказала мужу:
— Моё сердце разрывается, я могу обнять её и утешить, но я уже давно поняла, что не должна критиковать это жестокое холодное существо, за которое она вышла замуж.
— Тихо, — прошептал маркиз де Мойа. — Не говори об этом так громко вслух. Хотя король действительно не прав, начиная войну с французами, не закончив её с маврами.
— Я бы задушила его!
— В конце концов она всё сделает по-своему. Она всегда добивается того, чего хочет.
— В этот раз я не уверена... — сказала Беатрис.
Фердинанд немного задержался, чтобы обратиться к кортесам. Они долгое время обсуждали судьбу пленного Абдуллы. Некоторые из депутатов выступали за его жизнь, другие предлагали назначить огромный выкуп.
Решение, предложенное Фердинандом, было очень хитрым и в высшей степени неожиданным. «Давайте освободим юного эмира, — сказал он, — без всякого выкупа. Давайте позволим ему вернуться в Гранаду, где он будет править, как и прежде. Но прежде пусть он примет присягу на верность испанским монархам, и управляет своим городом, как любой другой вассал, поклявшись именем Христа или пророка (Фердинанд принимал любую клятву) никогда не обнажать оружия против Испании. Таким образом, султан Абдулла не сможет быть ни хорошим мавром, ни хорошим христианином, что очень выгодно для нас, потому что действия наших врагов будут скованы. Замешательство и разногласия воцарятся в мире мавров, и, когда придёт время, всё государство мавров, раздираемое внутренними противоречиями, падёт к нашим ногам!»
А для того чтобы у Абдуллы не возникло желания вновь начать войну, Фердинанд предложил оставить его маленького сына, которого тот обожал, в качестве заложника, чья жизнь станет расплатой в тот самый момент, когда Абдулла нарушит условия своего освобождения.
Кортесы подавляющим большинством одобрили предложение Фердинанда. Абдулла, у которого не было выбора, подписал унизительный договор, по условиям которого он получал свободу, принёс вассальную присягу и со слезами оставил у испанцев маленького ясноглазого мальчика, своего сына. Абдулла Хассан, его отец, и всё остальное государство мавров продолжили войну.
Вскоре после этого Изабелла объявила, что Фердинанд отправляется в Арагон, чтобы заняться делом, которое находится в критической стадии после смерти короля Людовика, и решение которого требует присутствия его величества. Она заявила, что пребывание короля в Кастилии было продолжительным, плодотворным для всей нации и невероятно полезным в войне с маврами, поэтому и в его родном Арагоне он может оставаться довольно продолжительное время. Она уверена, завершала Изабелла своё заявление, что, пока он будет отсутствовать, все кастильцы будут молиться за быстрейшее окончание его миссии и с радостью будут приветствовать его возвращение.
Фердинанд отбыл в окружении эскорта, состоявшего целиком из арагонцев. Королева и несколько её фрейлин провожали его. Во время расставания он был молчалив. Затем произнёс короткую прощальную речь: как будто читая свиток, сказал о том, что целует её руки и ноги и заверил в своём высоком уважении, — затем повернул своего коня, пришпорил его и ускакал вместе с эскортом...