ненавидели испанские знамёна, гордо развевавшиеся в поле: замки Кастилии, львы Леона и малиновые перекрещивающиеся полосы Арагона. Они ненавидели пятидесятитысячное войско. Но самую большую ненависть вызывала у них фигура женщины в зелёном платье, которая была ответственна за все их бедствия. Она являлась самим воплощением христианской Испании, тем, кем не смог стать ни один монарх со времён Карла Великого. Она настолько презирала мавров, что ни разу не бросила ни одного взгляда в сторону Маклина. Она была настолько уверена в победе, что даже привезла с собой своих детей. Она гениально претворила в жизнь совершенно новую концепцию завершения самой продолжительной войны в истории человечества. Через семьсот лет после её начала появился испанский воин, — невероятно, но им оказалась женщина, — презиравший неожиданности и открыто демонстрировавший свои боевые приготовления перед началом войны. Они не были к этому готовы. В этом было что-то сверхъестественное, как ангельское или дьявольское провидение, или внушающая ужас беспристрастная воля самого Аллаха, предопределённая судьба...
На следующий день, после того как Изабелла и дети отправились обратно в Кордову, Фердинанд штурмом взял Маклин. На очереди была Малага. Изабелла приняла решение о её захвате в самом начале войны. Чтобы добиться этого, её армии должны были пройти до Средиземного моря, то есть пересечь всё вражеское государство с севера на юг. Фердинанд сначала называл этот план великолепной мечтой, но теперь, после того как столько городов мавров были покорены, они могли быть использованы как средство для достижения цели по ходу марша, как, например, пересекая мелкую, но бурную реку, человек прыгает с камня на камень и оказывается на другой стороне. Теперь пришло время взять Малагу и расколоть государство Гранаду на две части. Но Изабелла и Фердинанд решили на время распустить армию, за исключением гарнизонов захваченных городов, чтобы крестьяне могли заняться своими насущными делами. Тем более что растущее число солдат, которые должны были оставаться в гарнизонах покорённых городов, каждый год становилось дополнительным бременем для экономики Испании. Граница безопасности между обилием и недостатком опасно сузилась, и только удивительно хорошая погода обеспечивала значительное поступление денег и продовольствия. О том, что мог принести хотя бы один неурожайный год, никто даже не хотел говорить, настолько чудовищны могли быть последствия.
Тем временем победы христиан в Гранаде вызвали тревогу во всём исламском мире. Господство ислама простиралось от Турции до Танжера, и, как и христианский мир, его раздирали внутренние противоречия. Танжер и Тунис спорили по поводу прав на воду, Каир и Триполи ссорились в вопросах торговли, в то время как победители-турки, самые могущественные, гордо стояли в стороне и позволяли им ссориться, планируя расширять собственные владения как в мусульманском, так и в христианском мире. Но угроза со стороны королевы Испании была так велика, что мусульмане решили на время прекратить разногласия. По всему северному побережью Африки пронёсся слух о том, что Аллах ниспослал кару на своих приверженцев. Поэтому необходимо заключить мир между собой, иначе испанская колдунья уничтожит всех! В Египте верховный калиф всех мусульман провозгласил священный декрет: борьба под зелёным знаменем Пророка, на котором золотом написано имя Аллаха. Даже турки согласились помочь своим мусульманским братьям в Гранаде и обещали организовать нападение на жизненно важный для Фердинанда остров Матьту.
В Гранаде султан Абдулла отказался от присяги, принесённой Испании. Его отец находился на смертном одре, он был стар и измучен и хотел в конце жизни помириться с сыном. Чувствуя, что скоро умрёт, боясь того, что Малага падёт к ногам безжалостной христианской королевы, старый Абдулла Хассан отправил караван мулов с сокровищами и огромную толпу шатающихся от слабости пленных в цепях к сыну, благословляя его словами: «Как любимого блудного, но благословенного сына, плоть от плоти моей». Таким образом, государство Гранада вновь объединилось. Его сердце укрепилось, потому что теперь государство сражалось за своё существование.
Изабелла неумолимо усиливала морскую блокаду побережья вражеского королевства, особенно вокруг Малаги. Фердинанд охотно предоставил ей корабли Арагона, потому что к этому времени он был полностью покорен её великой стратегией: наблюдать, выжидать, в нужное время нанести решающий удар. Когда новый урожай был собран, а следующий благополучно посеян, он повёл ещё одну армию насчитывающую теперь уже шестьдесят тысяч человек, от одной крепости к другой через всю Гранаду, до тех пор, пока не достиг морского побережья и не разбил лагерь вблизи Малаги.
От красоты Малаги захватывало дыхание. Улицы её затеняли ряды пальм. Бамбуковые деревья и гигантские эвкалипты, переплетённые цветущими виноградными лозами, украшали парки и площади. Воздух благоухал, в стихах мавров описывалось с присущими восточной поэзии гиперболами, «что воздух города напоминает открытый флакон с мускусом», тёплое море, омывавшее берега, «прозрачно, как аметист», а сверкавшие солнечными бликами волны «белоснежны, как жемчужины в ушах райских гурий».
Но несмотря на всю красоту, город выглядел суровым и воинственным. Висячие сады, которые украшали его стены на протяжении веков, были безжалостно уничтожены, дабы не послужили опорой для врагов. Голые каменные стены вздымались отвесно и высоко, сверкая пушками, бросая вызов христианским войскам.
Фердинанд улыбался. Существовали многие способы для того, чтобы покорить город. Заботясь о сохранении жизни своих людей так же, как о сбережении своих денег, Фердинанд написал Изабелле:
«Взятие Малаги представляет собой определённую трудность, но я не хочу, чтобы осада была продолжительной. Отправь мне побольше тяжёлых пушек. Но прежде всего пошли мне дополнительные запасы зерна — оно не должно быть очень высокого качества — и так много, сколько сумеешь выделить. У меня есть для этого особые причины. Если ты любишь Бога и меня, так не подведи же!»
Она отправила ему семьсот огромных бомбард, чей оглушительный грохот перекрывал канонаду любой другой артиллерии. Сторожевые башни падали, превращаясь в груды камней. В стенах появлялись отверстия, которые всё увеличивались в размерах и наконец становились такими огромными, что их невозможно было заделать.
Однако с зерном она расставалась менее охотно, потому что не хотела сокращать свои запасы. Но всё же отправила несколько гружёных кораблей, зерно с которых Фердинанд успешно сложил на берег вне пределов досягаемости для врага. У мавров оставалось мало продовольствия. Зерно было более убийственным оружием, чем пушки, не только против Малаги, но и против самой Гранады.
Спустя десять недель с момента начала осады начавшие голодать жители восстали против своего правителя. Они избрали депутацию для обращения к Фердинанду об условиях сдачи города. Но Фердинанд отказался принять депутатов: они не выглядели достаточно голодными и отчаявшимися и хотели торговаться по поводу условий сдачи.
В следующий свой визит депутаты пригрозили поместить стариков и детей в цитадели и поджечь её и весь город.
— Пожалуйста, — согласился Фердинанд, — хотя мне будет жалко, если ваши дети и родители погибнут в огне. Я собирался накормить их так же, как и вас, как только вы сдадитесь. Но, конечно, — он пожал плечами, — это ваше решение, не моё. — Он накормил депутатов обильным обедом и отправил обратно в Малагу, мучающихся от избытка пищи в их съёжившихся желудках.
В конце концов, вместо того чтобы голодать и погибнуть в огне, депутация вернулась и объявила о полной и безоговорочной капитуляции города.
Запасы Изабеллы превратились в орудие войны. Фердинанд поспешил отправить огромное количество свежевыпеченного хлеба в покорённый город и накормил голодающее население. По всему государству мавров пронёсся слух о том, что жестокосердный испанский король может быть милостив к побеждённым.
«Твоё зерно, — писал Фердинанд Изабелле, — оказалось более важным, чем порох».
Судьба евреев Малаги была удачнее. Их было около четырёхсот пятидесяти человек. Их испанские собратья во главе с доном Абрахамом, главным раввином Кастилии и одним из самых доверенных министров Изабеллы, выкупили их всех, и они стали свободны, согласно законам Испании.
Но судьба отдельных христиан ренегатов в Малаге была печальна. Двенадцать пленников, принявших мусульманство, Фердинанд закопал в песок по самую шею, и рыцари практиковались в воинском искусстве над их головами в течение целого дня. Под лучами горячего солнца рыцари на ходу метали стрелы, целя в округлые странные мишени, в которые было так же трудно попасть, как и в дыни. Тем более что эти «дыни» дёргались и кричали.
— Теперь нет никаких препятствий к захвату всей Гранады! — радовался Фердинанд.
— Не думаю, — ответила Изабелла.
Глава 31
До окончательной победы было ещё далеко: многое ещё стояло на её пути. Эпидемия чумы, вспыхнувшая в несчастной Малаге, вышла за стены побеждённого города и распространилась по всем южным провинциям. Тысячи людей умерли. Той же зимой на Андалусию обрушились жестокие штормы. Реки вышли из берегов и залили поля: почти весь урожай пропал. Французы постоянно совершали набеги на границы Арагона — необходимо было снять часть войск с фронта войны с маврами, чтобы организовать защиту. Наибольшую угрозу представляло скопление турецкого флота в алжирском порту Триполи с намерением захватить принадлежавший Фердинанду остров Мальта. Если бы Мальта пала, то Италия вновь оказалась бы беззащитной перед угрозой вторжения. Король и королева совершили путешествие в Арагон, чтобы понять, как наиболее эффективно предотвратить новую угрозу с востока. В войне с Гранадой наступил перерыв.
Но это была лишь небольшая пауза. Инерция победного наступления была велика. Привычка побеждать глубоко проникла в кровь нового поколения испанцев, в памяти которых не сохранились пагубные дни правления Генриха Бессильного. Изабелла же помнила и те и другие дни. Иногда прошлое само напоминало ей о себе.