Животный страх, гонящий его сломя голову через весь завод, сменился внутренней собранностью. Он не переставал осознавать грозящую ему опасность, но как бы свыкся с ней, нашлись какие-то внутренние резервы и переключили разрушительную панику на нечто другое — доселе неизведанное Матвеем состояние.
В этом состоянии, услышав топот бегущего по коридору к ближайшему проему крепыша, Матвей не впал в ступор и не сделал попытки немедленно убежать. Он только ощутил, как шерсть на загривке встала дыбом.
Он спокойно осмотрелся, увидел подходящий обломок доски, выдернул его из кучи мусора и встал у проема, ожидая появления невезучего Петрухи. И как только тот, взмыленный и азартный показался в двери, совершенно спокойно, со всего маха влепил доской ему в лоб.
Раздался треск, и крепыш с тихим стоном повалился внутрь проема. Отдача сильно ударила по пальцам, от удара доска рассыпалась в труху, но дело свое сделала — Петруха затих на бетонном полу.
Сжав кулаки, Матвей наклонился над парнем, проверяя его состояние. Тот не шевелился, и Матвей торжествующе хмыкнул. Увидев лежащий пистолет, на секунду задумался, но затем отпихнул его от тела, схватил сумку и быстрым шагом рванул вдоль стенки, удаляясь с места побоища.
Через несколько секунд, когда он скрылся за ближайшим проемом, Петруха разлепил опухшие глаза. Тихо поскуливая, с трудом дополз до пистолета и, передернув затвор выстрелил. Затем набрал в легкие воздух и сипло выкрикнул:
— Братва! Сюда!
Выстрел застал Матвея в небольшом коридоре соединяющим два цеха. Коридор был широким, но низким — с остатками металлических конструкций и валов на них по одной стороне. Матвей догадался, что здесь скорее всего проходил какой-нибудь транспортер для подачи сырья. А значит, вполне вероятно отсюда должен был быть выход наружу. Он решительно зашагал вперед.
Повеяло свежим воздухом, и Матвей прибавил шагу. Коридор вывел его в очередное циклопическое помещение. Часть пола, делящего цех пополам, отсутствовала — вместо него вниз, в неизвестную глубину уходил глубокий провал. А за ним, в широком проеме разрушенной и обвалившейся стены, Матвей различил серое небо, услышал звуки работы каких-то механизмов! Там был мир, там была безопасность и свобода!
Туда, на волю, вдоль одной из стен, пересекая провал, вел настил в две доски без ограждения. Лежащий на металлических балках, торчащих из стены, Матвей побежал туда, спотыкаясь о многочисленные остатки очищенной изоляции от электрических кабелей.
Повсюду лежали кучки этих отходов и виделись остатки давних костров — очень пьющие, и от того предприимчивые граждане занимались здесь давним промыслом мародеров. Очищали от изоляции медный и алюминиевый кабель, рубили его и продавали в ближайшем пункте приема цветных металлов.
После прихода на родную землю капиталистической формы общественных отношений, сбор металлолома стал прибыльным делом. Целая когорта умелых и жадных рукодельников подчистую очищала брошенные заводы и фабрики от плохо лежащего цветного и черного металлов. В промышленных зонах плодились большие и маленькие пункты приема, легко и просто зарабатывая свою добавленную стоимость, не особо запариваясь происхождением лакомого товара. А иногда они вырастали до больших предприятий, самостоятельно занимавшихся переработкой металла. Вот так разрушение одного производства рождало другое.
Матвей добежал до мостика и в сомнении остановился. Ступать на столь ненадежную опору было боязно. Решимости ему добавили крики приближающихся преследователей. Он быстро, стараясь не смотреть в пустоту под ногами и слегка придерживаясь стены, пошел по пружинящему настилу. И ровно в тот момент как его нога коснулась противоположного конца, на площадку выбежал Николай.
Он мгновенно оценил ситуацию и остановился, глядя на Матвея. Матвей развернулся, и они несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Их разделяло десять метров пустого пространства, и абсолютно разное отношение к жизни.
Судя по взгляду матерого бандита, он сразу оценил изменения, произошедшие с Матвеем. Своим звериным чутьем он прекрасно понимал, что жертва перешла тот рубеж паники, который превращал человека в расквашенное желе, лишал сил и оставлял только одно желание — спастись любой ценой. Теперь перед ним стоял человек, прекрасно осознающий свое бедственное положение, в своем отчаянии дошедший до понимания своей смертности… И даже коснувшейся ее, а от того отбросивший пустые надежды. Именно в такие минуты формируется мужской характер — когда требуется сделать выбор.
«Тварь ли я дрожащая или право имею…» — Родион Раскольников оправдывал этими словами свое право на убийство, но этот же вопрос каждый раз задет себе любой человек в смертельно опасной ситуации. Эволюция дает нам выбор — бежать или бороться.
Для животного это два краеугольных камня выживания, но человек не зверь. И он может иногда поступиться своей жизнью ради достижения своих более высоких целей. И суть человеческих поступков во все времена — это борьба между звериной основой, диктующей ему звериные же поступки, и высшей, божественной сущностью, ведущей к постижению главного постулата существования нас, как вида — осознания того, что мы являемся Людьми!
Опасное и смертельное прошлое человечества дало нам великолепное тело и научило противостоять невзгодам сообща, но оно же и сформировало иные, отличные от животного понимания, чувства и эмоции. Любовь, сострадание, долг и чувство собственного достоинства… Как раз эти чувства не только не спасали нас в опасных ситуациях, но и подчас приводили к гибели, ибо почти всегда шли вразрез с инстинктом выживания. Но именно они поднимают нас над толстым слоем биомассы, копошащейся на теле планеты — чувства, приближающие нас к Богу. Ставящие нас на привилегированное положение в иерархии биологических видов.
Любовь, сострадание, долг и чувство собственного достоинства…
Матвей, неотрывно глядя в глаза замершего на месте Николая, демонстративно медленно наклонился и, подхватив край доски, сбросил часть настила вниз. С грохотом, рассыпаясь на части тот полетел вниз, отрезая преследователей от своей жертвы.
В тот же миг события начали разворачиваться со стремительностью полета пули. Которая как раз и просвистела у головы Матвея, едва он успел рухнуть за выступ стены. Николай плавно и быстро сел на колено и, одновременно с появлением главаря, с опирающимся на него окровавленным крепышом, начал стрелять. Пули рядком впивались в остаток кирпичной стены, выбивая фонтанчики пыли и веер мелких осколков, запутывающихся во взъерошенных волосах Матвея. Ему на секунду показалось, что Николай решил таким образом пробить толстенную стену, и мурашки поползли по его телу. Но наконец патроны закончились, и еще некоторое время слышались сухие щелчки — Николай со злобой нажимал на спусковой крючок.
Матвей осторожно выглянул. Главарь уложил стонущего Петруху на пол и подошел к тяжело дышавшему Николаю. Положил ему руку на плечо и неожиданно мягко произнес.
— Ша, Коля! Все… остынь, друг.
Затем подошел к краю провала, задумчиво сплюнул, засунул руки в карманы джинсов и посмотрел на силуэт головы Матвея, высовывающийся из-за уступа. Долго смотрел, прищурившись. Матвей также молчал, чувствуя себя в безопасности. Тишина повисла в цехе, и даже лежащий крепыш перестал стонать. Стали слышны другие звуки снаружи — гулевание голубей, шум механизмов, гудки тепловоза. Наконец главарь разлепил губы и громко сказал, обращаясь к Матвею.
— Чё, мужик играешься? Ну, давай обсудим это! Чего хочешь?
Матвей повертел головой, оценивая свое положение. Удовлетворенно хмыкнул — от врагов его отделяла яма, от выстрелов он был защищен выступом стены. Правда он пока не знал, как спустится отсюда, но ведь местные старатели как-то покидали же свое производственное место? — подумал он. А пока — почему бы и не поговорить. Он слегка высунулся. Подошедший к главарю Николай сразу же поднял ствол пистолета, но главарь вновь положил ему руку на плечо, слегка надавил и тот неохотно отпустил пистолет.
Раздался неожиданно громкий и долгий звук тепловоза. Когда он отзвучал, Матвей крикнул:
— Вы зачем Серегу убили??!
Главарь переглянулся с Николаем и усмехнулся.
— Серега, значит… Я же тебе говорил, мужик! Отдал бы он сумку, не упирался — жив был бы! Скажи, ну на хрен вы в нее так вцепились, а? Что — там ваши деньги? Отдай ты ее — да вали… Ну хочешь — возьми там чего себе, и все дела!
Матвей смотрел в его жесткое лицо, разукрашенное пятном синяка под глазом, и вновь мутная волна ненависти начала подниматься в нем. Умный, жестокий и сильный, главарь сейчас по всем параметрам превосходил Матвея. Ну, кроме, может быть, молодости, но, как говаривал отец Матвея — молодость единственный недостаток, который с годами проходит. Только случайно возникшее препятствие отделяло Матвея от расправы. И он отлично понимал, что попади он ему в руки, главарь разделается с ним беспощадно.
Обида и ощущение собственной слабости придало ему наглости. Он со злобой крикнул.
— Ага! Так я вам и поверил! Да вам человека убить — как плюнуть!
Картавый главарь снова переглянулся с Николаем и тот, явно получив какой-то негласный сигнал сделал несколько шагов в сторону, пристально оглядывая стену. Матвей слегка занервничал, одновременно прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Главарь примирительно поднял руки и в его голосе появились убедительные нотки.
— Да ты не ссы, мужик! Извини — с Серегой такая херня… ну не хотели мы, да видишь, как все получилось… давай по-хорошему, а? Ты нам сумку, а мы тихо-мирно исчезаем… давай мужик…
Он кивнул на лежащего на боку, тяжело дышащего Крепыша, который, как с удовлетворением отметил Матвей, едва держал себя в сознании.
— Даже Петька тебе предъявлять ничего не будет… да, Петруха?
Петруха с трудом разлепил сухие губы, с ненавистью пробормотал, коснувшись раны на лбу:
— Ага… не буду… пока…
Матвей злорадно усмехнулся — крепыша ему не было жалко, от слова совсем. И, мимолетно подумал он, засветил бы я ему в лоб той доской еще раз. От этой мысли даже зачесались ладошки. Вновь прозвучал гудок тепловоза — долгий и громкий, и к нему добавился звук перестука колес. Матвей выглянул наружу и увидел, что внизу вдоль здания проходит железнодорожная одноколейка. А по ней издалека приближался железнодорожный состав. В голове Матвея стал зарождаться безумный план, в случае удачи разрешающий эту ситуацию самым изящным способом. Он вновь повернулся к врагам. Диспозиция немного изменилась — Николай примеривался сделать шаг по оставшейся части настила, а главарь страховал его.