Матвей в панике открыл глаза, и тут же закрыл их рукой — в лицо бил луч ручного фонаря. Прищурившись и отводя глаза, он сумел рассмотреть его владельца — краснолицего мужичка с седыми бровями, одетого в оранжевый жилет поверх фирменного железнодорожного кителя. Основательно стемнело, и Матвей понял, что состав все-таки куда-то пришел. Вокруг светили фонари и слышались гудки работающего железнодорожного транспорта. Станция… — мельком подумал он. Додумать мысль не дал назойливый железнодорожник — он стоял снаружи вагона, держась одной рукой за его край, а другой тыкая фонарем в лицо Матвея. Матвей в очередной раз отвел фонарь и хрипло попросил:
— Уберите фонарь, пожалуйста. Что вы его мне в лицо тыкаете?
Мужичок вначале растерялся, а затем возмущенно заверещал, брызгая слюной, почти так же, как тот отвратительный гном из сна.
— Офигеть! Ты посмотри на него — развалился здесь! Ты хоть понимаешь, что вагон сейчас под разгрузку пойдет? А, ханурик? Это хорошо, мы все вагоны проверяем! А если бы просмотрели??? А ну — давай отсюда, придурок!
Матвей приподнялся, взял сумку и с сомнением огляделся. Вопросительно посмотрел на мужичка.
— А как… спуститься?
Мужичок покачал головой и… исчез. Матвей удивленно округлил глаза, но тут снизу до него донесся возмущенный крик.
— Лестница тут есть, придурок!
Матвей перегнулся и увидел ряд металлических скоб, приваренных к борту вагона. Неловко — ноги затекли, а поясница совсем одеревенела, Матвей спустился на насыпь, поскользнулся, но устоял на ногах.
Мужичок продолжал осыпать его ругательствами, но Матвей его уже не слушал. Он думал.
Все события сегодняшнего дня разом всплыли в его памяти, и он понимал, что его положение требует незамедлительных решений. Первое, позвонить шефу и маме, второе, найти где укрыться — промозглый ветер проникал под легкую одежду и заставлял трястись его усталый организм.
Он полез в карман, на секунду заставив замолчать говорливого работника славных российских дорог, и достал свой телефон. Несколько секунд он тупо, а работник заинтересованно смотрели на то, что осталось от чудесного аппарата, произведенного в дымных цехах Китая. Экран его «Самсунга» был покрыт сетью мелких трещин, а задняя крышка вместе с батареей отсутствовала.
Матвей оглушенно затолкал его обратно в карман и посмотрел на молчащего мужичка. Тому почему-то это совсем не понравилось. Он сделал шаг назад, достал из кармана свисток и угрожающе прошипел.
— Ты это… мужик. Иди уже, а то охрану вызову!
И громко и пронзительно засвистел. Матвей вздрогнул от неожиданности, в его голове мгновенно пронеслась картинка — он, выглядящий как последний бомж и с ним сумка, доверху набитая деньгами, в местном отделении полиции! Матвей понимал, каким, наверное, соблазном будет для местных служителей порядка, просто закопать его, поделив деньги.
Он развернулся и в очередной раз подчинился инстинкту, уже выручавшему его сегодня — быстро как мог, в неверном свете редких фонарей побежал вдоль состава.
К счастью, вагонов было мало, и Матвей, под верещание свистка и гудки тепловозов, завернул за последний вагон и побежал поперек путей в спасительные кусты, растущие вдоль дороги.
Которые оказались столь плотны и колючи, что Матвей потратил порядочно времени, прорываясь свозь них. Наконец, оставляя на колючках клочки окончательно погубленной одежды он вывалился на обочину. Затравленно огляделся — налево и направо от него стелилась автомобильная дорога, плохо освещенная редкими светильниками на бетонных столбах. За дорогой, на фоне еще оставшейся полосы светлого неба, виделись одноэтажные дома. Кое-где в них горел свет, слышался лай собак и пахло печным дымом.
Матвею стало тоскливо — таким одиноким он себя еще никогда не ощущал. Господи, на планете семь миллиардов людей, но стоящий на пустой незнакомой дороге, голодный, замерзший и совершенно не знающий как поступить дальше, он чувствовал себя последним человеком на Земле.
Ноги подкашивались, и Матвей почувствовал неодолимое желание присесть. Невдалеке, под одним из редких фонарей, стояла небольшая автобусная остановка и там, Матвей был уверен, должна была быть лавочка для ожидающих пассажиров.
Так и оказалось. Матвей с облегчением сел на холодные металлические прутья, из которых она была сделана, обнял сумку и, поджав ноги, задумался.
Первой и самой необходимой задачей теперь стало нахождение места для ночевки. Он мысленно перебрал возможности. В гостиницу в таком виде можно было и не соваться, да и где — Матвей огляделся — ее здесь искать? В милицию, по понятным причинам, — тоже. Он с сомнением подумал о варианте попроситься к кому-либо на ночлег, но со вздохом оглядев себя, отказался и от этой идеи. Черт возьми, осталось только одно — переночевать здесь, а утром уже решать, как поступить дальше. В пустом животе заурчало. Матвей посмотрел под лавку, надеясь найти какие-нибудь картонные коробки для защиты от холода, который уже проникал через металлические прутья и, поднимая голову, увидел тапки.
Глава 3
Смешные такие тапки — тканевые ярко-розовые шлепанцы, с красными пушистыми помпончиками. Абсолютно нелепые в данном месте и времени. Матвей зажмурил глаза, на секунду вернувшись в свой труднопонимаемый сон. Он поднял глаза выше и увидел обладателя этого чуда. И он оказался под стать этому странному элементу гардероба!
Перед ним стоял невысокий пожилой мужичок в очень старом и изношенном пиджаке, надетым на голое тело, в обвисших на коленях трикотажных брюках, в народе именуемых просто — трико. Седая клочковатая бороденка и седые же, давно нечесанные взъерошенные волосы, ореолом окружающие голову незнакомца, светились в свете фонаря. Лицо было покрыто частой сетью глубоких морщин.
У Матвея отвалилась челюсть — почему-то именно так он с детства и представлял себе домового. Вся эта ситуация, выходящая за рамки реальности, сначала напугала Матвея, но нелепость незнакомца и его явная безопасность успокоили его чересчур расшатанные нервы.
Домовой тем временем откашлялся, вежливо прикрыв рот ладошкой и учтиво произнес:
— Простите великодушно… у вас не найдется закурить?
И посмотрел прозрачно-голубыми глазами на Матвея. Матвей закрыл рот, выдохнул и похлопал себя по карманам. Вот ведь загадка какая- хоть и мало, но все же куривший Матвей в суматохе этих событий ни разу не вспомнил о сигаретах!
Сразу же мучительно, до головокружения, захотелось курить. Ощутить ароматный дым, заполняющий легкие, согревающий и успокаивающий… Но неожиданно от этой картины к горлу подступила тошнота. Он с изумлением понял, что даже сама мысль о сигарете вызывает отвращение. Вот те раз… Вот так, наверное, и бросают курить… Предварительно побегав под пулями, ехидно прошептало ему подсознание.
Он быстро нащупал во внутреннем кармане измятую пачку, вытащил и протянул домовому. Тот, опять же очень вежливо, достал две сигареты и вопросительно посмотрел на Матвея.
— Я возьму две?
Матвей кивнул и на секунду замер — как, наверное, нелепо выглядели они вдвоем на этой, богом забытой остановке… два бомжа светски общаются, поражая друг друга вежливостью. Он поперхнулся и, немного грубее, чем хотел, ответил:
— Огня, извини — нет!
Домовой всплеснул руками, суетливо приладил одну сигарету за ухом, залез в карман пиджака и достал коробку спичек. Бредово-светский разговор продолжился.
— О, что вы… Огонек у меня свой…
Матвей задумчиво покачал пачку на руке и протянул ее мужичку.
— Забирай все — мне они уже не нужны… — тоскливо огляделся и вздохнул. — Слушай… друг… скажи, как называется это место?
Домовой взял пачку, неторопливо положил ее в карман, степенно затянулся и внимательно осмотрел Матвея. Выдохнув дым в сторону, почмокал губами:
— Эвон как тебя таращило… ты сюда как попал-то? Че, вправду не знаешь где ты?
Матвей поморщился, отгоняя дым. Пожал плечами, еще раз оглядевшись.
— Да уж так получилось… странно.
Мужичок явно наслаждался возможностью поболтать. Он присел рядом с Матвеем и доверительно сообщил:
— А-а-а… у меня тоже так бывает — с перепоя… Как бывало переберешь беленькой, — он с хитрым видом щелкнул пальцем себе по горлу, — дык и того — наутро ищут с фонарями.
Он опять затянулся.
— Гордеево это, корефан… станция такая… а ты откуда… путешественник?
Странно, но вопреки ожиданию Матвея, от мужичка совсем не воняло тем запахом беспросветной нужды, который он ощущал, когда его путь пересекали многочисленные нищие, особенно у православных церквей… От домового пахло застарелым табаком, да еще витал вокруг какой-то манящий и домашний запах еды — борщ, подумал Матвей и сглотнул слюну.
Он неопределенно махнул рукой.
— Из города я…
Домовой изучающе наклонил голову, искоса, сквозь табачный дым, изучая Матвея. Глаза его при этом проницательно и как-то тревожно блестели.
— Из города говоришь? А из какого, позволь спросить?
Матвей неожиданно рассердился — он начал запутываться в оценке этого человека. Вроде домовой, но какой-то уж непростой домовой. Милицейский домовой, — опять вылезло с неуместной шуткой подсознание. Матвей встряхнул головой, отгоняя из головы совсем уж бредовую картину. Решительно и немного нервно спросил мужичка:
— Слушай… ты ведь местный, да? Помоги мне? Мне нужно позвонить срочно, а телефон накрылся… и еще… — он огляделся на пустую улицу. Стемнело окончательно, и мир погружался в сонную оторопь, — мне бы переночевать где-нибудь… и пожрать, а? Ты не волнуйся — я тебе заплачу, деньги есть…
Домовой отпустил его с прицела небесно-голубых глаз и по-деловому спросил:
— Деньги — это хорошо… а сколько есть?
Матвей пожал плечами и достал из кармана пачку пятитысячных купюр, которые подобрал прежде, чем треснуть крепыша по лбу. Под ошеломленным взглядом мужичка, распечатал пачку, достал одну банкноту и протянул ему. Тот уронил почти докуренную сигарету и двумя руками взял ее за края. Благоговейно поднес к носу и, зажмурив глаза, понюхал. Восхищенно посмотрел на Матвея, который в легкой тревоге от поведения мужичка спросил: