Калитка распахнулась и изумленному взгляду Матвея показался пятящийся спиной вперед Семен. На пороге он споткнулся и со всего маху сел на ягодицы. Но не остановился, а продолжил неудобное движение по пыльной земле, в страхе глядя на появившуюся в проеме могучую фигуру с топором в руке.
Матвей вскочил, уронил сумку под ноги и, открыв рот, смотрел на высокого, с прямой спиной старика, — «девяносто лет!» — мелькнула в голове паническая мысль. Широко открытыми глазами он впитывал его облик — облик его деда…
А старик был крепок. Узловатые, покрытые коричневыми пятнами, жилистые, словно корни дуба, руки сжимали немаленький колун. Белоснежная борода и усы пушистым веером обрамляли изрезанное глубокими морщинами лицо, а нахмуренные густые брови скрывали сердито блестевшие голубые глаза. На широкой груди, под расстегнутой рубахой, светился большой нательный православной крест.
Широкие штаны, заправленные в черные юфтевые сапоги, посыпанные мелкой щепой и вышитый орнаментом кушак, завязанный узлом на пояснице, дополняли весь этот былинный облик. Перед потрясенным Матвеем стоял, во всей своей красе, русский богатырь — уже старый, но еще полный сил.
Матвей лихорадочно искал в его чертах хоть малейшие намеки на родство, но лицо деда сейчас было искажено гневом — а в этом состоянии все лица похожи.
Меж тем, подняв над зажмурившемся Семеном топор, старик заревел на всю улицу.
— Я вам, алкашам, покажу как насмехаться над Алексеем Подгорным!!! Ишь, вороги! Внука придумали!!!
Сидящий на пятой точке Семен пролепетал, опасливо поглядывая на него снизу вверх.
— Да, ты че, дед? Сдурел? Я же — вправду! Вот он! У него даже паспорт есть!
Старик резко развернулся к стоящему столбом Матвею. Презрительно сморщился, оглядев его с ног до головы. Окончательно сбитый с толку Матвей глуповато выдавил из себя:
— Здрасте…
Старик досадливо сплюнул в пыль, повернулся к Семену.
— Тьфу ты, пропасть! Такой же алкаш, как и ты, Семка! Забирай своего собутыльника и проваливайте, пока живы!
Повернувшись, он сделал шаг в калитку. Матвей очнулся и, торопясь, лихорадочно проглатывая окончания, заговорил.
— Погодите! Но я… я, действительно, — он нелепо захлопал по карманам в поисках паспорта, — Подгорный Матвей Леонидович! И, по всей видимости… ваш внук!
Дед жестко усмехнулся через плечо. Покачал головой.
— Внук? А что не сразу апостол Павел? Чего еще удумаете, вахлаки? Черта с ладаном?
Матвей боролся с карманом, в котором застрял этот проклятый, но такой важный сейчас документ. Старик и Семен с интересом следили за его руками. Наконец он выдернул книжицу и с торжествующим видом протянул его старику.
— Вот! Смотрите!
Старик развернулся и в упор посмотрел на Матвея. После долгой паузы, с неожиданной мягкостью сказал:
— Эх, человече… не играл бы ты в эти игры… Я прожил слишком долгую жизнь, чтобы верить подобным сказкам — нет у меня внуков, которых бы я не знал. Сёмка-то, — он кивнул на Семена, — знатный балабол, но тебе негоже за греховным тянуться… Попробуйте, что ли, в другом месте — а я слишком стар для ваших авантюр… да и взять с меня нечего.
Он тяжело вздохнул, развернулся, погрозил Семену топором и скрылся во дворе, плотно прикрыв за собой калитку. Наступила ошеломленная тишина. Матвей оглушенно сел на скамейку, все еще держа двумя руками паспорт. Такого фиаско он определенно не ожидал.
Семен встал, конфузливо отряхнул брюки и после паузы присел рядом. Искоса и испытующе поглядывая на Матвея, достал мятую пачку и закурил папиросу. Выпустив густой клуб дыма, разогнал его рукой и подозрительно спросил Матвея:
— А ты, паря… того… точно нашенский? Можа из других мест каких?
— Точно! Мой отец из этих мест! — Матвей меланхолично пожал плечами, а затем обхватил руками голову и глухо, с отчаянием пробормотал: — Как же так? Столько лет прожить и не знать, что у тебя есть дед? Здоровый и… живой… Боже, что происходит с моей жизнью??!
Они помолчали. Во дворе снова раздался стук топора и мощное уханье. Матвей покосился на ворота, покачал головой и решительно встал. Пряча паспорт в карман, проговорил:
— Ты знаешь, что… Семен… Мне кажется, они очень похожи — мой отец и этот боевой старик… Диву даешься как похожи… — он взял сумку в руки и тоскливо огляделся, — что же… встреча с несостоявшимся родственником не принесла результатов. Нужно думать, что делать дальше…
Он внимательно посмотрел на присмиревшего Семена.
— Послушай, дружище… у меня сейчас очень сложный период… В общем — ехать мне пока некуда. Могу я здесь где-нибудь остановится на время?
Семен почесал затылок и посмотрел поверх головы Матвея.
— Дык, ежели ты — сын Леонида Подгорного… — неуверенно начал он, — что опять же паспорт подтверждает… вот и селись в старом доме своей тетки!
Матвей изумленно округлил глаза.
— Моей тетки?
Семен от возбуждения подпрыгнул. Затараторил.
— Ну да! Она-то померла давно… А он сейчас пустой стоит — там раньше жили какие-то ее родственники, но они перебрались с год как на юг. Бережет старик этот дом, никому не продает… А ты бери и селись, имеешь право! — повысил он голос, искоса поглядывая на ворота, — пойдем покажу, где он стоит… пойдем, а то солнце сядет!
Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Матвей пожал плечами и, подхватив сумку, зашагал за Семеном. Отойдя на порядочное расстояние, он еще раз оглянулся на ворота — на секунду ему показалось, что в приоткрытую калитку вслед им пристально смотрит старик. Но надвигающиеся сумерки не позволили точно определить — так это было или нет, и Матвей, после некоторого сомнения, двинулся за ушедшим вперед Семеном.
Ворота теткиного дома не подавляли своей монументальностью и изысканной резьбой, как ворота деда, но были так же крепки и солидны. Семен убрал подпирающие калитку доску, и они вошли в заросший травой и погруженный в полумрак, двор.
Матвей с любопытством огляделся. Крепкий бревенчатый дом, на высоком каменном фундаменте, хозяйственные постройки — все несло отпечаток надежной крестьянской руки. И хотя все было явно и давно заброшено, понимающий глаз замечал — при отъезде все хозяйственные принадлежности аккуратно и заботливо сложены по своим местам. Семен гостеприимно развел руками.
— Ну вот — располагайся. А я пойду домой — что-то задержался с тобой, дела опять же — то, сё… ты если не против я позже зайду… пожрать принесу… выпить там… ты же не против?
— Давай… — рассеянно оглядывая двор, сказал Матвей.
Семен замолчал, нерешительно переступая с ноги на ногу. Попыхтел, но решился.
— Слушай… а у тебя денег не найдется? А то я на мели сейчас… а я тебе отдам! Сразу же, как пенсию дадут!
Матвей посмотрел на него, внутренне усмехнулся, — знакомо все, но не нашел причины отказать. Семен, это было видно, искренне переживал за свое незавидное положение, и Матвей без сомнения вытащил последние деньги из портмоне и, вместе с найденной по карманам мелочью ссыпал в подставленные ладони. Равнодушно спросил:
— Хватит?
Семен благодарно закивал головой, распихивая деньги по карманам.
— Хватит, хватит! Ты не думай — я тебе правда отдам!
Матвей молча махнул рукой и, положив сумку на высокое крыльцо, подошел к закрытому крышкой колодцу. Провел ладонью по старым доскам, ощупывая их шершавую поверхность. Поднес руку к носу и понюхал — пахло разогретой пылью, плесенью и почему-то сухим яблоком. Он вздохнул и прикрыл глаза, впитывая ощущение этого места. Места, где жила его родня, о которой он до сегодняшнего дня даже и не знал. Это было так ново и необычно — узнать, что у тебя есть род!
Семен прокашлялся, привлекая к себе внимание, махнул в сторону калитки, показывая, что он уходит. Матвей мельком глянул на него, кивнул и двинулся к крыльцу. Резко остановился и крикнул выходящему Семену:
— А ключ? Как я в дом попаду?
Семен непонимающе посмотрел на него, затем перевел взгляд на дом. Нахмурился и усмехнулся, догадавшись о трудностях Матвея.
— А-аа… дык никто и не запирает у нас — полешко убери и заходи! — восхищенно качнул головой, — прям индийское кино…
Глава 8
Оглушающая, звенящая тишина царила в доме. Треск поленьев в печи, слабое шебуршание шального сверчка в углу и кряхтенье оживающего дома только усиливали это ощущение — Матвею казалось именно так звучит одиночество. Слабая лампочка едва освещала центр большой комнаты, в которой стоял широкий обеденный стол из толстенного соснового массива.
Матвей сидел, полузакрыв глаза и устало зажав в руках оловянную кружку, из которой курился слабый дымок свежезаваренного чая. Перед ним лежала пара карамельных конфет, обнаруженных в пустом и пыльном кухонном шкафу, и несколько зеленых яблок, пожертвованных сердобольным Абдулгамидом.
В голове Матвея царила та же звенящая пустота, которую не хотелось нарушать ни одной мыслью, и он сидел, бездумно глядя в кружку. Все события последних дней навалились разом и выбили остатки сил из его тела — не было воли ни двигаться, ни думать.
После ухода Семена, на волне какого-то непонятного воодушевления, он бодро исследовал дом. Нашел старый, но рабочий электросчетчик, вкрутил пробки и порадовался наличию света в доме, что было очень вовремя — на улице совершенно стемнело. На остатках солнечного света он еще успел набрать холодной воды из колодца и найти в сарае собранные в аккуратную поленницу березовые дрова, но растапливал печку уже при электрическом освещении, мысленно поблагодарив запасливых хозяев.
Все возможные дела были сделаны, и он заварил себе чай из окаменевшего пакета с надписью «Чай черный байховый», найденного почему-то на печке, и который пришлось колотить о край стола, чтобы добыть горсть чаинок. Он залил их кипятком и сел ждать изрядно припоздавшего Семена.
Тут-то его и накрыла полнейшая и беспросветная тоска. В ней слились все горести и его сегодняшнего состояния, и безнадежное будущее, словно покрывалом закрытое от его глаз. И еще эта нелепая, какая-то даже оскорбительная встреча с дедом…