Повисла вопросительная тишина. Матвей молча, нарочито медленно, не сводя глаз с женщины, достал паспорт и передал его Семену. Тот отреагировал как надо — взял паспорт, открыл его и передал женщине. Матвей спокойно бросил:
— Только внимательно читайте…
— Да уж не беспокойтесь, как нибудь справлюсь… — она усмехнулась и начала читать, слегка шевеля при этом губами.
Тотчас, словно по негласному сигналу, стоящие люди сгрудились за ее спиной, сообща вглядываясь в его страницы. Прошло несколько заполненных тишиной минут. Женщина несколько раз поднимала глаза на Матвея, сверяя фотографию и оригинал, и наконец долистала паспорт до конца.
Матвей все так же, гордо выставив ногу вперед, спокойно смотрел на них. Атмосфера неуловимо изменилась — исчезла враждебность, люди расслабились, начали тихо переговариваться между собой. Анастасия, не отдавая ему паспорт и задумчиво похлопывая им по ладошке, тихо произнесла, не глядя в глаза Матвея:
— Так… не соврал, значит, Семка. Выходит, ты и прям — Матвей Леонидович Подгорный… И вроде все совпадает, но чует мое сердце, что-то здесь не так…
Встрепенувшийся Семен, триумфально оглядев понурившихся односельчан, одним движением вырвал паспорт из рук Анастасии и вложил его в руки Матвея. Победно передразнил.
— Так, не так… а я тебе говорю — внук это Потапыча и точка!
Матвей выдохнул и расслабленно сел на скамейку, разглядывая мнущихся с ноги на ногу гостей. Здесь были разные люди, одетые кто во что горазд — по давней деревенской традиции донашивать всю одежду до ее естественной кончины. Женщины и мужчины, худые и полные, но объединяло их только одно — все они были старшего, пенсионного и постпенсионного возраста. Среди них не было никого моложе Семена.
Единственное исключение — председатель Анастасия. Которая растерянно смотрела на Матвея, тихо и недоверчиво бормоча.
— Если он — его внук, то, где он был все это время? И почему не объявлялся его отец? Почему именно сейчас появился здесь?
Семен, не обращая ни на кого внимания, по-хозяйски обошел вокруг стола, взял в руку конфетку, недоуменно понюхал ее и брезгливо бросил обратно. Попросил Матвея.
— Да расскажи ты им все, Матвей! А то ведь не отстанут…
Матвей провел рукой по щетине и грустно выдохнул.
— Понимаете… Я ведь до сегодняшнего дня и сам не знал, что у меня есть родственники… — не в силах больше сидеть он встал и продолжил, расхаживая перед людьми и выкладываясь в этой нежданной исповеди, — это просто… сумасшествие какое-то… мне тридцать восемь лет, и я всю жизнь думал, что у отца нет близких родственников. Он отказывался обсуждать о своей юности… и все его рассказы о прошлом, начинались с момента, когда он приехал в город и поступил в училище… и я и, наверное, мама думали, что он сирота…
Он остановился и поднял глаза на зачарованно слушающих его людей. Даже шебуршащий до этого своими пакетами Семен притих, внимательно его слушая. После недолгой паузы Матвей продолжил и ходить, и говорить.
— Вы не думайте — у него в паспорте, в графе — место рождения стоит именно ваша деревня… я же не совсем дурак и выдавать себя за другого человека, мне, поверьте, вообще нет интереса. Обстоятельства так сложились, что Бог привел меня сюда… а зачем — только ему ведомо… — он наконец остановился перед притихшими людьми, склонил голову, — я действительно — Матвей Леонидович Подгорный, сын Леонида Подгорного и внук Алексея Подгорного… а вот что с этим делать — я не знаю, люди добрые…
Неожиданно раздались слабые всхлипывания. Матвей поднял глаза и с изумлением увидел, как несколько женщин утирают уголками платков мокрые глаза, а мужчины смущенно мнутся, не глядя на него. Их бравая предводительница, потеряв вмиг весь свой боевой запал, смущенно прокашлялась, глядя на Матвея повлажневшими глазами.
— Ладно! Сопли распустили! — нарочито грубо начала она, оглядывая всех. — Ну что же — бывает… нашелся родственник… кто нибудь остался, кроме Потапыча в деревне из его рода?
Из толпы выглянула пожилая женщина, поправила цветной платок и подслеповато прищурилась на Матвея.
— В прошлом годе умерла Анфиса — сестра Ляксея Потапыча, а у ей только дочь была. Однако она на севере где-то живет… А у Потапыча только и был один сын — Лёнька…
Анастасия вздохнула и подошла к Матвею вплотную. Помолчала и, глядя в его глаза, твердо сказала, будто ставя жирную точку.
— Ну что же — по всему выходит, ты действительно наш Подгорный… тогда — живи, имеешь право…
И тотчас, словно лопнула сдерживающая всех пружина, Матвея обступили, радостно и дружелюбно хлопая его по спине, представляясь и рассказывая свою родственную принадлежность, люди. Хотя правильнее было сказать — родственники. Потому что здесь, в этой маленькой деревне, как оказалось, пришлых людей и нет… только свои. Поднялся шум, и среди этой круговерти, радостно принимая часть Матвеевой славы на себя, метался Семен.
— Вот, а я что говорил??! А вы — бродяга, жулик! А оно, вишь как получилось… ну, — крикнул он так, что все одновременно замолчали, — тогда это нужно отметить???
Упиваясь всеобщим вниманием, он метнулся к столу, торжественно вытащил из пакета и поднял над головой большую бутыль с мутной жидкостью.
— Вот, как раз приготовил… как слеза! — и отчаянно грохнул ею по столу. — Ну? Чего стоите??! Кажиный день че ли родственники объявляются? Давай закусь готовь, народ!
А Матвей стоял, потерянно улыбаясь и все пытался разглядеть поверх голов куда-то исчезнувшую Анастасию.
Глава 10
Вечеринка по поводу обретения нового родственника явно удалась. Дирижировал праздником неугомонный Семен — необычайно оживленный, он быстро раздал задания всем присутствующим и тут же, словно по мановению волшебной палочки, организовался не особо изысканный, но хлебосольный стол. К двум большим бутылям, как впоследствии оказалось — с самогонкой, добавились несколько крайне запыленных трехлитровых банок с солеными огурцами и помидорами, добытых, к величайшему изумлению Матвея из находящегося тут же подпола. Он посмотрел на сиротливо лежащие на краю стола конфетки и внутренне усмехнулся — так и голодал бы, дурень, не догадываясь о запасах еды под ногами.
Все это добавилось к разложенным на столе вареной картошке, основательному куску сала и двум большим, изумительно пахнувшим караваям деревенского хлеба. Матвею сразу же вручили большой ломоть со здоровенным куском грудинки, и он сидел на маленькой скамеечке у разогретой печки, блаженно его пережевывал и умильно наблюдал за происходящим. Ему нравилось его пассивное состояние, ему нравилось, что наконец хоть кто-то проявляет заботу о нем, позволив вот так тихо и спокойно сидеть в углу, ни о чем не беспокоясь. Иногда он ловил на себе косые, оценивающие взгляды вновь приобретенных родственников, но это не волновало его — во всем этом не было злобы, а была только лишь забота о его состоянии.
Единственное, что несколько огорчало его благостное настроение — отсутствие Анастасии среди многочисленных гостей. Он пытался несколько раз поймать мечущегося Семена, чтобы расспросить его о ней, но тот только отмахивался и вновь уносился в набитую битком комнату.
Наконец приготовления были закончены и все с шумом уселись за стол. Были подняты разномастные кружки и стаканы, произнесены соответствующие тосты, и гулянка развернулась своим, уже мало зависящим от Матвея, чередом. Постепенно точка внимания рассеялась, и после нескольких тостов, когда каждый хотел всенепременно чокнуться с ним, разговоры и общение перешли на темы, близкие самим гуляющим — дела и заботы, не избалованных изменениями селян, оставались такими же, какие и были много лет. Предстоящая зима, запасы, урожай, дела далеких, но все м присутствующи м, кроме Матвея, естественно, известных родственников и сложные внутренние взаимоотношения — вот то, что беспокоило их замкнутый мирок. И даже сногсшибательное появление Матвея не смогло надолго стать центром их интересов.
Матвей постепенно запутался во всех хитросплетениях местной жизни и с тоской поглядывал на входную дверь. Пить местный самогон он не смог по причине его абсолютного и невыносимо отвратительного вкуса — первый же глоток вызвал такой мощный рвотный рефлекс, что его, под насмешливые возгласы присутствующих, едва не вырвало тут же на стол. Поддерживать разговор он так же не мог, как и не мог больше выносить заполненную густым табачным дымом атмосферу, поэтому, никем особо не замеченный он выбрался из-за стола и прошмыгнул в сени. Без жалости оставив разгулявшимся родственникам поле битвы.
А на улице было хорошо. Матвей всей грудью вдохнул прохладный воздух, но тут же закашлялся — легкие освобождались от табачных миазмов. Он вытер выступившие слезы и поднял глаза в небо.
И ошеломленно замер, мгновенно погрузившись в открывшуюся перед ним картину. Такого неба он не видел никогда — во всю ширь небосклона разливалось море мерцающих разноцветных огоньков. Поразительно, но здесь, просвечивая через незатуманенную городским смогом атмосферу, звезды были разного цвета! Только на картинках в интернете Матвей видел такое богатство оттенков и цветов — не только белые, но и синеватые, красноватые и зеленоватые огоньки кололи глаз лучиками света, невероятным узором заплетая небесный орнамент. Глядя на проходящее по центру неба, от горизонта до горизонта, густое скопление звезд, Матвей понял почему его называют «Млечный Путь» — словно огромный, он мельком глянул в окно дома на гуляющих родственников, и не очень трезвый молочник разлил целую флягу волшебного, искрящегося бриллиантами молока.
Не особо разбирающийся в созвездиях Матвей, при нужде способный найти ну разве только что пресловутую Большую Медведицу, знал — так выглядит торец нашей галактики, в которой мы живем на страшном отшибе, на самом ее краю. Такие мелкие и незначительные на фоне мироздания, но такие великие в своем собственном мире.
Он еще раз счастливо вздохнул, и застыл, принимая в себя всю эту многообразную красоту, впитывая каждой клеткой своего тела волшебное ощущение причастности к чудесному процессу, который мы называем просто — жизнь.