Новая Атлантида». Это общество использовало такие символы, как Солнце, Луна, компас, квадрат, прямой угол, треугольник и т. д. Автор уточняет, что позже, в 1646 г., вслед за Северными Браминами было создано Королевское общество, но поскольку последнее не соответствовало чаяниям розенкрейцеров, в том же году было создано новое общество розенкрейцеров, стремящееся приблизиться к ценностям Великого Брамина. Он утверждает, что именно у этого общества масонство позаимствовало свои символы. Далее Никола де Бонневиль утверждает, что это общество было не чем иным, как продолжением древнего розенкрейцерства, возрожденного в Германии Иоганном Валентином Андреэ, а в Англии – Робертом Фладдом. Он добавляет, что Фрэнсис Бэкон почерпнул символы Браминов из Speculum Sophicum Rhodostauroticum (1618) Т. С. Швайгхардта и из «Христианской мифологии» (1618) Иоганна Валентина Андреэ[176]. Столетие спустя Жан-Мари Рагон в книге «Франкмасонство, Капитул ордена, Новый градус Розы и Креста» (1860) подхватит эти идеи[177]. Многие авторы размышляли над тем, был ли Фрэнсис Бэкон автором пьес Уильяма Шекспира. Некоторые, например Альфред Додд, заходят так далеко, что видят в английском барде основателя масонства[178]. Вероятно, наиболее глубоко эту тему разрабатывал У. Ф. К. Вигстон, автор работы «Бэкон, Шекспир и розенкрейцеры» (1888). Его идеи подхватит миссис Генри Потт, написавшая книгу «Фрэнсис Бэкон и его тайное общество» (1892), а потом многие другие авторы. Хотя эти исследования содержат интересные замечания, их авторы часто допускают необоснованные домыслы.
Среда Теософского общества оказалась очень отзывчивой на эти гипотезы, особенно это относится к тем его членам, которые были вовлечены в розенкрейцерское движение внутри общества: орден храма Розового Креста[179]. Так, в книге «Учителя»[180] (1912) Анни Безант утверждает, что Фрэнсис Бэкон был одним из воплощений Христиана Розенкрейца и принадлежал цепи посвященных, начатой княжеским домом Ракоци. К ней же принадлежал граф Сен-Жермен. Одна из сотрудниц Безант Мария Русак опубликовала в журнале The Channel серию статей, в которых повторила эти идеи. Эти же идеи мы найдем в труде «Розенкрейцеры» (1913), изданном близким Теософскому обществу объединением масонских лож Le Droit Humain (Великая символическая шотландская ложа Право человека). Авторы этого труда Г. Кларк и Кэтрин Беттс утверждают, что автором розенкрейцерских манифестов был Фрэнсис Бэкон[181]. Но наиболее активно распространению теории ключевой роли Фрэнсиса Бэкона в розенкрейцерстве способствовал бельгийский теософ и политик Франц Виттеманс. Его книга «Новая и подлинная история розенкрейцерства» (1919) представляет собой сборник занимательных историй и весьма спорных утверждений. Он обращается к тем же идеям, что и Вигстон, Потт, Шекман, Э. Удни и другие теософы.
Выдвинутая Анни Безант теория, согласно которой Фрэнсис Бэкон был автором розенкрейцерских манифестов, была опровергнута работами историков эзотерики.
Паоло Росси в книге «Фрэнсис Бэкон: от магии к науке» (1968) показал, что если некоторые идеи Бэкона и можно сопоставить с идеями манифестов розенкрейцеров, то только потому, что они берут начало из одного и того же источника: герметической традиции эпохи Возрождения. Пол Арнольд и Фрэнсис Йейтс пришли к таким же выводам. За последние несколько десятилетий открытия историков позволили лучше понять происхождение розенкрейцерства, а представление о том, что Фрэнсис Бэкон является автором Fama Fraternitatis и Confessio Fraternitatis, устарела. Это, однако, не мешает отнести английского философа к движению розенкрейцеров XVII в., так как он был одним из тех, кто наиболее активно продвигал идеал розенкрейцерства. Несомненно, именно поэтому некоторые видят в нем одну из самых важных фигур розенкрейцерства XVII в. Кроме того, Фрэнсис Йейтс в «Розенкрейцерском Просвещении» показала, что, хотя Фрэнсис Бэкон во многом отошел от герметизма XVII в., в частности не принимал учение Парацельса и концепцию человека как микрокосма, он оставался под сильным влиянием розенкрейцерства[182]. Будучи продолжателем розенкрейцерского движения по духу, он придал ему новое выражение, когда предложил проект реформы науки. Этот проект вскоре привел к созданию Королевского общества, то есть Британской академии наук.
Титульный лист английского издания 1640 г. книги Фрэнсиса Бэкона «О достоинстве и приумножении наук» (1605)
Проект реформы наук Фрэнсиса Бэкона базировался на идеях его отца, Николаса Бэкона. После разрыва с Римом Генрих VIII поручил последнему разработать университетскую реформу. Ко времени царствования Елизаветы она не была проведена, но теперь о ее необходимости говорит уже Фрэнсис Бэкон. Затем он пытается заинтересовать реформой Якова I. В начале книги «О достоинстве и приумножении наук» (1605) Бэкон обращается к королю со следующими словами: «Подобно Гермесу Триждывеличайшему Вас отличает тройная слава: власть короля, просветление священника и наука философа». Бэкон говорит не просто о реформе, но о возрождении наук. Он видит ее цель в том, чтобы науки перестали быть предметом бесполезных спекуляций, но стали орудием, способным открыть дорогу прогрессу и принести человечеству процветание и счастье. В своей книге он предлагает создать братство, объединяющее ученых всех стран, сообщество, в котором каждый сможет обмениваться идеями с другими ради всеобщей пользы. Эта идея напоминает положения Fama Fraternitatis[183].
«Те, кто занимался науками, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно паукам, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме».
Фрэнсис Бэкон хотел придать наукам системный характер. Этому, по его мнению, должны способствовать коллективные исследования по заранее утвержденным программам. Он мечтает о создании лабораторий, работы в которых будут базироваться на рациональных основах и стандартизированных методиках. Можно сказать, что проект Фрэнсиса Бэкона предвосхитил академии наук Нового времени. Он хочет заменить старый, основанный на априорных утверждениях и дедукции метод новым, основанном на эксперименте и индуктивных умозаключениях. Описывая идеального исследователя, он использует метафоры муравья, паука и пчелы. Муравей собирает (эмпирическое исследование), паук оплетает паутиной (рациональный анализ), а пчела, облетев все направления, создает мед (равновесие между двумя первыми фазами научной работы). «Роза дает мед пчелам» (Dat Rosa Mel Apibus) – несколькими годами позже Роберт Фладд использует тот же образ пчелы[184]. Английский алхимик Томас Воган в книге Antroposophia Theomagica (1650) утверждал, что, согласно Вергилию, у пчел есть частица божественного разума, эманация Эмпирея. Фундаментальный труд Бэкона «Новый органон, или Истинные указания для истолкования природы»[185] (1620) нацелен на то, чтобы покончить со старой логикой Аристотеля. Следует подчеркнуть, что в своих трудах он уделяет мало места эзотеризму, по-видимому, из осторожности, учитывая то положение, которое он занимал в обществе.
Увы, но Фрэнсису Бэкону не удастся реализовать этот проект реформ. В первый раз он впал в немилость в 1601 г. вместе со своим покровителем и фаворитом королевы графом Эссексом, обвиненном в мятеже. Бэкон смог вернуть доверие королевы и сохранить позиции при новом короле Якове I. В 1617 г. Бэкон станет лордом-хранителем Большой Печати, а на следующий год займет одну из высших должностей в королевстве – пост лорда-канцлера и получит титул барона Верулама. Его карьера прервется в 1621 г., к тому времени он уже получит титул виконта Сент-Альбанского. Он падет жертвой интриги, потеряет власть и положение при дворе. В этот период он пишет «Новую Атлантиду»[186]. Ему не удалось реализовать свои идеи на государственном уровне, поэтому он воплощает в форме книги-утопии тему, которая занимала его на протяжении всей жизни[187].
В этой книге повествуется о путешественниках, которые совершают плавание из Перу в Китай и Японию. По воле неблагоприятных ветров их судно потерпело бедствие. Запасы пищи подходят к концу, они уже предчувствуют свою гибель, но в этот момент замечают неизвестный остров. На берегу путешественников встретили посланцы, они вручили им пергамент с перечнем условий, при соблюдении которых путешественникам будет оказано гостеприимство. Одно из ключевых требований жителей острова – гости должны жить в Доме чужестранцев. Этот документ скреплен печатью, изображающей крылья херувимов и крест. Эта эмблема заставляет вспомнить завершающую формулу Fama Fraternitatis: «Под сенью крыл Твоих, Иегова». На острове, в стране, называемой Бенсалем, живет удивительный народ, которому удалось соединить мудрость с наукой.