Произнося эту белиберду, начальник службы безопасности подмигивал и щелкал языком.
– В эти функции, – продолжал он, – входит строгий негласный контроль за – кем?
Зевкович опять устремлял взгляд в потолок.
– Правильно! – невозмутимо резюмировал Груздев. – За обслуживающим персоналом отеля.
– Хорошо, что не за гостями, – с облегчением вздыхал Жора.
– Персонал любого отеля, – не обращая внимания на его реплику, продолжал начальник, – народ вороватый. Так вот: у нас это должно быть исключено. Строгий контроль и… шмон, если понадобится. Отелю угрожает в большей степени не враг внешний, а враг внутренний.
– Враг – это персонал? – уточнял на всякий случай Зевкович.
Груздев подмигивал в знак того, что оценил шутку.
– Враг – это расхлябанность, вороватость и леность, – назидательно объяснял он. – Между прочим, сотрудников самой службы безопасности это тоже касается.
– Будем бороться с врагом, – кивал Зевкович, вставая и направляясь к выходу.
– Я еще не закончил, – останавливал его Груздев. – Особая тема: проститутки.
Зевкович опять садился.
– Девочки, – улыбался начальник, – должны быть свои. Понимаешь меня? Займись лично подбором кадров.Несмотря на это персональное указание, Жора Зевкович перепоручил «подбор кадров» одному из сотрудников смены, который как нельзя лучше подходил для подобной работенки, – Володе Касатонову.
Это был тридцатилетний, большой, как медведь, но необычайно подвижный человек с одутловатым лицом и маленькими, живыми глазками. Бывший хоккеист, «тафф-гай» [11] молодежной сборной, он бесцеремонно и решительно совал нос во все «неформальные дела» смены в поисках «левого заработка».
– Это же такая возможность! – восхитился Касатонов, когда Зевкович в очередной раз вернулся с «инструктажа» и с брезгливостью пересказал суть «пикантного поручения». – Это же дополнительный навар и для Груздева, и для нас!
– Вот и займись этим, – кивнул Жора.С этого дня Касатонов увлеченно взялся за новую работу. Теперь в каждое ночное дежурство смены он усаживался в еще не открывшемся баре «Александровский» на первом этаже и проводил «собеседования» с проститутками, желающими работать в новом пятизвездочном отеле.
Отбор был строгий. Касатонов выполнял возложенные на него «неформальные функции» с педантичностью золотоискателя. Простушек-хохлушек и многочисленных девушек из Молдавии, забредших сюда с Тверской, он отсеивал сразу. Некоторых, правда, «на всякий случай» пробовал на профпригодность в двухспальном номере на пятом этаже. А потом отпускал, с сожалением качая головой:
– Слабовата… Потренируйся еще и приходи через месяц…
С прочими девицами, особенно с теми, кто приходил «по рекомендации», Касатонов был более разговорчив.
– Чем занимаешься? – интересовался он, беззастенчиво разглядывая и деловито ощупывая формы очередной претендентки. – Я имею в виду – в свободное от работы время…
– Я студентка… – отвечала барышня, поворачиваясь, как на примерке у портного.
– На кого учишься? – интересовался бывший хоккеист.
– На учительницу начальных классов.
Касатонов с пониманием кивал своей большой головой:
– Бывает… Языком владеешь?
Девица расплывалась в улыбке:
– Пойдем, красавчик, сам убедишься.
– Я имею в виду английский, – спокойно уточнял Касатонов.
– Оближу тебя по-французски, – улыбалась девушка.
– Дура… – беззлобно ругался интервьюер. – С нашими клиентами нужно еще и говорить . Понимаешь?
– Владею-владею… – отмахивалась претендентка. – Что надо – всегда объясню.
Касатонов испытующе оглядывал грудь будущей учительницы.
– Мамка-то знает, чем ты занимаешься? – участливо интересовался он.
Девушка мрачнела.
– Неважно.
– У нас все важно, – возражал хоккеист.
– Не знает… – неохотно признавалась студентка. – И папа не знает. И жених мой…
Тут даже такой циник, как Касатонов, удивлялся.
– У тебя есть жених?
– А что, меня разве нельзя полюбить? – с вызовом отвечала девушка.
– Можно… – скалился Касатонов. – Счастливчик твой парень… Везунок!
– Да пошел ты! – Девица вставала с оскорбленным видом, явно собираясь уйти.
– Сядь! – устало приказывал сутенер. – И не подпрыгивай. Девственница Орлеанская. Слушай меня внимательно: половину заработка будешь отдавать нам. Взамен получишь неприкосновенность, бесплатный напиток в баре и избавление от конкурентов. Всех «залетных» проституток мы будем выпроваживать. Работают только свои.Готовясь принять первых посетителей, отель быстро заполнялся различными службами. Для правильной организации работы пятизвездочной гостиницы из Америки были выписаны менеджеры-наставники. В их задачу входило стажировать и обучать соответствующие службы нового российского отеля. Ни один из них не говорил по-русски, поэтому процесс обучения происходил на английском языке и нередко сводился к пантомиме. Уборщицы и горничные из службы «хауз-киппинг» уныло взирали на странные манипуляции американцев, всерьез демонстрирующих, как надо правильно пользоваться пылесосом или застилать постель. Официанты «рум-сервиса» давились от смеха, наблюдая, как заморские учителя показывают им, с каким выражением на лице нужно ожидать чаевых.
К концу апреля в отеле вовсю стажировались «белл-бои», менеджеры «лобби», метрдотели банкетных залов, бармены, повара и работники инженерных служб.
Обучение службы безопасности проходило недолго.
– Это – менеджер по безопасности известной американской сети международных отелей, – радостно представил Груздев в операторской краснощекого крепыша в лихой ковбойской косоворотке, в солнцезащитных очках и с наколкой в виде дракона на предплечье. – Зовут его мистер… Хорн. Он – известный в США рейнджер.
Рейнджер жевал жвачку, небрежно-лениво открывая и закрывая рот. Он улыбкой поблагодарил Груздева за представление и крикнул преувеличенно бодро:
– Hi, guys! I will teach you many jokes which every real man should know! [12]
– А зачем вам солнцезащитные очки в помещении? – простодушно поинтересовался Виталик Родионов – один из сотрудников второй смены. – Для понта, да?
Рейнджер подождал, чтобы кто-нибудь ему перевел вопрос, и, не дождавшись, улыбнулся Родионову, не переставая жевать:
– Hit me, man! C’mon! [13]
Виталик недоуменно огляделся по сторонам и поморгал:
– Он чего-то хочет от меня?
– Он хочет, – объяснил Вадим, давясь от смеха, – чтобы ты его ударил.
– Зачем? – еще больше удивился Родионов.
Рейнджер тем временем вдруг начал пошлепывать Виталика ладонями по плечам, груди и животу, весело отскакивая и знаками приглашая к условному поединку.
– US special forces! – ткнул себя пальцем в грудь мистер Хорн и неожиданно, поднырнув, влепил Родионову звонкую пощечину. – Heigh-ho! Watch out, man! Or they will kick the shit out of you! [14]
– Войска специального назначения США, – перевел Вадим уже без улыбки, – просят не зевать, чтобы…
Не дожидаясь окончания перевода, Виталик чуть-чуть наклонился вперед и, почти не делая движения плечом, откуда-то снизу выстрелил коротким, хлестким ударом в голову рейнджера. Мистера Хорна перекинуло через стол, и он рухнул между стеллажами, сметая с них папки с бумагами. Подождав своего дуэлянта несколько секунд в гробовой тишине и не дождавшись, Виталик назидательно развел руками и пояснил:
– Спецназ ВДВ. Советский Союз…
Груздев задумчиво перевел взгляд со стеллажей на Родионова и пожал плечами:
– Он сам просил… Чтобы ударили. – И через мгновение вздохнул: – Думаю, что стажировка окончена.
Однажды ночью в часы, свободные от бесцельного стояния на лестнице и на пятачке центрального входа, Вадим снова и снова бродил по притихшим и сонным коридорам отеля.
На пятом этаже, открыв служебным ключом запертый фитнес-центр, он быстро разделся и в полной темноте окунулся в крохотный бассейн. Здесь, в гулкой, дрожащей тишине он с наслаждением сделал несколько широких гребков туда и обратно, перевернулся на спину и долго лежал на воде, слушая стук собственного сердца, который, казалось, послушно отражался от чутких стен и сводчатого потолка. Затем, наскоро обтеревшись махровым полотенцем, он опять влез в непослушную рубашку, не желавшую возвращаться на влажное тело, натянул брюки, наскоро и на ощупь повязал галстук, накинул пиджак и, подхватив ботинки и рацию, на цыпочках вышел вон.
В коридоре перед зеркалом он окончательно привел себя в порядок, надел ботинки, причесал волосы и, подмигнув своему отражению, собрался уже уходить, как вдруг ощутил мгновенный ледяной ужас. Сердце прыгнуло и сорвалось куда-то вниз, а ладони мгновенно стали влажными и разжались, пальцы выпустили ремешок рации. Прямо за ним, едва не касаясь лицом его затылка, стоял человек. На спокойной зеркальной глади Вадим разглядел его бескровно-белое лицо, горящие глаза и… (сомнений быть не могло!) форменный китель с синими петлицами. Ничтожной секунды, короткого мгновения было достаточно, чтобы прочитать в этих глазах напряженное внимание и готовность к чему-то страшному и необратимому.
Вадим повернулся так резко, что едва не потерял равновесие.
Перед ним дрожал смертельной бледностью единственной галогеновой лампочки пустынный и мрачный коридор. Неожиданно под ногами что-то треснуло и зашипело. Оброненная рация зашуршала голосом Зевковича:
– Пятнадцатый, пятнадцатый… Ответь десятому…
Вадим отпрянул назад, прислонившись к зеркалу, и перевел дух. Сердце нещадно колотилось где-то у самого горла. Он сполз по гладкому стеклу на корточки, нашарил рукой рацию и, щелкнув кнопкой, прохрипел:
– Пятнадцатый…
– Григорьев, – раздалось в эфире, – тебе через час заступать на двадцать первый. Ты там не спишь?
– Не сплю, – ответил Вадим. – Я… я помню.
Он выпрямился в полный рост, постоял с минуту, блуждая взглядом по сумрачному помещению, потом отлепился от зеркала и быстро направился по коридору к выходу. Он шел не оглядываясь и поэтому не мог видеть, что ему вслед с тусклого зеркального квадрата внимательно смотрит странный молодой человек с бледным лицом и синими петлицами на кителе сотрудника НКВД.