— Понятно. В таком случае возвращаемся к убийству Юрия Маслова. Что вы делали в ночь с шестого на седьмое июня?
— Спал, — коротко ответил Венчик. — И поскольку я одинок, то, разумеется, спал один. Хотя… где-то около одиннадцати я стучал в стену соседу, чтобы он сделал музыку потише. Парень молодой, но глуховатый, — с усмешкой пояснил Венчик. — Вот думаю ему на день рождения наушники подарить, беспроводные. Потом я уснул. Я люблю ложиться пораньше.
— Будьте любезны, напишите номер квартиры, в которой живет сосед, нам необходимо будет проверить вашу информацию. А теперь, Вениамин Леонидович, расскажите мне об отношениях супругов Масловых, раз вы являетесь близким другом Инны Масловой, вы наверняка в курсе всех подробностей.
— Ну я все же мужчина, а не… кем бы меня ни считал Илья. И хотя мы с Инной достаточно близки, она никогда не делилась со мной подробностями личной жизни.
— Не скромничайте, Вениамин Леонидович, рассказывайте.
— У них были хорошие дружеские отношения, — со вздохом поведал Венчик. — Пора пылкой страсти давно миновала, но отношения были хорошими. Я не припомню, чтобы они хоть раз ссорились.
— А вы знаете, что все имущество Юрия Маслова и все активы были оформлены на жену?
— Да, вскользь что-то такое слышал. Не знаю уж, что именно у нее в собственности, но Инна говорила, что чиновникам приходится быть осторожными, чтобы не стать жертвами борьбы с коррупцией.
— Вот как? Значит, совесть у Юрия Кирилловича перед государством была нечиста? — с легкой иронией поинтересовался Игорь Михайлович.
— Все мы далеки от совершенства, — развел руками Венчик. — Но ничего конкретного о его делах я не знаю. С дядей мы редко виделись и никогда не вели доверительных бесед. И Инна, — поспешил он опередить очередной вопрос, — дела мужа, тем более финансовые, никогда со мной не обсуждала.
— А любовные? И не мужа, а свои?
— Бывало.
— И что?
— Знаете, я думаю, будет лучше, если вы поговорите с ней лично. Я не люблю сплетничать, особенно за спиной своих друзей, — мягко, но весьма твердо заявил Вениамин.
— Похвально, — полностью одобрил его Игорь Михайлович. — Но вот незадача. Я не собираю сплетни, а расследую дело об убийстве, и сейчас ваша подруга — подозреваемый номер один. Не желаете сплетничать? Я найду другие источники информации, возможно, менее лояльные к Инне Анатольевне, чем вы.
— Это нечестно, — надулся Венчик. — Вы загнали меня в угол. А самое главное, у Инны за последние годы не было ни одного серьезного или стоящего увлечения. Даже рассказать не о чем. Она ни с кем не встречалась дольше двух недель, — пожал он плечами.
— Хм. Значит, подозрений, кто мог убить Юрия Маслова, у вас не имеется?
— Ни малейших.
Глава 9Сентябрь 1942 года. Юго-Восточный фронт
— Маслов? Да Маслов, чтоб тебя! Давай уже, артподготовка началась! — тряс его за плечо заряжающий Мишка Пронин. — Ну ты спать здоров! Не слышишь, что ли, как громыхает?
— Пущай громыхает, я полночи в карауле простоял, дай хоть часок поспать, — натягивая на голову шинель, проворчал Иван.
— Слышь, Маслов, ты давай не наглей, а? Командир зовет, — сердито толкнул его в бок Мишка. — Это тебе не в госпитале валяться. А то посмотрите на него, не успел прибыть, уже на покой захотелось.
— Да уж, в госпитале была жизнь, — поворачиваясь к Пронину, зевнул во весь рот Иван. — Иду уже. Пошутить нельзя.
— У нас за такие шуточки, знаешь, и к стенке определить могут, — сердито буркнул Пронин. — Ты не смотри, что у нас командир молодой, он побольше твоего в жизни видел, еще в финскую воевал, мальчишкой совсем безусым, и наград у него побольше, чем у многих, кто с усами.
Пронин вышел из блиндажа, а Иван принялся перематывать портянки. Нехорошо вышло, что-то он и впрямь не по делу наговорил, разбаловался в госпитале. Поспать ему дайте, еще омлет с компотом на завтрак, сам себя ругал Иван Федорович. Неправильно это, не успел в новую часть прибыть, с людьми сойтись, а уже оплошал. Ну да ладно, сейчас наступление будет, вот тогда он и покажет себя. Чай, тоже не сосунок, не первый день на фронте. Ранен вон был в ногу. Счастье, что ранение не тяжелое, ногу не отрезали, кости целы, ну прихрамывает чуток, так это и вовсе пустяк, зато в пехоту не отправили, не угнаться ему теперь за пехотой. В новую часть определили, в Отдельную истребительную — противотанковую бригаду, подносчиком снарядов. Тоже, можно сказать, повезло, — кряхтел, вбивая ноги в сапоги, Иван Федорович.
— Ну что, явился? — насмешливо спросил Пронин, подмигивая ребятам из расчета.
Ясно, пересказал, значит, уже, сердито отметил Иван Федорович, но вслух в тон Пронину насмешливо ответил:
— А куды ж деваться, чай, не в санатории.
— Эт-т точно, — заметил кто-то из мужиков, и все вернулись к своим делам.
Грохотало уже будь здоров, фрицы вели артподготовку, возле них пока еще ни одного снаряда не взорвалось… Ба-бах! Ивана Федоровича осыпало влажной землицей. Теперь взорвалось. Накаркал. Прыгая через кочки, к ним примчался командир расчета старший сержант Огарев.
— Расчет, по местам! Где Зябликов? Вот координаты, бить будем в этот квадрат, тут у немцев батарея стоит, а вот тут за лесочком танки, отсюда они в наступление и двинут. Только что от разведчиков сведения поступили, так что, ребятки, прицельно, не мазать! По местам!
И началось! Вопли откуда-то справа, выстрелы, громыхает, наши в атаку двинулись. Пару раз стрельнули по немцам, чтоб не совсем уж сиднем сидеть, а тут как раз с березы, Васька Зябликов туда забрался:
— Танки!
Васька — он глазастый, Иван Федорович уже заметил. Не зря наводчиком был. Ребята говорили, охотником был до войны, сперва снайпером служил, но после ранения с рукой правой чего-то стало, к ним в расчет перевели.
— Готовсь, мужики, метров шестьсот до них!
— Далеко, не достанем, — сплюнул Пронин.
— Медленно ползет, гадина! Вслепую.
— Четыреста метров, давай, мужики, заряжай! — спрыгнул с березы Васька, и началось веселье.
Иван Федорович в этом грохоте только и видел что землю под ногами, ящик со снарядами, руки да сапоги второго подносящего Петра Егоровича так и мотались туда-сюда, а снаряды-то тяжеленные, хорошо, здоровьем бог не обидел.
— Заряжай! Дуплетом, огонь! — кричал охрипшим голосом старший сержант. — Ползет, Зябликов, ползет, чтоб его! Где снаряды? Заряжай, мать вашу! Зябликов, огонь!
— Есть! Есть, гадина, горит! Еще по нему, чтоб не вылезли сволочи! — орал Зябликов. — Сейчас мы вас поджарим, гадов!
Но танков было много, пехота, видно, не прорвалась, соседнее орудие разнесло в клочья. Ивана Федоровича чуть осколком не задело, чудо, что вовремя наклонился. Дым, грохот, земля сыплется, ничего не разберешь, от взрывов уши позакладывало.
— Заряжай! Заряжай! Где снаряды? Пронин?
— Убило Пронина!
— Горшков, на место Пронина! Никола, подносящим! — орал сержант, мечась между ними. — Зябликов, огонь! Огонь!
— Танки! Танки! Отходить надо! — заорал, прибегая к ним откуда-то из серой дымки, начальник взвода старший лейтенант Рогожин. — Отходим, танки прорвали линию обороны! Немцы в тылу! Отходим! Кто живой? Отходим.
За лейтенантом бежало еще человек пять. Иван Федорович, бросив снаряд, сорвав с лежащего возле ящиков с боеприпасами Петра Егоровича автомат, кинулся за лейтенантом, где-то рядом бежали Зябликов и старший сержант, Николу, водителя, кажется, тоже уложило, сзади слышались выстрелы. Кто-то на бегу давал короткие очереди, из сгущающихся сумерек выбежало еще человека три, на кромке леска уже кто-то отстреливался. Прорвались к ним, по пятам трещал подлесок под гусеницами «Тигра».
— Быстрее, быстрее! — подгонял лейтенант. А чего их подгонять, и так нажимали как могли. Вот где хромота-то Ивану Федоровичу аукнулась. Попробуй-ка поспей за молодыми да здоровыми. До лесу еще дотянул, а там уже отставать стал, а немец все еще продолжал косить, пули и так посвистывали среди деревьев, да еще и танк по ним лупил. Хорошо еще, листва не облетела, хоть какая-то прикрышка. Иван Федорович так спешил, что едва не наступил на кого-то. Споткнулся.
— М-м-м.
— Ты чего? Живой, что ли? — перекатился к нему Иван Федорович. — Вставай, помогу, нечего разлеживаться!
— М-м-м.
Иван Федорович наклонился, вгляделся, напрягая зрение, в лицо. Старший сержантик их, молоденький совсем, его Кирюхе ровесник.
— Давай, милый, куда тебя хоть, а? Да ты не боись, я помогу, вместе выберемся. А? — тормошил сержанта Иван Федорович, но тот лишь дернулся пару раз, да и затих. Помер. Иван Федорович закрыл ему глаза, подобрал автомат и припустил, как мог, своих догонять.
В лесу уже не отстреливались. Да и за спиной выстрелов уже почти было не слышно. Как теперь своих-то искать? Не зима. Следов не разглядишь. Так, разве что наугад идти, лишь бы от фрицев подальше. И ведь вроде в лесу человек свой, и вроде и направление помнил, а вот место новое, и заплутал. Вышел Иван Федорович прямиком на дорогу, кусты густые были, темно, лес, два шага сделал — и дорога. Да не просто дорога, а в ста метрах от хутора какого-то! Это ж надо, судьба! Тут его, голубчика, и сцапали. Едва успел автомат в кусты скинуть. Зачем, и сам не знал, видно, чтоб в вооруженного не пальнули. Эх, невезуха! Два дня как из госпиталя. И на тебе!
Немцы с ним особенно не чикались, дотолкали автоматами до какого-то сарая, замок отомкнули, пихнули вовнутрь, и баста. Сытые, веселые, сволочи.
— Эй? — позвали тихонько из темноты. — Эй? Ты кто?
Иван прислушался и пополз на голос.
— Свои, что ли?
— Свои. Ты кто будешь-то?
— Маслов я. Из противотанкового расчета. А ты?
— Капустин… — кряхтя, ответил из темноты голос.
У Ивана Федоровича вдруг все перед глазами поплыло, и не темный сарай почему-то померещился, а подвал со сводчатым потолком.
— Сергей?
— Сергей Андреевич, — поправил голос. — Из наших, значит, с батареи? Еще кто выжил?