Мы без лишних разговоров вернулись к работе и дождались, когда Снейкскин уйдет в контору и захлопнет за собой дверь, а потом возобновили беседу с того места, где нас прервали.
– Вот козлина, – фыркнул Роб.
– Да таких полным-полно, – отозвался я.
– Аминь, – кивнул Горди.
– А вот что мне интересно, как так… – начал было Роб.
– Тише! Тише! – зашипел я на него. Бросился к верстаку, прибавил звук радио. В новостях сказали такое, что я не мог не обратить внимания.
…ни подтвердить, ни опровергнуть, что его дочь Персефона Мира Хэдли беременна и что она забеременела несколько месяцев назад, когда была похищена злоумышленниками. Мы можем лишь догадываться, что пришлось вытерпеть бедной девушке, пока она находилась в руках мужчин-нулей. Сама Персефона до сих пор отказывается говорить о двух страшных днях в плену: очевидно, воспоминания о них для нее слишком болезненны, слишком ужасны…
– Эй! – Горди смотрел на меня круглыми глазами, и я не понимал, в чем дело, пока не увидел, что радио лежит на полу, разбитое вдребезги: я запустил им в стенку.
– Мне надо уйти.
Я двинулся к выходу.
– Эй! Каллум, куда это ты собрался? – окликнул меня Снейкскин.
– Мне надо отлучиться.
– Еще чего надумал!
– Никуда ты не уйдешь!
– Запросто!
– Выйдешь за дверь – можешь не возвращаться!
Я не остановился.
Глава 109× Сеффи
Мама сидела рядом со мной в гостиной. Папа мерил комнату шагами.
Я повернулась, посмотрела на Минни тяжелым взглядом и горько процедила:
– Вот и верь тебе.
У нее хотя бы хватило совести смутиться и отвести глаза: посмотреть на меня в ответ она не могла. Я должна была предвидеть, что она не сможет держать язык за зубами. Некоторые секреты такие лакомые, что поди их сохрани. К тому же для нее это был удобный случай поквитаться со мной за все годы, когда я звала ее «Минни» вместо «Минерва». И она наверняка сказала не только маме с папой, но и еще кое-кому, а тот – еще кому-то, а тот еще – и вот уже перед нами страшная тайна, известная всем на свете. И вот-вот все просочится в прессу, это лишь вопрос времени. Может, Минни именно этого и добивалась. Так или иначе, я ей этого не прощу, проживи я хоть пятьсот лет.
– Наша задача, – начал папа, – разобраться с этим как можно быстрее и незаметнее.
– Так будет только лучше, детка. – Мама взяла меня за руку и нежно погладила.
– Мы уже записали тебя в клинику на утро, – сказал папа. – К завтрашнему вечеру все будет позади. Ты больше не будешь беременна, и мы сможем оставить это в прошлом.
– Я понимаю, солнышко, это трудно, но так определенно будет лучше, – поддержала его мама.
– Вы хотите, чтобы я сделала аборт? – спросила я.
– Ну, ты же не хочешь оставлять ребенка, правда? – В мамином голосе звучало удивление. – Ребенка своего похитителя? Незаконнорожденного, чей отец – насильник-пустышка?!
– Естественно, не хочет, – бросил папа. И повернулся ко мне: – Напрасно ты сразу не сказала нам, принцесса. Надо было рассказать, что они с тобой сделали. Мы бы разобрались со всем гораздо раньше и избежали бы домыслов в прессе.
– Я сама отвезу тебя в клинику. – Мама попыталась изобразить улыбку, но не смогла наскрести на нее.
– Поедем все вместе, – сказал папа. – Завтра к этому времени все уже будет кончено.
– Предоставь все нам, – подхватила мама.
– Никто не требует от тебя сейчас самостоятельных решений, ведь в таком состоянии невозможно мыслить рационально, – продолжил папа.
Мама с папой – наконец-то они вместе. Единодушны. Действуют, двигаются, думают как один человек. А все благодаря мне. Я только диву давалась. Вот эти мысли, проносящиеся у меня в голове, – они результат логических рассуждений или плод помутившегося рассудка? Как мне отличить одно от другого?
– Мы все поддержим тебя, милая, – сказал папа. – А когда все останется позади, все вместе поедем куда-нибудь отдохнуть. Ты сможешь забыть о прошлом и вернуться к нормальной жизни. Как и мы все.
Забыть о прошлом… Неужели он и правда так думает? Небольшая операция – и все, моего ребенка больше нет, о нем все забыли? Я смотрела на папу, будто видела его впервые в жизни. Он меня совсем не знает. И от этой мысли мне даже не стало грустно.
– Не поеду я завтра ни в какую клинику, – тихо сказала я.
– Ты не будешь там одна. Мы все поедем…
– Значит, вы будете там одни, потому что я не поеду.
– Прости, что?! – Папа уставился на меня.
Я встала и посмотрела на него в упор:
– Это мой ребенок, и я его оставлю.
– Не дури. – Папа не кричал. Он просто не мог поверить своим ушам. Не мог поверить, что я говорю серьезно.
– Это мой ребенок, и я его оставлю, – повторила я.
– Нет, не оставишь.
– Это мое тело и мой ребенок, и я оставлю его.
– Персефона, подумай сама. Ты поступаешь неразумно. Тебе только-только исполнилось восемнадцать. Разве тебе можно оставлять ребенка? Все будут знать, при каких обстоятельствах он зачат. На тебя будут показывать пальцем, презирать тебя, жалеть. Ты этого хочешь?
– Я его оставлю.
– Завтра ты передумаешь, – решил папа.
– Нет, не передумаю, – сказала я ему. – Я буду рожать.
Глава 110• Каллум
Всю дорогу на пляж я названивал Сеффи домой, используя наш условный сигнал, как много лет назад. Я не знал, где она сейчас – в доме на побережье или еще где-то, – и слышит ли она мой сигнал, но это меня не останавливало. Мне нужно было увидеть ее. Нужно было узнать точно.
У меня ушел целый день на то, чтобы вернуться в наш город, а потом надо было ждать до заката, чтобы пробраться из пещеры на берегу в розарий под окном ее спальни. Еще никогда ожидание не было для меня таким долгим и не давалось так трудно. Я был так близко к ней – всего пара километров, – но не знал, здесь ли она и захочет ли говорить со мной. Нас разделяла целая вселенная сомнений и страха. К тому же план пробраться к ее дому был едва ли не самым глупым в моей жизни. Однако пересматривать свои намерения я даже и не думал.
Мне надо увидеть ее.
И я ее увижу.
Глава 111× Сеффи
Он здесь. Мне не нужно видеть его, чтобы знать, что он здесь. Он внизу, в розарии, под моим окном. Я это чувствую. Я чувствую его присутствие. По телу бегут мурашки, во рту пересохло, сердце подпрыгивает, словно блинчик на сковородке. Что мне делать? Как мне поступить, если он скажет то же самое, что мама с папой?
Иди поговори с ним, Сеффи. Это твой долг перед самой собой.
И перед ним.
Иди поговори с ним, Сеффи.
Глава 112• Каллум
Весь розарий сейчас укрыт стеклом – я никогда не видел таких огромных теплиц. Я проскользнул туда мимо охранника – и меня чуть не свалил с ног мощный запах роз. С тех пор как я был тут в последний раз – целую вечность назад, – они сильно разрослись. И арки, и деревянные шпалеры полностью скрывались под стеблями, шипами и цветами. Различить оттенки в темноте я не мог. Цветы словно сливались в один сплошной ковер.
Где она сейчас? Дома, наверху – или нет?
Выйдет ли она ко мне?
– Каллум?
Легчайший шепот за спиной – но мне этого было достаточно. Я развернулся на месте, сердце колотилось, ладони взмокли. Она стояла в шаге от меня. Как ей удалось подобраться так близко, а я даже не услышал? Слишком глубоко задумался, слишком погрузился в воспоминания… Но видеть ее снова было словно… словно молния пронзила мне сердце. На ней было темное платье, бордовое или, может быть, синее. Трудно разглядеть. Она подстриглась. Но глаза были такими же, как всегда. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Так что я только жалко разевал рот, словно рыба на берегу.
– Зря ты пришел, – шепнула Сеффи, не сводя глаз с моего лица. – Это опасно.
– Не мог иначе. – Неужели это мой голос – сиплый и незнакомый? – Не мог иначе, – заговорил я снова. – Это правда?
– Да.
Мы смотрели друг на друга. И тут она шагнула вперед, обхватила меня руками за пояс и положила голову мне на плечо. Я тут же притянул ее к себе. У нее будет ребенок. Наш ребенок. Это было такое чудо, что я не мог дышать. Приподнял пальцем ее подбородок и поцеловал ее. Она обняла меня еще крепче, ответила на поцелуй, наши языки заплясали. И в этот миг лед внутри меня разлетелся на триллион осколков. В одном поцелуе был для нас целый мир, полный надежды и сожалений, наслаждения и боли, – и мы были в нем только вдвоем, пока у нас не закружилась голова и не перехватило дыхание. Я чуть-чуть отстранился и положил руки ей на живот. Ее ладони накрыли мои. Живот у нее округлился еле заметно, но стоило мне прикоснуться к ней – меня будто ударило током. Словно мое дитя внутри нее пыталось как-то достучаться до меня. Сеффи носила нашего ребенка. Я посмотрел ей в лицо, но почти ничего не видел из-за пелены слез.
– Если это мальчик, я назову его Райан, в честь твоего отца.
– Если это девочка, назови ее… назови ее Роуз, – сказал я, оглядевшись.
– Калли-Роуз.
– Ой, нет!
– Ой, да!
Мы оба рассмеялись. Странное имя. Непривычное. Удивительное. Одного взгляда на лицо Сеффи было достаточно, чтобы понять, что она не отступит.
– Ладно. Калли-Роуз так Калли-Роуз.
Сеффи снова обняла меня:
– Я думала, больше никогда тебя не увижу.
– Сеффи… – Я не мог не спросить. – В ту н-ночь…
– Что?
– Почему ты плакала?
Сеффи отстранилась, опустила глаза.
– Не спрашивай.
– Я обидел тебя? Если да, прости, я…
– Нет, конечно! Сам знаешь, что нет.
– Тогда почему?
Сначала я думал, она не ответит, но потом она посмотрела прямо на меня, и я не дыша слушал, что она скажет.
– Когда мы занимались любовью, я знала, что люблю тебя. Всегда любила и всегда буду любить. Но еще я поняла, что ты пытался сказать мне все эти годы. Ты – нуль, я – Крест, и нам негде быть вместе, некуда податься, чтобы нас оставили в покое. Даже если бы мы сбежали вдвоем, как я хотела, мы пробыли бы вместе год, может быть, два. Но рано или поздно окружающие нашли бы