евой почты отца с матерью мы наизусть помнили. Вот… А потом я в щели на кухне нашел пачку дедовых облигаций. Под рукомойником. Решили мы тогда к тетке Стеше ехать. Нам соседка Флюра Ибрагимова помогла. Она на швейной фабрике работала. Обрезки, лоскутики, отходы всякие домой приносила. Сумки из них шила. Они на базаре, знаешь, как здорово шли… Мы ей продавать помогали. Флюра Ибрагимовна нас кормила иногда. У нее своих четверо детей было. А мужа убили в сорок втором. Да… Я первый у нее на машинке шить научился. А потом и Ник. Когда к тетке поехали, то сами себе из клеенки трусы с карманами секретными сшили. Где деньги и облигации прятали. Ух, они нам пригодились. Месяц до тетки добирались. В Свердловске нас с поезда сняли и в детприемник отправили. Мы как узнали, что трусы наши тоже отберут, через окно рванули… И трое суток на вокзале не показывались. У одного барыги в сарае ночевали. Думали, он свой… А на третью ночь барыга наш чемоданчик с лепешками увел, сволочь.
— Вы и лепешками торговали?
— Да нет, — отмахнулся Иг. — Лепешек нам Флюра в дорогу напекла. Это же самая долгая еда, если хочешь знать. Подсыхает немного, но не портится. Флюра нам все что можно было из дома продать помогла. Своих денег на дорогу добавила. А мы ей дом отдарили. У нее-то совсем развалюха дом был. Флюра нас и в поезд посадила. И билеты купила без документов. А когда документов нет, в поездах хуже некуда. Проверки все время. Вот где фокусы с картами выручали. Почему все проводницы так на фокусы клевали, до сих пор понять не могу. Но проводницам от проверяльщиков тоже по шее доставалось. Ссаживали нас сколько раз. Но как ни верти — доехали… Тетка Стеша сначала нас никак признавать не хотела. Поверить не могла, что мы сами добрались. Допрос про приметы отца с матерью учинила. Мы ее номером отцовской полевой почты доконали. Ты и ее пойми! Она же в тридцать девятом году семейку нашу последний раз видела. А тут являются два долдона… Но когда доказали ей все, ох она ревела. Недели две. Как посмотрит на нас, так и ревет. А вообще тетка Стеша крепкая. Солдата кулаком свалить может… Три дня в бане нас выпаривала. Под нулевку обрила. Да! Самое главное! Через месяц с небольшим одна дедовская облигация выиграла! Тысячу рублей! Представляешь?
— Врешь! — отмахнулся Сергей.
— Клянусь. Без колец, без шансов! Мы про эту тысячу тетке ни гугу, конечно. А как получить? Сразу, как проверили, все до копейки поклялись матери на подарок сберечь. Но ты сначала попробуй получи этот выигрыш!
— А почему это его получить нельзя? Раз все по-честному? — насторожился Сергей.
— Ты выигрывал когда-нибудь?
— Нет… Откуда у меня облигации?
— То-то и оно! Выиграй сперва. Потом поди получи! Шиш с постным маслом тебе дадут! — не на шутку распалился Иг.
— Да почему не дадут?! Почему?
— Потому что ты — сопляк! Малолетка! Понял? Несовершеннолетний шпендрик! И очень даже может быть, что ты эту облигацию у матери или у соседки украл! Дошло?!
— Ничего я ни у кого не крал!
Этот чертов Иг окончательно взбесил Сергея.
— А ты докажи, что не крал! Докажи!! — уже не помня себя, орал Иг.
— Вы чего?! — подскочил к ребятам Ник.
— Я домой пойду, — решительно заявил Сергей.
— Вот дурак какой. — Иг едва не плакал от досады.
Он подошел к Сергею, обнял. Стал гладить по плечу.
— Не обижайся, пожалуйста. Я сам, как ненормальный, запсиховал. Все хорошо кончилось. Получили мы эту тысячу. К нам в лечебницу, где тетка работала, милиционер молоденький захаживал. Дмитрий Анатольевич. Сестра старшая у него болела. Дмитрий Анатольевич все на фронт просился. Рапорты писал. А его не отпускали. Проникся он к нам. Скажи, Ник?
— Проникся, — кивнул Ник.
— Вот мы Дмитрию Анатольевичу все и выложили. Сразу поверил. Пошел получил по облигации деньги и нам принес.
— Братцы, — таинственно зашептал Ник. А Елена, оказывается, на картах гадать умеет.
— Ну да! — присвистнул Иг. — По-настоящему?
Медуница рассматривала карты и молчала.
— Ты действительно гадать умеешь? — приступил к девчонке Иг. — Как колдунья или как гадалка?
— Как сама, — подняв глаза, странно посмотрела на Ига Медуница.
Иг положил локти на стол, подпер ими подбородок. Попросил тихо, как милостыню:
— Можешь погадать, когда наша мама вернется?
Медуница не ответила. Взгляд ее прошел над головой Ига. Глаза, казалось, вбирали в себя нечто отдаленное. Но вот что-то в них замкнулось. Девчонка встала, беззвучно положила на стол карты. Сказала твердо:
— Идти мне надо…
Игра в меткость
На следующий день Иг застал Медуницу в тяжком забытье. Заметно встревоженная Вероника Галактионовна, меняя мокрое полотенце на лбу Елены, впервые заговорила с Игом, как со взрослым:
— …меня ночью как тряхнул кто-то. Подхожу к Елене — жар страшный. Мерю ей температуру — сорок один и две. Представляешь?
— А что врач говорит?
— Хм… Врач… Жду-пожду пока я этого врача. Подержи таз, пожалуйста. Благодарю… Девчонка она, говоря вашим языком, «что надо». У меня такое впечатление, будто у Елены нервный шок. Впрочем, я не врач. Кстати, который час?
— Давайте я сбегаю посмотрю.
— Что за ерунда. Вот же мои часы. Ничего себе! Четверть третьего. В три читательская конференция. Да еще, как назло, у нас комиссия работает. Звоню нашему заму, а он, естественно, полные штаны наложил. «Как так?» «Ответственность… В такой момент…»
— Да вы идите себе спокойно. Я посижу. Сейчас и Ник подойдет из булочной.
— Думаешь, справитесь? — заколебалась Вероника Галактионовна.
— Не сомневайтесь! Нас же четверо!
— Это очень трогательно. А если придет врач?
— Мы все покажем. И где руки помыть. И все…
— Черт. Что же делать? Как жаль, что среди вас нет ни одной девочки, — Вероника Галактионовна нервно закурила и, спохватившись, сразу же погасила папиросу.
— Честное слово, мы справимся! — горячо заверил Иг. — Думаете, за больными, что ли, никогда не ухаживали? Еще как…
— Ну, хорошо. Допустим, я часа через четыре вернусь. Ну, через пять…
— Да хоть когда хотите! — обрадовался Иг. — Мы и в аптеку сбегаем, и накормим ее!
— Записывай мой телефон… Нет, лучше я сама тебе запишу. Так… Смотри, вот здесь морс. За окном суп. Сомневаюсь, впрочем, что Елена захочет есть. Горшок под кроватью… Мм… да… Вот телефон. Я понятно написала?
— Все понятно.
— Прочитай.
— К-9-12-42.
— Добро. Убежала. Да, через минут десять поменяй ей полотенце. А в четыре измерь температуру. Что сказать врачу, ты понял?
— Все понял и все запомнил.
Пожилую врачиху принимали вчетвером. Со всеми почестями. Врачиха нудно выслушивала и выстукивала Елену, находившуюся в полузабытье, недовольно бурчала себе под нос обрывки слов, из коих удалось разобрать лишь дважды повторенное — «…нятно…нятно». Усевшись за стол писать рецепты, долго кашляла. Наконец удивленно оглядела ребят, спросила с откровенным недоверием:
— И кто же из вас ее брат?
— Я, — первым нашелся Иг.
— И он, значит? — покосилась врачиха на Ника.
— Разумеется, — подтвердил Иг.
— А чего же ты молчишь? — напустилась врачиха на Ника.
— Застенчивый с малолетства, — ответил за брата Иг.
— Год рождения? — мрачно спросила врачиха.
— Мой? — удивился Иг.
— При чем здесь ты? Я про твою сестру спрашиваю. Фамилия, имя, отчество.
— Елена… эта… ну… эта… — сбился Иг.
— Хорош гусь! — взъелась на него врачиха. — Имени отца не знает. Вот недоросль!
— А что вы на него кричите? — вступился за брата Ник. — У нас разные отцы.
— Ну, с меня довольно! — возмутилась, вставая со стула, врачиха. — Я вам не клоун какой-нибудь! Скажите матери, что завтра я принимаю с восьми до четырех. Пусть сама приходит за рецептами… Вы оба — немедленно вон! — приказала врачиха Сергею и Шашапалу. — Больной необходим полный покой. А матери вашей я посоветую пороть вас почаще!
Утром болезнь ушла. Температура упала до тридцати пяти и шести. Елена заметно осунулась. Зато глаза лучились и радовались. В темно-серых глубинах засверкали беспечные васильковые искорки, сулившие скорое выздоровление.
Выпростав из-под одеяла худые руки, Медуница украдкой улыбалась, выслушивая комментарии друзей в адрес вчерашнего инцидента с врачихой.
— …да она самая настоящая Варвара! Нахваталась верхушек от какого-нибудь доктора Айболита! — негодовал Сергей. — А из-за того, что сейчас с врачами туго, так вот и пролезла.
— …«Пороть вас почаще надо», — гнусавил Ник. — А сама сначала и рук мыть не собиралась. Врач называется. И ты тоже, — набросился он на брата, — растанцевался перед ней. «Проходите сюда, пожалуйста! Вот полотенце!.. Мыло, пожалуйста!»
— Что ж, мне на нее лаять надо было? Или за ноги кусать? — огрызнулся Иг. — Да… Слушай, Елена, а какая у тебя действительно фамилия?
— Синицына.
— Очень даже подходящая, — одобрил Шашапал, отпросившийся у бабушки пропустить школу из-за болезни Медуницы.
Близнецов школьная проблема пока не беспокоила. Уговорив вологодскую учительницу аттестовать их за три четверти третьего класса, они до осени никаких дел с московской школой заводить не собирались.
— И как отца величают, спросила я, — краешком губ улыбнулась Медуница Нику. — Борис Петрович.
— Выкладывай и год рождения заодно! — потребовал Иг.
Глаза девчонки насторожились, пригасли. Она что-то прикидывала, вспоминала, помогая себе шевелящимися губами. Сведя наконец загадочный баланс, вымолвила с приглушенной усталостью:
— Девять мне уже.
— Было или будет? — заинтересовался Шашапал.
Медуница снова сникла.
— В каком ты месяце родилась? — спросил Иг.
— Мы вот с Ником второго марта родились, — не выдержав молчания Елены, заявил Иг.
— Я не знаю, — легонько вздохнув, призналась девчонка.
— Но по метрикам-то можно посмотреть? — забеспокоился Ник.