Не успел Сергей войти, как Ник прошамкал, обращаясь к остальным:
— А фот и наф песмосквый Фрис!.. Притетфса и ему по куфку отфыфать!
— Накормим, накормим! — закурлыкал Иг, перевоплотившийся в зачумленную от страха фрау Густу.
Судорожно поправив диванную подушку, которую он умудрился запихнуть под рубашку, приседая и крутя юбкой, сотворенной из покрывала, прихваченного с отцовской кровати, Иг подскочил к Сергею, подобострастно улыбаясь и кланяясь, повел к «обеденному столу», не переставая тараторить:
— Представляешь, Фриц! Наш великий фюрер оказался таким щедрым, что сегодня мы имеем на обед двух громадных жареных крыс и полуметровое перышко зеленого лука… Да к тому же наш дедушка Генрих, — Иг кивнул на Ника, — поймал ворону, которая подумала, что дедушка сдох от голода, и решила выклевать ему глаза.
Приплясывая и мурлыкая, Ганс — Шашапал сервировал на кухонной табуретке «стол» из кусочков наждака, обрезков жестяной банки, длинной травинки, призванной играть роль изобильного зеленого лука.
Елена в игре не участвовала, потому что усердно штопала джемпер Шашапала.
— А что ты принес на наш пир, дядюшка Фриц? — вертясь перед медным тазом, как перед зеркалом, наседал на Сергея неугомонный Иг.
Сергей зацепил костылем с полки помятую кривобокую кастрюльку, подтянув к себе, сунул под локоть левой руки в качестве собственного черепа, важно надул верхнюю губу, превратившись в железного солдата фатерланда, насупил брови.
— В своем непробиваемом черепе я несу вам к чаю четыреста грамм великолепных сушеных тараканов, выданных мне в награду по распоряжению Германа Геринга!
Иг взлетел на кухонный стол. Дальше вверх, как белка, на стул и маленькую скамеечку. Оказавшись на вершине шаткой конструкции, переломившись в животе, заголосил:
— Русские! Нас окружают русские! Мой желудок слышит их за версту! Раз начинается понос, значит, русские близко! К оружию! Все к оружию!
— Где мой лук и стрелы? — захрипел Ник. — Я укрепфлюсь под крафатью! Я им покажу, фто такое нафлетники псоф-рыссарей.
Встав на четвереньки, Ник крабом метнулся за плиту.
— Мой дот-сартир! Мой дот-сартир! — орал Иг, опасно балансируя. — Я уничтожу русские танки из нового секретного оружия! Ганс! Скорее тащи к окну свой фаустпатрон!
Шашапал выхватил из-за двери длинную щетку, закинув за плечи, скорчился от непомерной тяжести «фаустпатрона», согнувшись, завертелся на хлипких ногах дистрофичного Ганса, круша и сметая щеткой — фаустпатроном — миски и сковородки с кухонной полки. Сорвал с бельевой веревки собственные брюки, вывешенные на просушку старательной Еленой. Пошел по кухне немыслимыми зигзагами, задыхаясь и постанывая, едва не задев по головам Елену и Сергея, который готовился использовать вместо автоматов собственные костыли. Внезапно рухнул посреди кухни под «тяжестью» губительного оружия. Но тут же вывернулся из-под «фаустпатрона», схватил его на изготовку и пустился отстреливать подряд всех доблестных родственников. На полу, корчась в предсмертных муках, забились Густа — Иг, Фриц — Сергей, Генрих — Ник, игру прервали радостные хлопки неизвестно откуда появившихся Розы и Капки Корнилиной.
— Вы как сюда попали? — удивился вскочивший с пола Иг.
— Так дверь открыта была, — заспешила с объяснениями Роза. — Мы только вас позвать хотели, а тут как в цирке…
Подружку перебила Капка:
— Вы всегда в шурум-бурум играете?.. Здорово! Как в «Антоше Рыбкине»!.. А нас примете? Я тоже кувыркаться умею…
— Вы зачем явились? — бесцеремонно осадил Капку Иг.
— Нас мой Витя послал, — снова перехватила инициативу Роза, — сегодня три салюта будет! Последний двадцатью четырьмя из трехсот тридцати, потому что наши три громадных немецких города взяли!
— Кёнигсберг? — беспокойно спросил Ник.
— Я не запомнила, — честно призналась Роза, — самое главное слушайте. Ракетчики полезли на крышу шестого дома! И наш Витя с ними.
— Врешь! — не поверил в столь близкое счастье Иг. — Ты сама видела?
— Видела! Видела! — замахала руками Роза. — Семь человек! С ящиками на ремнях!
— И я видела! И я видела! — подхватила подружку Капка. — Первый салют через полчаса начинается!
— Махнем по пожарке! — предложил Иг.
— Слушайте! — хлопнул себя по лбу Сергей. — Нас же Вера Георгиевна ждет! Совсем забыл. Она пирог сухарный готовит. С маком и леденцовой крошкой.
Какие фантастические дни понеслись! Каждый вечер — праздник! Салют!.. А то и два. Или даже три за один вечер! У любого мальчишки капсул от ракет — зеленых, красных, желтых — по целому мешку!.. Ракетчики рядом — на крышах трех самых близких домов! Или в пятистах метрах — на пустыре (Болотная площадь — пока пустырь). От криков «ура» к ночи у всех ребят во дворе голоса сорваны. Взрослые, пусть самые суровые, допоздна салюты досматривать разрешают. Такого всеобщего «можно» еще никогда не бывало.
Конечно, Сергей видел их уже очень много. Самых разных орденов и медалей. Рассматривал, изучал. В канун сорок четвертого года, когда он еще лежал в гипсовой кроватке, притороченный фиксатором к постели, в их комнате появился знаменитый дядя Валентин. Летчик, подполковник. Два ордена боевого Красного Знамени, три Красной Звезды, орден Отечественной войны I степени и восемь медалей насчитал на его кителе завороженный Сергей… Три ночи провел у них в комнате шутливый, чуть картавивший летчик.
И все три ночи китель дядюшки с орденами и медалями провисел рядом с его, Сергея, постелью. По нескольку раз в каждую из тех ночей Сергей просыпался и, прислушавшись к храпу отца и дяди, бесшумно подтягивал к себе бесценный китель, сначала осторожно гладил, а потом, лишь кончиком языка, дрожа и задыхаясь от счастья, трепетно и сокровенно дотрагивался до орденов. То были самые счастливые ночи за всю войну.
Но то, что Сергей увидел, открыв глаза рано утром, в последнее воскресенье апреля сорок пятого года, было невероятно! Немыслимо!.. На пиджаке его отца переливался сказочно новенький орден Трудового Красного Знамени. А рядом с орденом сверкала, превосходя все сокровища мира, медаль «За оборону Москвы». Факт присутствия ордена и медали на пиджаке отца был выше любого чуда и самых честолюбивых мечтаний Сергея. Но потрясло его то, что все его домочадцы при этом спокойно спали. Отец на старом диване, мать на высокой кровати. Алена на своей раскладушке… Чтобы не закричать и не вспугнуть невозможное, Сергей закрыл глаза, отвернулся к стене и приказал себе спать, спать и спать. Но сон и не собирался являться. Прождав, как показалось ему, больше часа, Сергей открыл глаза и уставился в потолок. А если на пиджаке ничего нет?.. Уж лучше не смотреть в ту сторону.
Само собой разумеется, что весь двор был хорошо наслышан о его героическом дяде. Но… Во-первых, это был лишь двоюродный дядя. Во-вторых, дядя Валентин был все-таки военным летчиком, и количество его наград никого особенно не удивляло. А вот его штатский отец… Ведь если все случившееся не сон, значит, орден и медаль отца, пусть в самой малой степени, но принадлежат и ему, Сергею… Сергей не вытерпел и повернул голову. Орден и медаль не исчезли с пиджака отца. Отец, мать и Алена продолжали безмятежно спать…
И он решился! Без единого звука Сергей очутился на полу. Стараясь не шуметь, пополз к пиджаку отца. Достигнув цели, Сергей сначала робко приподнялся на локтях, затем, отжавшись на руках от пола, легонько стукнулся головой… о медаль.
Отец заворочался, открыл глаза, удивляясь, посмотрел на распластанного на полу сына.
— Пап, это правда тебе дали? — кивая на орден и медаль, тихонько спросил Сергей, опережая отцовское недоумение, перераставшее в вопрос.
— Мне, — спокойно подтвердил отец.
— И обратно не отберут? — невольно вырвалось у Сергея.
— Не думаю, — невозмутимо ответил отец.
— А за что тебе их дали?
— Так уж решили, — не сразу ответил отец.
— Когда?
— Вчера.
— Сам Калинин?
— Сам Калинин, — подтвердил отец.
Несколько дней подряд Сергей жил в паническом страхе, о коем никому не смел поведать. Наши вплотную подошли к Берлину. Но ведь и немцы рассматривали Москву в бинокль… А что если?..
Спрятаться Сергею было негде. Постоянно и без помех слушать радио он мог только в комнате бабушки. Вот почему, к всеобщему удивлению родственников, Сергей с чрезвычайным рвением принялся ухаживать за дядюшкой Федором, старшим братом матери, у которого после неудачного падения врачи обнаружили трещину в кости, на ноге, и на неделю прописали ему постельный режим. С раннего утра до двенадцати часов ночи, позабыв о друзьях и развлечениях, Сергей проводил возле дядюшки. Играл с ним в шашки, набивал его «гильзы» рассыпным табаком, читал вслух «Ундину» в переводе Жуковского, выбирая момент, когда по радио передавали симфоническую или камерную музыку.
Он не вышел из комнаты бабушки даже 1 Мая. Дважды в течение праздника к нему забегали близнецы. Принесли в подарок вырезанные из «Огонька» портреты любимых военачальников — маршала Говорова и генерала армии Черняховского. Сергей мрачно нашептал братьям, что у него нарывы в горле, но он не хочет портить праздника родителям.
Часов в шесть через посредство бабушки Сергея вызвала на лестничную площадку Медуница. Сунула в руку баночку с каким-то «удивительным полосканием», заверив шепотом, что если он шесть раз до ночи и два рано утром как следует прополощет горло, то к завтрашнему дню все пройдет. Поздравив на прощание Сергея с праздником, Медуница всучила ему зеленый леденцовый маузер на палочке и, виновато покраснев, сбежала вниз по лестнице.
Вечером в гости к бабушке, сопровождаемая Шашапалом, пришла Вера Георгиевна. Принесла праздничный торт из ржаной муки с корицей, украшенный фантастическим замком свекольного происхождения. Шашапал, выведя друга в коридор, как черную пиратскую метку, засунул в ладонь Сергею крохотную коробочку с таблетками красного стрептоцида. Подарил хромированную алую звездочку на шапку, которую Сергей долго и тщетно пытался у него выменять. Растроганный и устыженный Сергей тут же отдарил друга новыми отцовскими плоскогубцами, вручил ему для передачи близнецам двух несбиваемых лежачих солдатиков, подносящих диски для ручного пулемета. Елочного дятла для Ника и трещотку Игу. Медунице Сергей велел передать свой детский календарь на 1945 год со множеством настольных игр, картинок и панорам, из которого он лишь вырезал и наклеил на картон несколько воинов из дружины Дмитрия Донского.