Котик неуловимо чиркнул бритвой по мякоти собственной ладони под мизинцем. Мазнул просекшейся кровью по носу Ига.
Иг невольно отпрянул, ойкнув от отвращения. Котик заржал.
— Пужается! Пужается кисленькой!
Котик так трубно радовался, что никто не услышал тревожного предупреждения Щавы.
Спохватились, когда хлопнула далекая дверь, и Щава, захлебываясь от страха, завопил:
— Атас! Рынок шмонят! Атас!
Вслед шарахнуло невидимое парадное, пропустив первую трель милицейского свистка.
Загрохотали, приближаясь, чьи-то пудовые сапоги.
Погас фонарь в руках Конуса.
Полоснули по перепонкам голоса облавы.
Снова свистки. Брань. Расквашенный страх.
Такими счастливыми они себя давно не помнили.
Шли, пошатываясь, с частыми остановками. Но кровоподтеков своих не стыдились. Их несла радость единения душ, подарившая им силы не сломаться.
— Никто лапки не задрал! Пощады не попросил! Никто! — орал на всю Пятницкую Иг, выпрыгивая к небу, чтобы и там его услышали.
Встречные и те, кто шел сзади, невольно улыбались.
Перед поворотом в Черниговский переулок Сергей вспомнил, что обещал бабушке и Алене сразу же после окончания сеанса идти обедать.
Через полминуты троица оказалась в проулке, ведущем к «постройке». И нос к носу столкнулась с Медуницей, Шашапалом и Кириллом Игнатьевым.
Кирилл работал на одном заводе с отцом Сергея и был тайно влюблен в Алену. Шестнадцатилетний Кирилл всячески опекал ребят, преимущество свое в силе и возрасте никак не высказывал, держась с ними на равных. Регулярно водил всех пятерых в тир, щедро одаривал леденцовыми петушками на палочках. Удивлял множеством необычных историй о волках и акулах. Ребят восхищала редкая сметливость и ловкость Кирилла, державшие в постоянном напряжении окрестную шпану.
Выслушав троицу, Кирилл позвал всех к себе — «принять божеский вид и чайку попить».
Помогая Сергею подниматься по крутой лестнице, посоветовал негромко, но внятно:
— Родителей зря не пугай. Подробности не обязательны.
— Я, по-твоему, ненормальный? — обиделся Сергей.
— С Чапельником я разберусь. Да… Алену в наш разговор лучше не посвящать. Близнецам дня три-четыре деньги с собой не носить. А вот подружка ваша, Елена, девчонка редкостная. Ну вот и доползли.
Пока Кирилл доставал ключ, возился с замком и пропускал ребят в дверь, к Сергею пристроился Шашапал, выпалил длинной очередью:
— …мы уже на трех чердаках побывали. В подвале затопленном посмотрели. В котельной дома два искали. О! Чуть не забыл! Я Алене на всякий случай наврал, что Гешефт тебя еще на один сеанс оставил. Считай, ты прикрыт…
— Дальше так жить нельзя! — страстно вещал Сергей, опершись о стол, как о трибуну. — Мы должны доказать всяким щавам и чапельникам, что не они здесь главные. Они нас не скомкают! Слабо!
— Надо придумать что-то необычное! И немедленно! — потребовал Иг.
— Именно немедленно! — поддержал Ига Сергей. — Но сначала, как древние анды, мы должны стать «братьями по душе»!
— И сестрами, — глянув на Медуницу, добавил Иг.
— И сестрами! — подтвердил Сергей, заходясь от предвкушения великих дел. — Мы должны сплотиться в священный союз!
Приближая мечту, Сергей с такой силой хватил кулаком по столу, что пламя на семи свечах в разноликих подсвечниках Вероники Галактионовны вздыбилось, закружилось в причудливом ломком танце. На стенах и потолке чуткие, острокрылые тени размножили призыв Сергея.
— Но чтобы все сами! — провозгласил Ник. — Без взрослых! Собственными головами и руками!
— Дайте же мне договорить! — загрохотал костылями Сергей. — Мы должны придумать и сотворить свой театр!
— Гениально! — вскочив на стул, заплясал от радости Иг. — Несусветные чудеса придумаем! Устроим гонки крокодилов на велосипедах! Превращение в колдунов и драконов!
— Ораву малышни соберем! Пусть радуются! — замахал руками Ник. — В спектакле разных зверей представим! Вот малышня зайдется!
— Мы не только малышам, — воодушевлял друзей Сергей, — мы для всех театр устроим! Пусть кто хочет приходит!
— Прекрасно! — потирая руки, закружился вокруг стола Шашапал. — Сергей придумает представление! А я радиофокус сделаю — голоса злых духов из подземелья!
— И не просто театр! А рыцарские карнавалы и турниры устраивать начнем! С музыкальным сопровождением Ига! — распалялся Сергей. — Главное, научиться придумывать необычайные дела! Тайные сюрпризы! И совершенно неожиданные! Ведь без необычайностей — скучища!
Сергей обвел друзей победным взглядом.
— Хорошо ты придумал, Сережа, — закивала Елена, — сколько нам люди помогали. И тебе. И Нику с Игом. Если начать считать людей добрых, недели не хватит… Бабушка Мария с мамашей-теткой заспорили раз: откуда у человека силы берутся? От харчей или из души? Бабушка так сказала: «Когда тебе совсем худо станет, ты помоги кому. Да без корысти. Вот силы к тебе и воротятся».
— Интересно, — удивился Шашапал, — никогда не пробовал.
— Так испытай, — предложила Медуница.
— Устроим множество праздников и пиров! — завопил Иг. — Кто чего притащит и добудет! Ведь праздники — это тоже необычайности!
— В парке крапива молодая повырастала. Щавель я видела. Вовсю пробивается, — высказалась Медуница. — Щи вкусные наварить можно. Хотите, я вам завтра… Нет, завтра не успею. В больницу надо. В субботу сварю. Хотите?
— Я с удовольствием! Как ты готовишь, мне очень нравится! — не заставил себя уговаривать Шашапал.
— Вот чуть не позабыла, — заторопилась Елена, — в парке, возле пруда, под сиренью лодка ничья лежит. Правда ничейная. Я знаю. Давайте корабль из нее сделаем с парусом. Цветами разукрасим. Ночью под луной плавать по пруду будем и печальные песни петь.
— Зачем печальные? — удивился Ник.
Медуница смутилась, стала кусать губы, напряженно подыскивая убедительные доводы. Прижав подбородок к левому плечу, начала с уступки:
— Ладно. Пусть сначала веселые. Живым веселые больше нравятся. А потом все-таки и печальные надо спеть. Чтобы те, которые там, — Медуница почтительно посмотрела на потолок, — по лунному свету к нам спустились. Послушали хоть немного. А мы им расскажем, как живем нынче хорошо… Ведь им там скучно без новостей добрых.
— Братцы! Как только мама наша вернется, — вскочив, заходил, забегал вокруг стола разволновавшийся Ник, — давайте махнем к тетке Стеше! Там леса какие! Шалаш построим! Ничего с собой брать не надо! Хлеба немного и муки. Сковородку возьмем. Медуница на костре блины печь будет. А всего остального завались! Земляника! За ней голубика и черника пойдут. Малина поспеет! В лесных озерах — рыбы! А грибы!! Да что я все про жратву. Главное — воля! Сколько всяких небывальщин из кап, шишек и коры понаделать можно! Я вам деревья летающие покажу. Их сразу не увидишь. Сначала приручить надо. Почуять деревья должны, что нет в нас зла. Довериться нам. Знаете, сколько сил в добрых деревьях запрятано? Как они горе на себя принимать могут. Если к доброму дубу лицом прижаться и про все обиды рассказать, тогда дерево возьмет у тебя горе, да еще силой наделит. И станет тебе так вольно, что летать захочется! Вместе с теми дубами. Есть в лесу время такое, перед восходом. Когда все смолкает. Затаивается. Ждет. А вдруг не взойдет солнце? И как только первый луч вспыхнет — такое начинается! Поедем! Вот где необычайностей наглядитесь! Плащи из лесных вьюнов сотворим! Вся одежда из трав! Летай! Носись! Ори на весь мир! Я не вру! Скажи, Иг? Только бы мама поскорее…
— Ребята! Братцы!! Да подождите же!!!
Сергей взметнул костыли, что есть силы застучал ими над столом, перекрывая всеобщий гвалт.
— Поймите же в конце концов! — пользуясь секундным замешательством, взмолился Сергей. — Сначала мы все должны стать настоящими андами! Настоящими, понимаете! Тогда нас никто не одолеет! Но это непросто! Надо научиться. Чтобы радость анда для тебя самым большим счастьем становилась… Это когда двое. А нас пятеро…
— На пять частей разделиться придется, — раздумчиво проговорил Шашапал, и тут же сам себя поправил: — Не на пять, а на четыре. Потому что закон андов гласит — отдай другу всего себя без остатка. Я правильно посчитал?
— Правильно. — успокоил Шашапала Сергей.
— Все ломаю башку, как с посвящением быть, — признался Шашапал. — Бабушку допек. Александр Невский и Сартак все-таки резали себе руки над серебряной чашей и пили потом эту смесь. Но сколько крови они в чашу накапывали, бабушка не знает. Нас пятеро, чтобы каждому досталось хотя бы по глотку, надо…
— Да что мы — людоеды, что ли, или вампиры? — прервал рассуждения Шашапала негодующий Ник. — Я себя резать не боюсь. Но, во-первых, кровь невкусная. Во-вторых, как вспомню Чапельника да Котика — тошнит сразу. И вообще, через семь веков ничего своего не придумать, как говорит Вера Георгиевна, — «стыд и срам»!
Спор о посвящении в анды так взбудоражил умы, что по предложению Медуницы был объявлен перерыв.
По две чашки чая не осушили, как снова вернулись из завтра в сегодня. Против Конуса, Щавы, братьев Окурьяновых и другой мелкой сошки легко и весело придумалось множество уловок. Война с Чапельником и Котиком предстояла куда более трудной.
Но к помощи Кирилла Игнатьева решили прибегать лишь в случае крайней нужды.
Сговорились в ближайшие дни на улицах держаться всем вместе. О внезапных изменениях предупреждать записками, спрятанными в щели парадного Медуницы.
Сергей предложил каждому незамедлительно обзавестись карманным зеркальцем, дабы иметь возможность постоянно проверять, не увязался за кем-нибудь «хвост». Поодиночке проулками и задними дворами не ходить. Деньги на платье Надежде Сергеевне спрятать у Медуницы. Платье покупать, когда вернется мать близнецов, «потому что неизвестно, похудела она или поправилась», — убедила братьев Елена.
— Я предлагаю срочно всем научиться превращаться в старушек невидимок, — предложил Сергей.