— Тихо! — прошептал грек наверху. — Тихо… Нет, не убегает. Разбился, что ли? Проклятье, аколуф две гривны за пленника обещал. Или живой? Ну-ка, погоди.
Ведун слабенько, жалобно застонал.
— Анастас, здесь погоди. Сейчас я его…
Осторожно нащупывая на склоне опору и поминутно оглядываясь, грек полез вниз. Олег не высовывался, пока горожанин, убедившись, что песок совсем близко, не спрыгнул. В тот же миг Середин выступил вперед и вытянутым указательным пальцем ткнул еще не сориентировавшегося врага в глаз. Тот взвыл, схватился за лицо — ведун обеими руками вцепился в рукоять его кинжала, рванул вверх, вынимая из ножен, и тут же толкнул вперед, всаживая в грудь по самую рукоять. Лазутчик дернулся, издав звук, будто икнул, и отвалился назад.
— Ты где? — настороженно спросили сверху. — Нашел русского?
Середин тем временем чуть подвыдернул меч, прижал руки к лезвию, заелозил по нему веревками. Те стали расползаться, но медленно — слишком много было их намотано. А сверху уже посыпались мелкие камушки — спускался второй грек.
— Ну же, ну… — удвоил ведун усилия.
Совсем рядом ткнулись на песок сандалии, Анастас облегченно вздохнул. В этот миг последние путы наконец-то сползли у ведуна с запястий — Середин рванул меч до конца и взмахнул им, нанося удар плашмя по лбу повернувшемуся врагу.
Бац! Тот аж подскочил в воздух и рухнул на спину. Олег наклонился, расстегнул на нем ремень с оружием, рванул к себе и отшвырнул в сторону. Грек попытался встать. Бац! — и опять полетел на песок. Середин подцепил длинный обрывок веревки, за который его тянули в плен. Мотая головой, Анастас начал подниматься. Бац! Середин пнул его в бок, заставляя перевернуться на живот, прижал острием клинка:
— Руки за спину! Обе!
Пленник выполнил команду. Опустившись на колено, Олег туго стянул ему руки вместе, потом приподнял за загривок, поворачивая и прижимая к откосу:
— Доволен, да? Взяли, да? Ты хоть знаешь, с-сука, что в такие моменты даже змея человека не жалит? Ты это понимаешь? Нет? Ну, я тебе сейчас объясню…
Середин приподнял ему безрукавку, завел меч в штаны, резко рванул вниз, распарывая ткать почти до колена. Завел клинок под болтающееся хозяйство, которым тоже иногда полезно думать, приготовился резать.
— Не надо! Не… не… Я всё… Я отдам… Я заплачу… Я всё скажу.
— Ничего мне от тебя не нужно, — утешил грека ведун и уже начал вспарывать ему кожу, когда пленник жалобно взвыл:
— Я скажу, как город взять!!!
Этот крик души заставил-таки Олега удержаться от последнего движения.
— Ладно, говори, — предложил он. — А я подумаю.
— Колодцы… — сдавленным голосом простонал Анастас. — На восток от города. По ним вода в город течет. Перекопай и перейми воду… Корсунь сдастся…
— Ладно, — отступил от него Середин. — Поверим.
Он прошел по пляжу, отыскал пояс пленника, снял оружие с грека, забрал у него и перепоясался своей саблей. Потом пихнул горожанина в спину:
— Пошли. Дорогу знаешь.
И они потопали вдоль прибоя. Олег всё время посматривал в правую сторону, но Рады так и не заметил. Скорее всего, она уже давно очнулась и ушла.
— Кто идет?! А ну, стой!
— Я это, советник княжеский, Олег! — подал голос Середин. — Лазутчика поймал.
— К тыну подь поближе. Дай, погляжу. А-а, ведун, — узнал его стражник. — А это кто без штанов-то?
— Он не без штанов, он без совести, — ответил Олег и толкнул пленника: — Давай, топай.
Середин довел его до шатра, пропустил внутрь и громко позвал:
— Не спишь, великий князь? Эй, княже!
— Кто там беспокоить меня в такой час смеет… — Дрогнул полог, закрывающий вход в левое крыло, и в длинной рубахе с красным шитьем понизу появился Владимир. — Ну, коли без повода почивать мешаете, тревожа…
Он замер, увидев незнакомого воина без штанов, перевел вопрошающий взгляд на ведуна.
— Говори, — дал пленнику оголовьем меча промеж лопаток Олег.
— Колодцы от города с восточной стороны копаны, — понурил голову пленник. — Коли трубы перенять, град наш без воды останется.
Великий князь поднял голову к матерчатому потолку и довольно захохотал.
Поиски труб начали при большом стечении скучающих ополченцев и получивших свободу греческих невольников. Пришел даже обычно нелюдимый монах. Анастас, которому выдали атласные, но сильно потертые портки и развязали руки, бродил неуверенно вдоль берега, крутил головой:
— Не знаю, где-то здесь…
То ли и вправду точно не знал, то ли за ночь успокоился от первого страха и родной город предавать передумал.
Внезапно Владимир, быстро уставший наблюдать за этой маетой, оглянулся на воинов и громко провозгласил:
— Слышал я, бог христианский по силе всех иных превосходит! Так вот слушайте! Коли бог этот Корсунь мне ныне же отдаст… Я крещусь!
Все дружно обратили взгляды на город. Там на стенах столпилась изрядная толпа, с тревогой наблюдающая за поисками ратников, но сдаваться никто пока не спешил. Некоторые из бояр со смехом повторили зарок своего правителя — однако даже это ничего не изменило. Середин вздохнул и пошел к береговому откосу — искать ивовую лозу.
Лозоходством специально он никогда не занимался, но несколько раз по нужде методикой этой пользовался — и получалось. Но не всегда. Поэтому, выбравшись наверх с рогатиной из тонких веток, Олег никому ничего говорить не стал, а просто зажал ее в руках и мелкими шажками двинулся на север, пересекая все возможные линии, ведущие к городу с восточной стороны. Однако ратники, только что наблюдавшие за растерянным греком, почему-то все дружно повернулись к ведуну, тем самым жутко его нервируя.
Он прошел от откоса метров десять, когда кончик развилки вдруг полез вверх, словно зацепившись за невидимую нить. Еще два шага — лоза опустилась. Олег остановился, отступил назад — поднялась.
— Здесь… — тихо сказал он. — Здесь копайте.
— Ну! — послышался зычный голос великого князя. — Не слышали, что ведун мой молвил? Копайте, копайте!
Двое холопов с заступами немедленно взялись за работу, а Середин двинулся дальше, и метров через двадцать лоза опять потянулась кончиком вверх.
— И здесь… — топнул он ногой.
Олег отправился дальше, уйдя еще метров на триста, когда позади раздался радостный крик:
— Вода-а!!!
Ведун облегченно перевел дух, откинул ветку в сторону и пошел обратно.
— Вода! — послышался крик от второй ямы.
— …Когда русские перекрыли тайные водоводы к Херсонесу, базилевс, — склонив перед императором голову, докладывал Ираклий, — горожане размышляли всего час. А потом, не доводя себя до напрасных мук, они сдались…
— Дальше, — сохраняя внешнее спокойствие, кивнул Василий.
— Войдя в город, великий князь тут же призвал меня к себе и вежливо сообщил, что с нетерпением ждет свою невесту и никак не понимает, почему ее еще нет. Он сказал, что ждет ее в Корсуне… Прости, в Херсонесе… еще две недели — четырнадцать дней. Если она не приплывет, Владимир пойдет за ней прямо сюда. И сделает с Константинополем то же, что и с Корсунем.
— Как мыслишь, монах, — поджал губы правитель Византии, — он не лжет? Может, пугает попусту?
— Немало лет назад полоцкий князь отказал ему в руке своей дочери. Владимир пришел к Полоцку, город взял, отца и братьев Рогнети казнил, ее увел и женился, как хотел.
— Похоже, этот варвар умеет держать обещания, — потер шею базилевс. — У него много сил?
— Он привел под Херсонес сорок тысяч бронированной конницы, несколько тысяч варягов и сто ладей. Еще у него есть пятнадцать тысяч пленных легионеров, которые уже не раз бунтовали против империи и легко согласятся взять Константинополь в обмен на свободу. Но должен упредить, величайший, что киевский князь способен поднять в седло втрое более бояр, ибо на перехват Фоки он созывал ополчение токмо из южных княжеств.
— Ты не мог бы, Ираклий, сообщить мне хоть что-нибудь приятное? — попросил Василий.
— Да, могу, — тут же согласился монах. — Перед отъездом князь обмолвился, что ради брака с порфирородной Анной он готов принять крещение и даже просил прислать с ней поболее волхвов, как русские называют священников.
— Так это же все меняет! — с огромным облегчением вскинул руки базилевс. — Стало быть, мы отдадим свою любимую сестру не диким язычникам, а в любящие руки истинных христиан.
— Но прости, величайший! — вскинулся ключник. — Ведь ты отказал в ее руке даже Оттону Великому, императору Священной Римской империи, как недостаточно родовитому…
— Заткнись, Юстиус, — взвыл базилевс. — Оттон не мог привести под стены Константинополя стотысячную армию, а Владимир способен сделать это уже через месяц. Если в обмен на сестру мы получим покой и союзника, это будет уже немалой победой. А коли русского удастся уговорить вернуть Херсонес, то я стану месяц еженощно молиться снизошедшему к нам провидению.
Ни одно из зданий тесного Корсуня Владимир Святославович не счел удобным для проживания, а потому поставил княжеский шатер посреди торговой площади, заняв ее целиком. Подступы со всех сторон охраняли ратные дозоры — по пять оружных холопов. Бояр в охрану не ставили — хотя сдавшийся город и считался враждебным, опасаться тут, по большому счету, было некого. Когда есть воля к сопротивлению — горожане сопротивляются на стенах, а не распахивают ворота.
Олега на площадь пропустили без вопросов, но стража у входа в шатер ведуна задержала, после чего один из холопов заглянул внутрь и громко объявил:
— Боярин Олег к великому князю!
Не дожидаясь разрешения, Середин шагнул за полог. Он здесь всё-таки не только гостем, но и жильцом числился.
Владимир полулежал на широком римском пиршественном ложе, прикрыв глаза влажной повязкой.
— Ты ли это, ведун? — слабым голосом сказал он.
— Я, великий князь, — кивнул Олег. — Ужели все глазами мучаешься? Может, дозволишь помочь?
— Много округ меня знахарей, ведун, — сняв повязку, покосился на вход Владимир, после чего взял со стола грамоту и принялся ее просматривать, время от времени что-то отчеркивая небольшим угольком. — Самые мудрые — и те ничего сотворить не смогли. Видать, до могилы слепым совсем останусь.