— А в профессиональные наши дела чего он лезет? — не сдержался Костырин. — Это уже ни в какие ворота! Это, извините, совсем не компетенция Департамента контроля, сколько мы шпионов поймали или не поймали, как мы с агентурой работаем и прочее.
И снова Вадим Иннокентьевич загадочно как-то, хитро улыбнулся.
— В принципе, конечно, у вас самостоятельная работа. Но народный контроль, наверное, вправе спросить и органы безопасности — от имени налогоплательщика: а как средства расходуются? На что? Народ сейчас такие вопросы прямо задает, Евгений Семенович, вы же знаете. Пусть Коршунов говорит, он имеет право. Должность такая, да и люди видят, что демократия — не пустой звук. И так понятие это извели у нас до униженности, заплевали, без кавычек слово это никто уже и не пишет. Посмотрите газеты.
Вадим Иннокентьевич ответил на чей-то настойчивый телефонный звонок лаконичным: «Хорошо, пусть приезжает», положил трубку. Спросил заботливо:
— Ну, а что вы, интересно, за проблемы решаете в своем управлении, Евгений Семенович? Я понимаю, вас курирует другой заместитель, но все же? Может, и на нас с губернатором папочки завели, а? Были ведь прецеденты в других областях, как же, я в курсе! Донесения, сообщения, разработки… «Жучок» этот, что Василия Андреевича подслушивал, не ваша ли забота?
Костырин нахмурился.
— Скажем так, Вадим Иннокентьевич: вы неловко пошутили.
Каменцев почувствовал перемену в настроении начальника управления ФСБ, дружески улыбнулся.
— Да, я пошутил, конечно, Евгений Семенович! Не обижайтесь. Коллеги могут, я думаю, себе позволить… А насчет проблем я не случайно спрашиваю — вдруг чем-то могу быть полезен?
Костырин, все еще хмурясь, пожал плечами.
— Проблем много, Вадим Иннокентьевич, тут только начни перечислять. Ушли опытные кадры как из центрального аппарата, так и из нашего управления. Агентура, испугавшись репрессий, почти перестала функционировать, а мы без помощников, сами понимаете, что слепые котята…
— Ну, о том, что кто-то ушел, не стоит печалиться, Евгений Семенович. Ушли коммунисты, и Бог с ними. А что агентура стучать стала меньше… Черт его знает, Евгений Семенович, я лично к таким людям вообще без симпатий отношусь. Заложить своего товарища по работе, который доверился, душу открыл… Как-то мне всегда не по себе было даже от одной мысли, что рядом может быть человек, который время от времени бегает туда, к вам, и докладывает… Я этих людей хотя и не видел ни одного в лицо, а всегда, мягко говоря, не понимал.
— А если убийство готовится, теракт, захват самолета? — жестко спросил Костырин. — И человек нам об этом сообщил? Презирать его обществу или все же благодарить?
Каменцев развел руками.
— Ну, тут и спорить не о чем, Евгений Семенович. Наверно, должны быть такие люди в определенных структурах. А вообще сексот, стукач — мерзкий социальный тип, тут вы меня не переубедите. В народе их всегда презирали.
Костырин встал. Продолжать разговор было бессмысленно.
— У меня совещание в четырнадцать тридцать, Вадим Иннокентьевич, мне пора.
— Конечно, пожалуйста, рад был с вами пообщаться. — Каменцев взял Костырина под локоток, проводил до двери. Посоветовал: — А с Коршуновым вы поспокойнее, Евгений Семенович. Пусть он говорит. А вы помалкивайте, занимайтесь своими делами. Ну, а если уж по-настоящему припечет, не забывайте, что у вас в областной администрации есть настоящие друзья. В обиду не дадим, Евгений Семенович. Не переживайте!
И он тепло, сильно пожал руку Костырина.
«Вот и работай теперь, — размышлял Евгений Семенович, выходя из здания областной администрации. — С одной стороны — помогли, с другой — оплевали. Начатые дома жалко бросить, многое уже сделано, а без помощи Каменцева не достроить. Влез, конечно, в зависимость, чего там говорить. Стройка эта боком мне еще вылезти может. Эх, и зачем Марию послушал! Ведь давно известно: если женщина советует — сделай наоборот, и будет правильно!»
В мрачном настроении Костырин сел в машину, велел шоферу отвезти себя на питомник, к строящемуся дому. «Продать его, к чертовой матери, пока не поздно», — тоскливо подумал он.
Постоял, посмотрел на новенькие кирпичные стены, поговорил с рабочими — те затеяли уже крыть сверкающим оцинкованным железом крышу. Через месяц-другой Мария сможет, пожалуй, разводить тут своих курочек… М-да. «Пусть Коршунов говорит, а вы свое дело делайте», — сейчас же вспомнились слова Каменцева. А может, зря он так переживает? Все строятся, что-то покупают, делают деньги. Почему не может позаботиться о благополучии семьи и он, генерал госбезопасности? Не украл же, в самом деле, ничего, на каждый кирпич и железяку есть оправдательный документ. И потом: сегодня ты генерал и начальник управления, а через несколько лет, а то и завтра-послезавтра — пенсионер, никто.
Этот аргумент показался Костырину убедительным, он изменил его настроение и дальнейший ход мыслей. Служебные неприятности как-то забылись, отошли на второй план. Быстренько переодевшись (было время обеденного перерыва), Евгений Семенович стал помогать рабочим таскать наверх железо — хоть на час, на полчаса, а дом с его помощью будет готов раньше. Пора и о заборе побеспокоиться, хватит, проходной двор, а не стройка — приходи и бери стройматериалы. Вон Шипунов, прокурор, сразу участок сеткой огородил, сторожа нанял, фонарь у него по ночам горит.
Приложив козырьком ко лбу руку, Костырин сверху смотрел на прокурорский дом, где жизнь шла уже своим чередом: вился из трубы дымок, бегала внутри ограды породистая овчарка, кто-то из женщин возился во дворе с мокрым бельем. А рядом, в соседнем особняке, никого не было видно — хозяева, видно, работали. «Морозова из Департамента госимущества, — вспомнил Костырин рассказ Шипунова. — Живет с подполковником милиции из управления…»
Ни Морозову, ни Тягунова Евгений Семенович лично не знал, не было случая говорить с ними, а фамилии как-то сами собой отпечатались в его профессиональной памяти. Тем более — соседи.
…У входа в управление Костырина ждала молодая, хорошо одетая женщина. Увидев, как он выходит из машины, шагнула навстречу, приветливо заулыбалась.
— Евгений Семенович, здравствуйте. Может быть, помните, мы вообще-то с вами уже встречались.
— Да, помню, вы Вобликова, корреспондент… Что случилось? Вы меня прямо у машины ловите.
— Я вам звонила все утро, но никак не могла дозвониться. Ваш помощник говорил, что вы…
— Да, я был занят, — перебил он ее. — А почему вы так настойчиво искали встречи со мной?
— Понимаете, я пишу материал по атомной станции… Недавно нас, журналистов, собирали в Ново-Придонске, на станции, приезжал спецназ из Москвы, мы были на учениях…
— Ну, и пишите на здоровье про учения. Мы-то здесь при чем?
— Нам пояснили, что в связи с войной в Чечне нужно принимать повышенные меры безопасности на таких объектах, как атомная станция, ТЭЦ, водонасосные станции… Вот я и хотела у вас спросить: а что делается в области по вашему ведомству?
— Бросьте вы в своих газетах психоз нагнетать! — с сердцем сказал Костырин. — Что за манера у журналистов из всякой штатной, рутинной ситуации извлекать сенсации! Учения, чеченцы… Московский спецназ если и проводил какие-то там учения, то все это больше для вас, газетчиков и телевидения. Им свою работу нужно показать перед начальством, что не зря они государственный хлеб едят. И пусть на здоровье тренируются, хоть малость жирок тут у нас растрясут.
— А вы какие-нибудь повышенные меры к охране важных объектов принимаете, Евгений Семенович?
— Все, что нужно, мы делаем. Спите спокойно. И не нагнетайте ситуацию, не надо. Найдите для интервью какую-нибудь другую тему. И извините — у меня совещание.
Костырин кивнул Вобликовой, заставил себя вежливо улыбнуться и пошел к входной двери. После публикации в газете материала Коршунова говорить ему с корреспондентами не хотелось…
Глава одиннадцатая
В средствах массовой информации с подачи всезнающего Сергея Шахрая[6], вице-премьера российского правительства, обсуждается вопрос, действительно ли президент Ингушетии Руслан Аушев приютил на территории республики Джохара Дудаева, объявленного российскими властями «вне закона» и спасающегося от ареста.
— Это чушь! — сообщил по телефону Руслан Аушев. — И очень странно, что такую «дезу» распространяет человек, находящийся в ранге вице-премьера. Он и раньше, курируя вопросы национальной политики, не знал, что происходит на Северном Кавказе, и сейчас, занимаясь этим походя, не ведает, что здесь творится. Именно Шахрай был идейным вдохновителем всей этой авантюры по силовому решению чеченской проблемы, и сейчас он ведет все ту же грязную игру… Заверяю со всей откровенностью: Дудаева на территории Ингушетии нет! Он сидит где-то в Грозном или в его пригороде и командует ополченцами. Лично я с ним по телефону разговаривал в середине декабря прошлого года по просьбе премьер-министра Черномырдина — об организации переговоров.
Отвечая на вопрос, какую цель преследовал Шахрай, обвиняя Аушева в «сокрытии Дудаева», президент Ингушетии ответил:
— Думаю, цель одна — настроить российское руководство против Ингушетии, которая по-прежнему выступает за мирное решение чеченской проблемы, скомпрометировать нас в глазах общественности.
Из газет
В Степянку Залимхан приехал во второй половине дня. Было солнечно, тепло, даже душно. Он вышел из провонявшего бензином рейсового автобуса на пыльную, с потрескавшимся асфальтом площадь — неприметный молодой человек с сумкой в руках, огляделся, спросил у первого встретившегося прохожего о гостинице. Тот ткнул рукой, показывая на неказистое двухэтажное здание с противоположной стороны площади, и пошел восвояси. А Залимхан отправился в гостиницу.
Ни его паспорт на имя Владимира Сулейманова, ни внешность особого внимания не привлекли. Разве только женщина-администратор поинтересовалась по долгу службы: