Крестная мать - 2 — страница 49 из 83

Заметив, что Тягунов, кажется, задремал, она притушила свет, оставила ночник (да и дежурная медсестра в который уже раз заглядывала к ним в палату, велела все закрыть и свет потушить), села в кресло — надо и самой хоть немного подремать, иначе она не сможет ухаживать за больным…

Но Тягунов не спал. Тяжелые, но решительные мысли одолевали Вячеслава Егоровича. Он был чувствительным человеком, умел анализировать и свои, и чужие слова, и, как Татьяна ни старалась скрыть от него свои мысли, он все же прочитал их и понял правильно.

«Конечно, — размышлял он, — зачем я ей? Такая обуза… Был бы мужем, пожили бы, детишки завелись бы… И как, в самом деле, ей жить? На что? Мне, понятное дело, пенсию какую-то дадут, помогать на первых порах будут, а потом все уйдет, все забудется — тянуть ей, Татьяне. Новый крест нести. А ради чего?..»

— Танюш, — позвал он, — поди сюда.

Она встрепенулась, подняла голову. Потом поднялась с кресла в углу, села рядом с ним, взяла за руку.

— Я думала, ты спишь, — сказала заботливо и подоткнула ему под бока одеяло. — И сама задремала.

— Танюш, — повторил он, — я все хочу спросить тебя: ты в самом деле беременна?

— Он еще спрашивает! — усмехнулась Татьяна. — Пятый месяц. Скоро уже живота не спрячешь. Вот сюрприз для Суходольского будет!.. И вообще для всех: вот, скажут, бабе за сорок, а она рожать надумала. А чего ты вдруг вспомнил?

— Да не вдруг… — отвечал он с печалью в голосе. — Я ведь и не забывал никогда. А сейчас… ну, просто подумал. Ночь вон за окном, звезды, небо чистое. И мысли пришли простые — о жизни, о ее смысле, о тех, кто после нас на земле будет.

— Ты… ты что это, Слава? — не на шутку встревожилась Татьяна.

— Да ничего, ничего, успокойся!.. Я же имею право думать. Только это мне и осталось. Ни на что другое я теперь не гожусь. А о детях, о том, кто сменит нас на земле, почему не подумать? Пришла, значит, пора подумать об этом…

Тягунов умолк, и Татьяна ничего не говорила. Может быть, выговорился, заснет теперь, подумала она с надеждой — и сама устала ужасно, и голова разболелась.

Но Вячеслав Егорович снова заговорил:

— Знаешь, Тань, я много лет в милиции проработал, многих людей знал… Человеку, конечно, далеко до совершенства, это уж точно. Стольких я ублюдков видел, стольких перевоспитать собирался!.. Но плохо это у меня получалось, признаю. Ловил, сажал… да, это я научился делать, а вот погордиться бы чем… В конце концов и сам сломался. Дальше ехать некуда. Да и не на чем теперь. — Он поглядел на свои обрубки-ноги.

Татьяна молчала, с нарастающим страхом смотрела на Тягунова. Руки ее, сцепленные под подбородком, дрожали.

— Слава! Хватит! Не надо! — вырвалось у нее. — У нас будет ребенок, надо думать о нем… Уже немного осталось. Потерпи! Я умоляю тебя, не нужно этих мыслей и разговоров! Умоляю!

— Да разговор о жизни и есть, чего ты? — несколько даже удивился он. — Философией называется. Почему не пофилософствовать? Редко же удается вот так, праздно, полежать на седьмом этаже хорошей больницы, в отдельной палате, почувствовать себя человеком.

— Я поняла, Слава! Не надо больше! Не смей настраивать себя на такие мысли! Ты вспомни, сколько людей побеждали свой недуг. Летчик, например, Алексей Маресьев, вспомни!.. Да и не только он.

— Маресьев за праведное дело воевал, да, а я… гм. Ну да ладно, Танюш, чего ты? Мысли, может, и дурные, признаю, но ты ведь должна понять меня. И простить, в случае чего. И сыну нашему или дочке рассказать потом об отце, что все же совесть его победила, что не смог он против нее пойти… Мне так спокойнее будет, поняла? И обещай, что…

— Прекрати! — Татьяна едва не замахнулась на него, взвизгнула от возмущения… В следующее мгновение испугалась своей несдержанности, обняла Тягунова за голову, прижалась к нему, заплакала. — Прости, Слава! Прости дуру!

Он обнял ее за плечи.

— И ты меня прости. И постарайся меня понять.

— Да я все понимаю, Слава, я…

— Ну все, все! — Он поцеловал ее руку. — Давай отдыхать. Я тоже устал, наговорил Бог знает чего… Иди, отдохни. Поспи.

Когда она снова села в кресле, устроилась поудобнее, он попросил:

— Танюш, ты завтра с сестричками переложи меня поближе к окну. Из угла тут, кроме звезд, ничего не видно. А то я буду лежать, на город смотреть, о тебе думать… Может, и мыслей никаких посторонних не будет. А?

— Хорошо, — сказала она после некоторой паузы. — Я посоветуюсь с лечащим врачом.

— Да что с ним советоваться? Передвиньте койку, да и все дела. Какая тут проблема? И воздуха будет больше, и смотреть будет на что.

Снова вошла дежурная медсестра, выговорила им обоим, и они наконец угомонились по своим углам, затихли. Татьяна повернула ночную лампу к стене, света в палате поубавилось, зато она сейчас же наполнилась лунным неживым светом. Луна висела прямо против окна палаты, хозяйничала теперь в просторной комнате, заглядывала во все углы. Но прежде всего она пристально осветила лицо Тягунова, и оно сделалось серебристым, как театральная маска. И вообще больной выглядел в эту минуту фантастически — маленький, короткий человек в скафандре ослепительно-белых в лунном свете бинтов…

Глава двадцатая

…Накрыли мои ребята еще до перемирия двух непростых чеченцев. В ФСБ их «раскрутили». Мы знали, где, когда и в каком составе соберется все военное командование чеченцев вместе с самим Дудаевым. Была разработана совместная с ФСБ операция. Взяли бы всех. Не накрыли бы авиацией — живыми бы взяли. Но пришел приказ с очень больших «высот» — отставить…

Откровения полковника ВДВ, не пожелавшего назвать свою фамилию


…Заместитель директора ФСБ В. Соболев сделал сенсационное сообщение: спецслужбы выяснили, что арестовать Дудаева очень непросто. Он, оказывается, перемещается с места на место да еще имеет личную охрану в количестве 10–12 человек из ближайших родственников…


Комментарий специалиста, не пожелавшего открыть свое имя:

Любой специалист знает, что для захвата Дудаева хватило бы двух недель даже при отсутствии агентуры. Существуют классические способы, отработанные в тысячах операций. Самый распространенный: с помощью очень больших денег подкупается первое звено цепочки. Затем выясняются маршруты движения объекта, в одной из точек возможного пребывания организуется «капкан»… Даже в условиях полномасштабной операции — с участием группы прикрытия, группы наружного наблюдения, группы прорыва и группы захвата — для поимки Дудаева хватило бы 50 опытных оперативников…


Комментарий комментария:

Кремль не заинтересован в аресте Дудаева из каких-то политических соображений…

…В Генеральной прокуратуре, которая возбудила уголовное дело на Джохара Дудаева, пояснили, что на него распространяется презумпция невиновности, так как он — избранный народом Чечни президент, и вопрос этот скорее политический, нежели юридический.

Из газет

Из четырех взятых в разработку версий убийства Глухова Русанов с Латыниным оставили две, наиболее вероятные: 1. Убили Глухова те, кто похищал с завода оружие. 2. С Григорием Моисеевичем рассчиталась мафия, с которой он и сам был связан. Две другие версии — а) убили директора рабочие завода, которым он не выдавал зарплату последние три месяца и б) киллер спутал жертву — отпали сами собой как маловероятные. К тому же был найден автор угрожающей анонимки, подброшенной в почтовый ящик директорской квартиры. Парень признался, что написал эту записку сдуру, и деньги как раз выдали на следующий день, и он «просит органы его простить». Что же касается «случайной жертвы», всем эта версия — в разговоре участвовал и следователь прокуратуры Крупенников — показалась нежизненной: профессионал стрелял по заказу, знал точно, кого убивать. Версия эта скоро подкрепилась находкой: местный бомж, ковыряясь в контейнере для мусора в поисках чего-нибудь съестного, нашел завернутый в газету пистолет. Баллистики подтвердили потом, что Глухов был убит именно из этого оружия…

Бомж — бородатый плешивый мужик, от которого за версту несло то ли псиной, то ли помоями, оказался довольно законопослушным гражданином: найдя пистолет, прямиком отправился в милицию в надежде, правда, получить за свою находку материальное вознаграждение. Но с ним обошлись грубо — пистолет с одним патроном в стволе забрали, а бомжу велели убираться, оформив, однако, находку по всем правилам.

Майор Латынин узнал об этом случайно — был в райотделе по другому делу и в разговоре со знакомым капитаном, начальником отдела участковых уполномоченных, услышал вдруг историю про найденный ПМ. Латынин спросил, где именно найден пистолет, и капитан назвал адрес: помойка у такого-то дома. В голове у опытного опера сразу же замкнулись контакты — помойка была по соседству с домом Глухова. А что, если…

Он попросил дежурного РУВД, оформлявшего приемку, показать документы. Тот направил его к другому человеку, потом пришлось искать младшего лейтенанта, державшего в сейфе отобранное у преступников оружие… Словом, некоторое время было потрачено зря, но документы и сам пистолет Латынин скоро держал в руках. Он записал номер «Макарова», прочитал объяснительную бомжа, записанную с его слов (бомжа звали Борис Веревкин), и стал его искать.

Веревкина Латынин нашел у кафе «Утренняя заря» среди других небритых и опухших от вина личностей, толпящихся в очереди за только что привезенным пивом. Личности нетерпеливо поглядывали на грузовик-бочку, с помощью длинного шланга закачивающий пиво в емкость кафе через амбразуру-окошко, спорили о событиях в Чечне, ругали Ельцина, который «совсем распустил торгашей — пиво стоит уже две с половиной тысячи за литр», а где же такие деньги взять? Тут же, возле толпящихся алкашей, слонялись, заискивающе помахивая хвостами, несколько беспородных псов. Один из них, понюхав чью-то сырую, колом стоящую штанину, деловито задрал заднюю ногу и добавил штанине сырости. Никто этого, кроме Латынина, не заметил, в том числе и хозяин сырых штанов, — алкаши очень уж были увлечены политическим спором.