И вдруг всплыло: …понимаете, я пишу материал по атомной станции… Московский спецназ проводил там, в Ново-Придонске, учения… и картинка перед глазами: молодая, хорошо одетая женщина с распущенными по плечам светло-русыми волосами, которая ждет его у входа в управление… Вобликова! Корреспондент! Он, помнится, не дал ей интервью…
У Костырина от волнения даже пот на лбу выступил. Неужели она это сделала? Ну, можно понять пацана лет двенадцати — четырнадцати: взял, позвонил, перепугал — рассмешил дежурного. Но взрослый человек, журналист… М-да-а… Дожили, приехали. Ведь это подсудное дело — ложный звонок. Как она этого не понимает? Или здесь все же ошибка? Надо проверить.
— Александр Иванович, на пленке есть местечко? Минут на пять.
— Да, есть, товарищ генерал.
— Хорошо. Я сейчас сделаю один звонок, запишите.
Офицер тут же подключился к входной телефонной коробке, нажал клавишу магнитофона, кивнул Костырину. Тот набрал номер.
— Добрый день. Это редакция?.. Можно Вобликову?..
— А ее нет. Что передать?
— Нет, ничего передавать не надо, я позвоню еще.
Костырин положил трубку, а офицер-связист отсоединил от коробки тонкие провода.
— Жаль, — сказал Костырин. — А то бы сейчас кое-что для себя уяснили… Тем не менее, товарищи офицеры, решение будет такое: с вечера усиливаем патрулирование на территории аэродрома силами самой войсковой части, милиции и, разумеется, нашего управления. Некрасину я сейчас же позвоню.
Евгений Семенович набрал номер.
— Вадим Геннадьевич? Приветствую вас. Да, он самый. Какие новости? Сегодня в ночь планируете ночные полеты?.. А пресса зачем? Понятно. Да, я ее знаю. Что ж, пусть пишет, раз вы с ней договаривались… Вадим Геннадьевич, к вам сейчас два моих офицера подъедут — Русанов и Латынин. Нет, это не телефонный разговор — враг подслушивает, ага! — Костырин по-мальчишески озорно рассмеялся. — Давайте сегодня вместе там у вас подежурим. Часов с девяти вечера. О деталях Русанов вас поставит в известность. Минут через двадцать они к вам прибудут. А я — вечером приеду. Не возражаете? Ну и хорошо. Тогда — до встречи!
Не успел Костырин положить трубку, как на переговорном пульте настойчиво замигала сигнальная лампочка. Звонил дежурный по управлению:
— Товарищ генерал, разрешите доложить: только что звонили с атомной станции — недалеко от поселка, в лесу, по дороге на свалку взорвался мусоровоз. Туда выехали сотрудники отделения милиции.
— Станция как-нибудь пострадала? — Костырин побледнел.
— Нет. От станции до места взрыва примерно четыре километра.
— Кто вам сообщил?
— Андрианов, наш сотрудник на станции.
— Понятно. Пусть немедленно выезжает на место взрыва, потом доложит. От нас тоже кто-нибудь будет, я сейчас же распоряжусь.
— Понял, товарищ генерал!
Костырин глянул на зеленые цифры больших электронных часов, висящих на стене у входа: 18.15.
«Поздновато Андрианов позвонил, поздновато! — расстроенно подумал генерал. — Разболтались, господа офицеры. Демократия всех расслабила, страна будто киселя нахлебалась… Придется работу с подчиненными провести».
Велев Русанову с Латыниным отправляться на аэродром, Костырин через помощника вызвал еще двух офицеров, отправил их в Ново-Придонск, приказал связаться с ним тотчас по прибытии и получении нужной информации.
Да, денек нынче выдался напряженный, ничего не скажешь. Только успевай поворачиваться. И на атомную надо бы съездить самому, и от аэродрома не отмахнешься…
Костырин снова вспомнил о журналистке Вобликовой. Интересная деталь: ведь она тогда, у дверей управления, спрашивала его о мерах безопасности на важных объектах, в том числе и на АЭС, а он отмахнулся, даже оборвал ее — мол, не нагнетайте психоза, уважаемая, жить и так тошно…
Как бы не сесть в лужу с этой Вобликовой. Журналисты народ памятливый, все берут на заметку, анализируют, а потом выводы делают: вот, мол, как работает местное управление ФСБ — от разговоров об обеспечении безопасности важных объектов отказываются, уверяют, что все в порядке, а на самом деле взрывы… Да, если на АЭС случилось что-то серьезное, это обязательно попадет в газеты, и не только местные. Узнают о чэпэ и на Лубянке…
А он тут с магнитофончиками возится, голоса вспоминает. Да мало ли похожих голосов! С чего бы это Вобликовой такой ерундой заниматься? Позвонила какая-нибудь дура, клиентка психдиспансера, поставила всех их на уши, крутись теперь…
Конечно, с журналистами лучше не ссориться. Зря, наверное, он отказал тогда в интервью этой Вобликовой. Она как-никак представительница четвертой власти. Хотя, как пошутил один умный человек, ее, этой четвертой власти, в России нет, потому что нет второй и третьей. Да и первая лишь о себе печется.
И все же голос Вобликовой нужно идентифицировать. У него профессия такая — сомневаться и проверять.
Никто из сорока с лишним пассажиров рейсового «икаруса», следовавшего из Придонска в поселок атомщиков, и подумать не мог, и в страшном сне бы никому это не приснилось, но это был факт: двое из них везли с собой смертельно опасный груз, огромной разрушительной силы взрывное устройство.
Упакованное в картонную коробку, с часовым механизмом, внешне напоминающее только что купленную в хозмаге плоскую газовую дачную плиту, это адское оружие Рустам и Аслан в числе других своих коробок с напитками запихали в багажный отсек «икаруса». Водитель автобуса стал было ворчать: «А другим пассажирам где свои вещи ставить?», но Рустам сунул ему десятитысячную купюру, и губастый малый с короткой стрижкой успокоился.
Ехали они хорошо и довольно быстро. В мягком автобусе почти все форточки были открыты настежь, салон продувало теплым майским, можно уже сказать, летним ветром, потому как через день лето официально вступало в свои права. Жаркая эта весна, конечно же, запомнится жителям благодатного края России, но запомнится и конкретная дата — 30 мая, день «X», ибо в этот день на их атомной станции прогремит взрыв. Осуществят его либо они, Рустам с Асланом, либо летчик-патриот Махмуд Имранов. Практически Рустам и Аслан тоже камикадзе: если не получится вариант с машиной Федора, мусорщика, они вынуждены будут просто захватить чей-нибудь автомобиль, таранить на нем ворота АЭС, ворваться внутрь, взорвать и мину, и себя.
И они были готовы к этому.
У обоих были пистолеты — так, на всякий случай. Вполне возможно, что на территорию станции даже на захваченном автомобиле им придется пробиваться с боем.
Нужно быть готовым ко всему.
Утром в доме Анны Никитичны они простились со всеми строго, по-мужски: ни вина, ни торжественных речей. Все три боевые группы уходили нынче на задание — в Степянку, навстречу женам летчиков, на атомную станцию и на аэродром. Никто из них не знал, что их ждет, никто не был уверен, что вернется: там, где стреляют, там и умирают…
Саламбек сказал: «Все, кто останется в живых, возвращайтесь домой самостоятельно. Оружие бросайте. Оружия у нас много. Только автоматов в Чечне более шестидесяти тысяч. Ехать отсюда надо в Буденновск. Ждите там. Там уже много наших людей. Поможете Шамилю Басаеву…»
Он больше ничего не сказал, да и не нужно было — диверсант-террорист свою работу знает.
И насчет оружия Саламбек прав: оружие — не проблема. Проблема выполнить задание и уйти невредимым. Не всем это удастся. Это — непросто. Сразу же после взрыва на атомной станции все спецслужбы города и соседних областей будут подняты на ноги. Все дороги будут перекрыты, все «подозрительные» будут тщательно проверяться, ф и л ь т р о в а т ь с я. И пройти через эти ф и л ь т р ы — задача тоже непростая. Тем не менее пройти можно. Надо иметь голову на плечах. И точно рассчитывать свои действия.
Пока спецслужбы придут в себя и кинутся выяснять, что к чему, у Рустама и Аслана будет время. Небольшое, да. Может, час. Может, чуть больше или меньше. Спецслужбы могут сработать быстро, но могут и не сработать. Россия при всем при том настроена благодушно: война в Чечне — это далеко, она касается только тех, кто там живет и воюет. Здесь, вблизи от Москвы, ничего не может произойти. Здесь идет тихая мирная жизнь, здесь люди решают свои проблемы. Здесь никто не ждет удара чеченских боевиков…
У Рустама и Аслана есть несколько хорошо продуманных и просчитанных уже путей отступления: можно заскочить в электричку и доехать до узловой станции, через которую идут поезда практически на все направления; силой оружия можно захватить любой автобус, в том числе и этот, на котором они сейчас ехали. С заложниками они уедут куда угодно; можно, наконец, пешком через лес уйти от станции, выйти на шоссе западного направления — их там никто не будет искать…
Все теперь зависит только от того, в какой момент им удастся заложить в машину мусорщика Федора взрывное устройство. Часовой механизм они заведут, как это и было приказано, на час ночи. К этому времени над атомной станцией должен появиться самолет Махмуда. Если он не появится — достаточно будет и этого взрыва. Страшно даже подумать, что может быть с «икарусом» и его пассажирами, если вдруг случится что-нибудь непредвиденное с механизмом и контакты сами по себе замкнутся…
Но «икарус» спокойно довез их до автостанции «Ново-Придонск», и Рустам и Аслан так же спокойно выгрузили свои коробки. Если кто и обращал внимание на этих двух деловых кавказцев, то прежде всего из-за обилия этих самых коробок с напитками в пластмассовых бутылках: торговые люди, сразу видно.
Им предлагали помощь — подбросить куда надо; каждому из владельцев транспорта хотелось подзаработать, а кавказцы, как известно, денежный народ, за услуги платят щедро. Но Рустам и Аслан не торопились — ждали.
И дождались.
На шоссе со стороны городской свалки, что была за лесом, показался мусоровоз. Федор! Наконец-то!
И Федор заметил своих знакомцев, притормозил.
— Привет труженикам торгового фронта! — крикнул он весело, высунувшись из кабины. — Опять водичку привезли? Взяли бы чего покрепче…