— Леша, осторожней! — испуганно сказала Татьяна, когда они уже выезжали с территории кладбища на окружную дорогу. Алексей в самом деле не заметил приближающуюся на большой скорости «Волгу» — она белой стрелой пролетела мимо, обдав «жигуленок» дорожной грязью и мелкими камешками. Водитель «Волги» еще коротко и сердито посигналил — мол, чего рот раззявил? На главную дорогу выезжаешь, должен пропустить.
Алексей, тряхнув головой, виновато глянул на жену. Но она поняла — и сама еще была там, с Ванечкой.
Включив подфарники, Алексей теперь ехал неспе-ша, аккуратно. Руки его управляли машиной автоматически — мысли все равно были заняты сыном. Минуло девять дней, как его не стало, дом по-прежнему был в трауре. На девятины приходили все те же соседи и школьные друзья Ванечки, Игорь с матерью, Ольгой, соседки, Клава и Наталья. Ольга выглядела хворой. Что-то у нее с желудком, она мало ела, но крохотную рюмку водки за Ванечку выпила. Игорь ни слова не сказал в этот раз, хмурился. Он собирался съездить с ними, с Морозовыми, на кладбище, даже обещал, что отпросится у шефа вместе с машиной, «кадиллаком», на ней, мол, и поедем. Но что-то помешало парню, не приехал, и они отправились на своей. По дороге Татьяна поговорила с Алексеем — отчего, дескать, Игорь не приехал? — немного расстроилась: он же был ее крестным сыном, она теперь чаще думала о нем. Тем более, что кто-то из соседок, кажется, вездесущая Наталья, сказала «под секретом», что Игорь занимается нехорошими делами, возит какого-то крупного жулика, у которого денег куры не клюют. Татьяна не стала ничего спрашивать у парня, сочтет нужным — сам скажет, а бабьи языки, как известно, что помело. Но однажды (они шли вместе с троллейбусной остановки) она спросила у Игоря — чем, сынок, занимаешься? На какие средства живете с матерью? Мать-то можно считать инвалидкой, бывает, по полгода болеет.
Игорь внимательно глянул на нее, пожал плечами:
— Вожу одного коммерсанта, крестная. Он платит хорошо, нам с матерью хватает.
Татьяна удовлетворилась ответом, подробности выспрашивать не стала. К тому же, Игорь торопился, сказал, что его ждут, и прибавил шагу.
Сейчас Татьяна пересказала этот разговор мужу. Алексей, занятый машиной и своими мыслями, лишь рассеянно покивал — дескать, понятно, парень зарабатывает себе на хлеб как может, а досужим языкам верить не стоит. От зависти люди что угодно наговорят. И все же Татьяна отнеслась к словам Натальи серьезно — дыма без огня не бывает, что-то тут не так. Надо бы еще поговорить с Игорем. Соблазнов у молодежи много, парень он неопытный, молодой, может вляпаться в какое-нибудь нехорошее дело. Да и с Ольгой надо пообщаться. Она измучена болезнями, заниматься ей с сыном некогда (а с мужем разошлись лет двенадцать назад). Игорь был в общем-то предоставлен сам себе, больше находился у них, у Морозовых, с Ванечкой они росли как братья.
Алексей довез Татьяну до дома. Во двор заезжать она не разрешила — от дороги идти десять шагов, а кружить между домами — только время терять, езжай. Он согласился, помахал рукой и покатил назад, на окружную дорогу, опоясывающую город с северо-запада: так быстрее можно было попасть в гараж, да и машин сейчас на окружной почти нет.
Он ехал не спеша, с ближним светом фар. На душе пасмурно: со смертью Ванечки жизнь их с Татьяной словно остановилась, налетев с разгону на непреодолимую каменную преграду. Несчастье они переживали одинаково тяжело, разве только у Татьяны это проявлялось более эмоционально, в слезах и рыданиях, а он, мужчина, горе носил в себе. Переживал Алексей страшно. Ванечку он очень любил, с малых лет оберегал его от всяких случайностей, все свободное время уделял сыну. Они с ним дружили, хорошо понимали друг друга, доверяли друг другу тайны. «Тайны» эти были, конечно, наивные, детские: то Алексей припрятывал от Татьяны лишнюю десятку, и потом они с Ванечкой покупали на эти деньги мороженое; то Ванечка приносил из школы двойку, и они вместе прятали дневник, не говорили матери.
Взрослея, Ванечка стал понемногу отделяться от отца, секретами теперь делился с Игорем. Но все равно
Алексею доверял многое, и Алексей чувствовал, понимал, что с сыном у него есть настоящий душевный контакт, что по главным вопросам Ванечка все равно придет советоваться к родителям.
Когда пришла пора служить в армии, Ванечка сказал, что хочет быть десантником. Наверное, это случилось под влиянием рассказов самого Алексея: два его армейских года прошли в Тульской воздушно-десантной дивизии. Служить было интересно, не говоря уже о престиже. Народ в десантники подбирался рослый, дисциплинированный, дружный. Может быть, Алексей несколько романтизировал свою службу, но Ванечка воспринял все всерьез; в военкомате, на призывной комиссии, заявил твердо — буду только десантником. И вот нет больше у них с Татьяной сына. А ведь они уже мечтали о хорошей невестке, о внуках, о счастливой старости…
Глубоко задумавшись, Алексей не сразу понял, что произошло. Он отчетливо видел, что дорога впереди пустынна — ни одной машины. Сзади, в зеркале, плыли огни какого-то автомобиля, но они были далеко, и он не придал им особого значения, мозг отметил лишь сам факт: сзади идет машина. Если бы Алексей знал, что его на большой скорости нагонял «мерседес», который покрывал расстояние в считанные секунды, и, если бы он хотя бы разок глянул в зеркало заднего вида, — беды бы не было.
Но Алексей не глянул.
В следующее мгновение впереди, в свете фар, показалась выбоина внушительных размеров, он вильнул в сторону, влево, и тотчас в левый борт «жигуленка» врезался на сумасшедшей скорости синий «мерседес». По инерции машины пролетели вперед метров тридцать, потом «мерседес» резко затормозил и съехал на обочину. Из него выскочили трое рослых парней, один в дубленке, — с монтировкой в руках. У Алексея дрогнуло сердце: ничего хорошего эта встреча с явно крутыми парнями не обещала — вечер, пустынное шоссе, помятый по его вине бок новенького «мерседеса»… Он инстинктивно втянул голову в плечи, хотел было объехать бежавших к нему парней (уж лучше поговорить с ними потом, в присутствии ГАИ, номер машины ярко освещен, записывай), но они поняли его намерения, загородили дорогу, и Алексею пришлось тормозить. В ту же секунду ветровое стекло его машины треснуло от зверского удара монтировки. Алексея выдернули из машины сильные безжалостные руки, кто-то из парней крикнул: «Еще бежать хотел, собака!», а потом на голову обрушился сильный, железный удар.
— Ну ты, жлоб несчастный! Чего, падла, так ездишь?! — орал парень в дубленке. — Почему не включил поворот?
— Да я… Ребята, я не виноват, яма была впереди, я ничего не успел сделать!.. Я бы подвеску себе разбил! — Алексей держался за голову, пальцы ощутили кровь.
— А! Тебе твою подвеску жалко, а мою машину не жалко! А я ее только купил. С-сука!
Теперь Алексея били все трое — молчком, сосредоточенно, жестоко. Он уворачивался от монтировки в руках разъяренного хозяина «мерседеса» — железякой могли сбить с ног, вообще убить.
— Ребята! Земляки! Да что вы делаете?! — в отчаянии кричал Алексей. — Ну, не виноват я, прямо перед колесами яма оказалась, не видел я… Пощадите, ребята, мы с женой с кладбища ехали, сына только что похоронили, его в Чечне убили!..
— А мы и тебя туда, к сыночку, отправим! — приговаривал высокий парень в распахнутой куртке, бивший Алексея ногами. — Будешь знать, как ездить. Да еще слинять хотел, козел! На, жлобина, получай!.. «Мерс» большие миллионы стоит, человек всю жизнь деньги на него копил!..
Алексей понял, что надо спасаться, что пощады от зверей ждать нечего. Защищая голову руками, по-прежнему уворачиваясь от монтировки, он отступал к багажнику своей машины, рассчитывая, что ему удастся выхватить оттуда лопату (он всегда возил ее с собой) и с ее помощью отбиться от парней. Может быть, лопата в его руках остудила бы головы «земляков», может быть, они стали бы разговаривать. Да, он, Алексей, виноват, он согласен взять на себя расходы по ремонту «мерседеса», что ж теперь делать?!
Под градом ударов ему все же удалось повернуть замок на крышке багажника и выхватить из темного нутра лопату — она лежала сверху, на старой рабочей куртке. Весь в крови, страшный и решительный, Алексей повернулся к нападавшим, замахнулся лопатой. Может, больше для устрашения избивавших его людей, для того, чтобы они и сами остановились, пришли в себя — ведь на дороге все может случиться. Нельзя же так, не по-людски, решать случайный конфликт!
Лопата задела того, в дубленке, по руке. Он взвыл, заматерился, заорал пуще прежнего. Бил теперь Алексея прицельно, с удвоенной силой. Следующий зверский удар пришелся Алексею в висок. Он потерял сознание.
Хозяин «жигуленка» безжизненным кулем рухнул под колеса машины, а Бизон все еще продолжал орудовать монтировкой, да и Серега с Вадиком старались вовсю.
— Козел! Махать задумал! За лопату схватился! Гад!
Мужчина, из разбитой головы которого текла кровь, уже никак не реагировал на удары, и Бизон, тяжело дыша, сплевывая, обронил:
— Хватит. В машину его, в «жигуль». Серега, садись за руль и езжай за мной.
Серега с Вадиком подхватили безжизненно обмякшего Алексея под мышки, заволокли в «Жигули», бросили на заднее сидение. Поскорее захлопнули дверцу — к ним подъехала и остановилась напротив старая, дребезжащая «Волга» двадцать первой модели. Хозяин ее, пожилой, в берете, человек выглянул из приоткрытой дверцы, спросил:
— Чего тут у вас, ребята? Столкнулись, что ли?
— Колесо меняем. Езжай! — огрызнулся Бизон, отворачивая лицо. Отвернулись и Серега с Вадиком.
«Волга», погромыхивая полуоторвавшимся глушителем, покатила дальше, и Серега, упитанный малый, плюнул ей вслед.
— Вечно эти ветераны суют свой нос, куда не следует. Едешь — и езжай. Нет, останавливается, спрашивает…
Он сел за руль «жигуленка». Вадик — рядом с ним, а Бизон пошел к «мерседесу»; еще раз оглядел внушительную вмятину на правом крыле машины.
— Мразь! Козел вонючий! — орал он на всю мол