Наблюдая за этими мини-спектаклями, Стюарт удивлялся, насколько мало изменился Маркус. Маркус на юге Франции, фотография в «Бирмингем пост» ничем не отличались от теперешнего Маркуса Брэнда. Ему было сорок два года, но его волосы все еще были густы, а глаза по-прежнему вгрызались в лицо каждого, с кем он разговаривал.
— И о чем я только думаю? — неожиданно засуетился Маркус. — Бартоломью, шампанского! Если хотите еще чего-нибудь — скажите Бартоломью. Барти, у тебя в серванте много чего припрятано, ведь так?
— Надеюсь, мистер Брэнд, — сказал Бартоломью, белозубый дворецкий. Он уже нес поднос с охлажденными серебряными бокалами «Вдовы Клико».
Чарли Криф внимательно изучал картины. Начисто лишенный чувства прекрасного, он тем не менее мог определить по-настоящему ценное полотно, особенно если оно напоминало те, что висели в замке Аброт.
— Очень рад видеть вас, Маркус, — сказал он, взяв серебряный бокал в левую руку и протянув правую крестному отцу. — Наслаждаюсь вашими картинами. В простенке висит Сэмюэль Скотт, если не ошибаюсь?
— Понятия не имею, — ответил Маркус. — Я вообще не разбираюсь в живописи. Спроси у девушки, которая собирала этот дом по частям. Симпатичная девушка. Она прилетает завтра.
Джеми, стоявший рядом со Стюартом, наклонился с нему и сказал:
— Я так люблю, когда Чарли прикидывается, что разбирается в искусстве. Он всегда делает это, если хочет произвести впечатление.
— А разве он прикидывается? — удивился Стюарт.
— Кто, Чарли? Он все время пытается рассуждать о том, в чем совершенно не разбирается. И его бесит, когда люди замечают это.
На террасе под белым зонтиком их ожидал накрытый обеденный стол. Тарелки, блюдца, салатницы — все было сделано из темно-зеленого стекла цвета изумруда. Вокруг стола стояли раскладные стульчики, на каких всегда сидят режиссеры. На спинках было написано «Маркус Брэнд. Председатель ТКБ».
— Бартоломью покажет, где вы будете спать, — сказал Маркус. — Немного придите в себя, освежитесь, и через двадцать минут мы снова встретимся здесь. Всем хватит времени? Абигейль? Сэффрон? Хорошо. Девочки будут спать в главном доме. Мальчики — от греха подальше — в домиках для гостей. Если хотите, можете взять шампанское с собой.
Джеми и Чарли поселились вместе в первом розовом коттедже с жестяной крышей и проржавевшей верандой. Стюарт — в таком же домике по соседству. Он обнаружил, что его вещи уже были распакованы, джинсы висели в шкафу в компании целого полчища свободных плечиков, футболки и плавки были аккуратно сложены на полках. Через открытое окно он слышал, как Чарли разговаривал с Джеми о какой-то девушке:
— Отвечаю, она этого сама хочет. — Отрывистый и неприятный смех Чарли разносился по всему полю для игры в гольф.
Стюарт с беспокойством подумал, не о Сэффрон ли они сейчас разговаривали. С самой первой минуты, когда они вновь повстречались, он не мог отвести от нее глаз. Но до сих пор они не обменялись и парой слов. Сэффрон даже не посмотрела в его сторону, но Стюарт не мог думать ни о чем, кроме нее. Она не была похожа ни на одну из девочек, которых он встречал раньше.
В библиотеке он смотрел на нее не отрываясь. Она все время говорила с Маркусом.
Чарли отправился в туалет и выдавил прыщ на подбородке. Потом он заклеил его пластырем и надел рубашку в бело-желтую полоску, белые брюки и панамку, чтобы произвести впечатление на Сэффрон. Джеми, который разыскивал в гардеробе свои плавки, сказал:
— Эй, Чарли, ты только посмотри на это! Тут в серванте сейф. Пустой, я уже проверил. А это минибар, тут полно всего… джин, водка, пиво. Такие бары есть во всех отелях на Ямайке.
— Тебе не кажется, что это как-то банально? — попробовал охладить его пыл Чарли. — Меня всегда учили, что лучше, если тебе приносят выпивку, а не ты сам ее себе готовишь.
— Не будь ты таким снобом. Я тебе не про это говорю. Однажды ночью мы пригласим сюда девок, намешаем парочку убийственных коктейлей и повеселимся.
Мэри стояла перед большим зеркалом в белой раме и размышляла, какое платье от Лауры Эшли лучше подошло бы для обеда: легкое в цветочек или белое со шнурками. Это были два самых дорогих платья в ее жизни. Она ездила покупать их с родителями в «Гилфорд» на Хай-стрит. На самом дне кошелька Мэри нашла бледно-розовую губную помаду, которую она втайне от родителей взяла с собой. Мама не одобряла, когда девочки пользовались косметикой до окончания школы. Она накрасила губы, надела браслет и поспешила вниз, чтобы не опоздать.
Сэффрон лежала на огромной белой кровати с белыми муслиновыми сетками и думала о матери. Вчера, прямо перед тем, как Сэффрон отправилась в аэропорт, Амариллис не на шутку поссорилась с Бонго, который утверждал, что она заигрывала с одним из конюхов.
Они на славу поорали, после чего Бонго велел Амариллис выметаться из дома, и теперь им снова негде жить. Сэффрон молилась Богу, чтобы Амариллис помирилась со своим приятелем, потому что Бонго был не таким уж и плохим человеком. Когда Амариллис рассталась с Тревом и тот поменял замки в своем доме в Эдин-Грув, им пришлось пять месяцев кочевать по всему Лондону, ночуя у знакомых на полу, поэтому Бонго стал для них настоящим посланцем небес. Амариллис так и не смогла начать карьеру фотомодели, и ей приходилось работать хостес в ночном клубе на Бик-стрит. Там-то она и познакомилась с Бонго Фортеско, у которого имелась собственная ферма и который никогда не был женат, несмотря на свои достойные сорок шесть лет. Спустя неделю Сэффрон и Амариллис переехали в его загородный дом, где следующие три года жили вместе с ним и его золотистыми ретриверами. Сэффрон научилась ездить верхом и, когда Амариллис брала на себя труд отвезти ее в Ньюбери, ходила на занятия в колледж. Иногда Сэффрон задумывалась об их жизни и понимала, что ее абсолютно непредсказуемая мать совершенно не подходила шумному, развратному землевладельцу, но они каким-то образом уживались вместе.
В результате неразберихи, сопровождавшей ее отъезд, Сэффрон едва успела собраться. Она набила свой чемодан тем, что попалось ей под руку в шкафу и ванной комнате. Только теперь она вспомнила, что ее трусики, должно быть, до сих пор сушатся на батарее.
Сэффрон поселили в огромной комнате, располагавшейся на первом этаже рядом со спальней крестного Маркуса.
Окна выходили на балкон, с которого открывался вид на лужайки с пальмами, частные пристани и море. Со времени их последних каникул во Франции Сэффрон ни разу не покидала Англии, если не считать поездки в Шотландию, где Бонго рыбачил прошлым летом. Та поездка ей не понравилась: лосось не вызывал у нее никакого интереса, кроме того, слишком много сил приходилось тратить на то, чтобы отбиться от Бонго, который постоянно хотел затащить ее в постель. Сэффрон казалось, что ей не стоило ехать сюда, в «Лифорд-Кей», когда у нее дома были такие неприятности.
В дверь постучали, и голос с сильным американским акцентом спросил:
— Сэффрон? Ты здесь? Ты не против, если я зайду на минутку?
Абигейль нарядилась в розовый банный халат, а ее только что вымытые волосы были замотаны полотенцем.
— У тебя есть фен? Я не могу найти у себя в комнате.
— Посмотри сама, — сказала Сэффрон. — Своего у меня нет, если найдешь что-нибудь, смело забирай.
У Абигейль отвисла челюсть:
— Ты хочешь сказать, что не пользуешься феном? Сэффрон покачала головой, села на кровать и одернула балдахин:
— Думаю, нам пора идти на обед.
— Что ты наденешь? — нервно поинтересовалась Абигейль.
— Я привезла не очень-то много вещей. Наверное, надену мамино розовое бикини. Оно как-то очутилось у меня в чемодане.
Сэффрон стянула с себя футболку и шорты и одела трусики от бикини. Пораженная ее наготой, Абигейль невольно отвела глаза, чтобы не видеть идеальной фигуры своей крестной сестры.
— Ты хочешь сказать, что твоя мать носит это?
— Амариллис раньше была моделью. Она все время покупает себе что-нибудь из одежды. У нее это что-то вроде болезни, она тратит на одежду деньги даже тогда, когда у нас их нет. Черт, лифчик мне велик! У Амариллис прекрасная грудь. Каждый мужик, с которым она знакомится, не может отвести от нее глаз.
— А я свои сиськи ненавижу, — сказала Абигейль. — Они такие большие, как будто я постоянно ношу с собой два мешка мацы. Мама говорит, что когда я подрасту, то смогу сделать операцию, чтобы уменьшить их. У нее есть знакомый хирург, он делал ей глаза.
Сэффрон подошла к столику и надела сережки, по форме они напоминали пушистые перья куропатки, раскрашенные в желтый, зеленый и красный цвета, и крепились на мочке уха крохотными золотыми крючками.
— Симпатичные, — сказала Абигейль. — Это Фиоруччи?
— Это «Мисс Селфридж». — Сэффрон открывала все ящики подряд. — Наконец-то, слава богу, нашла. Я уже думала, что у меня забрали сигареты.
Она достала из ящика пачку «Мальборо» и закурила.
— Ты куришь? — изумилась Абигейль.
— Все время пытаюсь бросить, но не получается. Но теперь я курю меньше пачки в день, это гораздо лучше, чем было раньше.
В дверь снова постучали.
— Мисс Уивер, мистер Брэнд напоминает, что обед будет подан на террасе через пять минут.
— Боже мой, — вскинулась Абигейль, — а я еще не оделась и не уложила волосы и вообще ничего еще не успела. Сэффрон, что мне надеть?
— На тебе был брючный костюм, надень его.
— Не могу. Это костюм для путешествий, кроме того, он весь мятый после самолета. Может быть, что-нибудь покороче… У меня есть пляжная накидка от «Бергдорфа».
— И то, и другое великолепно. — Сэффрон пошла в ванную и засунула окурок в сливное отверстие. — Я не уверена, что Маркус одобрит… Лучше не оставлять никаких улик. Увидимся за столом.
Маркус, трое крестных сыновей и Мэри уже сидели за столом. Чарли рассказывал Маркусу о том, что после школы планирует пойти на три года в армию:
— …Комиссия по делам государственной службы. Определенно у них должен быть отдельный полк в Лондоне… — Рядом с ними под раскидистыми ветвями магнолии двое багамских поваров в передниках жарили гамбургеры на открытом огне, а дворецкий Бартоломью обходил стол с бутылкой вина в льняной салфетке.