расправь покрывало, — приказала она. — Теперь ты должен заняться работами Генри Картье-Брессона.
Письмо от Маркуса Брэнда, отпечатанное одной из его четырех секретарш под диктовку Барбары Майлс и доставленное шофером Мейкписом к дверям «Монпелье-гарденс, 60», где Джеми и нашел его в тот же день, было сдержанным и деловым.
«Мистер Брэнд благодарит Вас за предложение инвестировать средства в Ваш проект в области современной фотографии. Он внимательно ознакомился с финансовым планом, которое Вы отправили ему, но с сожалением вынужден сообщить, что Ваш проект более не соответствует его инвестиционной стратегии. Мистер Брэнд выражает надежду, что Вы сможете изыскать иные источники финансирования».
Вечером того же дня Джеми позвонил Чарли, чтобы пожаловаться:
— Я отказываюсь верить своим глазам. Я был уверен, что все уже решено… И что мне теперь делать? Маркус просто пустил меня по миру — и все из-за каких-то жалких денег, которые ничего для него не значат.
Чарли в глубине души обрадовался, что Джеми получил отказ, ведь этот проект все равно был обречен на провал, а деньги, которые в один прекрасный день должны были бы стать его, Чарли, деньгами, оказались бы пущенными на ветер.
— Это действительно неожиданно, — сказал он. — Мне тоже казалось, что такое дело как раз для Маркуса. Ты ничем не обидел его?
Джеми задумался. Возможно, Маркус каким-то образом узнал про него и Флору. Вряд ли она сама рассказала бы ему, а кроме них в квартире никого не было.
— Нет, ничего такого не припомню.
— Ты ведь не пробовал развлечься с миссис Сьюзи Вонг? — хихикнул Чарли.
Джеми покрылся холодным потом и неуверенно засмеялся в ответ:
— А почему бы и нет?
Его временным прибежищем стала меблированная квартира на первом этаже здания на Неверн-сквер, рядом с тем местом, где когда-то жили Мэри, Сара Уитли и Ниплз Эртон-Филлипс. Он даже не пытался как-то обустроить новое жилище. Все его пожитки уместились в пару чемоданов, куда он побросал первое, что попалось под руку на старой квартире. Не имея ни работы, ни желания искать ее, большую часть дня он проводил лежа в постели. На улицу он выходил, только когда было нужно купить еды или отнести одежду в прачечную на Требовир-роуд. Бессонница доводила его до исступления, он смотрел телевизор до самого утра и пил пиво с водкой, пока не забывался тревожным сном.
Спустя примерно неделю после получения письма от Маркуса он возвращался домой из пивного ларька, где только что купил ящик «Карлсберга». Подойдя к двери, он поставил свою ношу на ступени и стал рыться по карманам в поисках ключа.
Вдруг словно из ниоткуда возникли двое крепких ребят. Джеми почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его предплечье и тотчас что-то острое уперлось ему в грудь. Он взглянул вниз и увидел небольшой, но очень острый кухонный нож.
— Сейчас, мистер, мы вместе войдем к тебе домой. Пошевеливайся, а то завалю тебя прямо здесь!
Джеми подумал, не закричать ли ему, но на Неверн-сквер постоянно кто-нибудь кричит, поэтому никто не обратил бы на него внимания. К тому же той январской ночью улицы Лондона были пустынны.
Он сделал все в точности так, как ему приказывали: медленно открыл дверь в подъезд, затем — в квартиру. Теперь он мог рассмотреть своих сопровождающих: один из них был белым, второй — негром. Они были одеты в почти одинаковые черные кепки, черные джинсы, черные синтепоновые куртки и тяжелые черные ботинки. Пока он ковырялся с ключом, пытаясь выиграть время, грабители потеряли терпение, и, когда дверь наконец открылась, Джеми ощутил сильнейший удар по голове.
Он лежал на полу своей квартиры, плотно прижатый к ковру ботинком огромных размеров. Один из двух грабителей — очевидно, главарь — прошелся по квартире, задернул шторы, запер входную дверь и сказал:
— Слушай меня, ублюдок. Сейчас мы будем учить тебя уму-разуму. Ты очень глупый мальчик. Уверен, ты понимаешь, о чем я, ты, придурок чертов!
Слово «учить» не обещало ничего хорошего. Джеми чувствовал себя персонажем из фильма Тарантино. В ту же секунду нож вошел в его бедро по самую рукоять. От боли Джеми стало тошнить. — Послушайте, возьмите все, что хотите, но оставьте меня в покое, — умолял он. Но он и сам понимал всю нелепость подобного предложения — у него нечего было брать, кроме плеера и мобильного телефона.
— Заткни пасть! — прикрикнул на него грабитель с ножом.
После этого они принялись за Джеми с утроенной силой. Его руки связали за спиной и примотали электрическим кабелем к ногам.
Лицо обмотали строительной лентой, после чего начали методично бить по голове, почкам и животу.
— Возьмешься за старое — вообще порешим тебя. Ты крупно насолил одному дяде. Он очень тобой недоволен.
Джеми ничего не мог им ответить и принимал удары один за другим. Мало-помалу он начинал догадываться, что эти люди выполняют поручение Маркуса. Ужасное предположение. Ведь его крестный отец никогда не дал бы согласия на такое.
Погруженный во тьму, он лежал на полу и ждал новых пинков. После одного особенно сильного удара, пришедшегося по щеке, он почувствовал, как скуловая кость хрустнула, и едва не потерял сознание от боли.
Наконец они отодрали ленту, закрывавшую его рот, и потребовали назвать пин-код его кредитной карты. Джеми с радостью выполнил приказ, надеясь, что его мучения окончены. Несколько часов назад он сам пробовал получить из банкомата пятьдесят фунтов, и у него ничего не получилось, поэтому он знал, что от его кредитки грабителям будет мало толку. Липкая лента вновь закрыла его рот, а на голову ему нацепили какое-то подобие маски. Дверь хлопнула, и грабители вышли на улицу. В тишине ночного Лондона их тяжелые шаги слышались еще очень долго.
Джеми лежал на ковре и корчился от боли. Перед своим уходом ночные посетители просунули ему в нос какой-то острый предмет, скорее всего, нож. Образовавшееся при этом отверстие обеспечивало теперь доступ кислорода и поддерживало жизнь Джеми. Для того чтобы дышать через единственную кровоточащую ноздрю, требовался определенный навык: когда нос заполнялся кровью, Джеми выдувал ее наружу, затем делал глубокий вдох и повторял процедуру.
Со связанными за спиной руками он добрался до кухонного стола, на котором стоял телефон. Стянув его на пол, Джеми трижды нажал цифру девять[29].
Когда полицейские и медики вошли в квартиру, он был без сознания. На голове у него были белые женские трусики с надписью «Сделано в Китае».
Глава 45. Январь 1998 года
Мэри опаздывала, перед самым ее выходом из дома раздался телефонный звонок:
— Мэри? Это Стюарт. Я знаю, что ты торопишься. Мне только что звонили из отделения экстренной помощи больницы Святой Марии. Нашего Джеми избили.
Еще до происшествия на Неверн-сквер Мэри и Стюарт были в курсе, что брак Абби и Джеми рушится. Будучи единственной английской подругой Абби, Мэри знала о почти патологической враждебности, которую та питала в отношении мужа…
Мэри надеялась, что по прошествии времени Джеми и Абигейль получат второй шанс. Но всякий раз ее оптимизм разбивался о камни яростного гнева Абигейль, и через несколько недель Мэри решила, что ее друзьям не стоит пытаться сохранить брак.
Последние известия о Джеми, дела у которого шли хуже некуда и до жестокого нападения, потрясли Мэри и Стюарта до глубины души. Когда они приехали к нему в больницу в первый раз, его травмы шокировали их — все оказалось гораздо хуже, чем они ожидали. Лицо Джеми представляло собой сплошной синяк, они едва узнали старого знакомого. Левая скула была прикрыта повязкой. Он неподвижно лежал в углу общей палаты и едва смог приподнять руку, чтобы поприветствовать пришедших. Медсестра сказала им, что, когда Джеми доставили на отделение, у докторов были сомнения, выживет ли он вообще.
— Как тебе кажется, — задумалась Мэри, — не мог ли кто-нибудь подстроить все это?
— Вряд ли. Не представляю, что такого мог сделать Джеми… Может быть, наркотики? Он мог снова начать употреблять их, ведь он столько пережил.
— Господи, только не это. А что ему делать после больницы? Он не сможет вернуться к себе в квартиру.
— Я уже поговорил с моей мамой, и она согласна принять его в Арднейсаге, если, конечно, он захочет.
— Стюарт, какой ты добрый и предусмотрительный. Ты самый занятой человек из всех, кого я знаю, но всегда находишь время для близких.
Он пристально посмотрел ей в глаза:
— Ты будешь удивлена, — сказал он. — У меня невероятно плотный график, это точно. Уже сейчас я могу рассказать тебе, какие встречи меня ожидают через восемь месяцев, в каком отеле и в каком городе… Но иногда мне кажется, что моя жизнь проходит зря. Я никого не вижу, кроме тебя, Клары и своей старой матери. Хотя, конечно, я не жалуюсь.
Большую часть времени Клара проводила в школе для детей с ограниченными возможностями, и впервые за пятнадцать лет у Мэри появилось свободное время.
Она продолжала засиживаться на работе допоздна — к вящему сожалению своих помощниц, которые всегда норовили уйти пораньше, — по, вернувшись домой, не находила себе дела. Ей некому было готовить ужин, читать на ночь книжку, гладить одежду, и она попробовала представить, что ждет ее в ближайшем будущем. Через месяц ей исполнялось сорок лет.
Когда ее отец перенес обширный инфаркт, для него не сразу нашлось место в больнице, из-за чего он скончался спустя три часа, лежа на каталке в коридоре приемного отделения. После его смерти Мэри унаследовала новые обязанности — по уходу за престарелой матерью. Мизерная пенсия Дерека, которую ему выплачивала «Корпорация Брэнда», сжалась до смешных размеров, и Мэри сомневалась, что Белинда сможет и дальше жить одна в Филкорне. Оказалось, что их дом был перезаложен несколько раз. Единственным приемлемым решением для нее оказалось переехать на Биллинг-роуд, хотя в глубине души Мэри не была рада таким переменам в их отношениях — все чаще она задавалась вопросом, когда же наконец у нее будет время для самой себя?
Случайно увидев свое отражение в зеркальной витрине магазина, Мэри неожиданно поняла, что былое очарование оставило ее. Ее густые черные волосы подернулись сединой у висков, а вокруг глаз собрались мелкие морщинки. После пятнадцати лет, посвященных Кларе, ей предстояло потратить еще пятнадцать на свою мать.
Теперь она сомневалась, что когда-нибудь снова выйдет замуж — слишком уж она с этим затянула. В своей жизни она знала только троих мужчин. Первым был Чарли, который кончил ей на лобок в коттедже на Лантау. Вторым — Криспин, и, наконец, Маркус.
Другие мужчины иногда приглашали ее на ужин, а один или два даже заводили разговор о возможности длительных отношений, но ни к кому из них Мэри не испытывала того чувства, что ей довелось ощутить по отношению к Криспину. Мама иногда пробовала убедить ее, что когда-нибудь она «встретит кого-нибудь милого», а Абби Темпл постоянно уговаривала чаще бывать в обществе, но Мэри не видела в этом смысла. Теперь же ей казалось, что поезд ушел.
Разумеется, она часто думала о Стюарте. Временами ей казалось, что было бы неплохо связать свою судьбу с милым, надежным, добрым Стюартом. Клара была бы рада этому, она сама не раз говорила Мэри: «Вы с крестным Стю должны пожениться». Когда Клара молилась перед сном, она никогда не забывала упомянуть крестного, а над ее кроватью висели фотографии Мэри и Стюарта, сделанные во время их каникул в Арднейсаге. Никто не назвал бы Стюарта Болтона писаным красавцем, но в нем определенно была настоящая мужская привлекательность. Он принадлежал к тем людям, которые с годами выглядят все лучше и лучше. Теперь он одевался в дорогих магазинах и в своем костюме от «Дживз и Хоке» смотрелся довольно изысканно.
Но у Стюарта был один очень большой недостаток — он любил другую. В его сердце всегда жила только Сэффрон.
После открытия второго офиса Мэри приходилось разрываться между двумя разными адресами. По понедельникам, вторникам и пятницам она работала в главном офисе на Довер-стрит, контролируя обеспечение компаний города самыми высококвалифицированными сотрудниками; по средам и четвергам она отправлялась в Сити на Фенчерч-стрит, где занималась новым проектом.
Больше всего Мэри нравилось проводить собеседования с новыми кандидатами, эту часть работы она не доверяла никому. Ее дни на Фенчерч-стрит были заполнены личным общением с потенциальными работниками, большую часть которых составляли мужчины в возрасте сорока-пятидесяти лет, по тем или иным причинам желавшие сменить обстановку.
Ее немало удивляло, сколько руководящих работников пытались уволиться из «Корпорации Брэнда» или имели печальный опыт работы там в прошлом. Каждый раз, когда всплывало имя Брэнда, Мэри слышала одну и ту же историю: молодой специалист пришел в компанию с большими надеждами, но очень скоро расстался с иллюзиями. Карьеры там чаще всего заканчивались рано и печально. Ротация среди высших руководителей была очень быстрой, некоторым казалось, что в компании намеренно создавалась ситуация, при которой периодически выбирали козла отпущения, обвиняли его во всех грехах и впоследствии увольняли. Несколько посетителей рассказали Мэри, что в «Группе компаний Брэнда» имеются серьезные проблемы с управлением. Маркус, по-прежнему остававшийся всеобщим идолом, слишком много времени проводил вне офиса и стал деспотичен, как никогда раньше. Некоторые последние решения, в том числе широкая экспансия компании в страны бывшего Советского Союза, вызывали у людей недоумение.
— А что делал мистер Брэнд, когда вы пытались обсуждать с ним все это? — спрашивала Мэри. Она никогда никому не рассказывала, что была знакома с Маркусом лично.
— Я никогда нс мог ничего обсудить с ним, — чаще всего отвечали ей. Он надежно спрятан за стеной помощников и секретарей. Там все как в Ватикане.
Один из руководителей рассказал ей, что за двенадцать лет, в течение которых руководил одним из подразделений корпорации, он ни разу не был допущен на седьмой этаж Брэнд-Хауса, где располагалось логово Маркуса.
— Именно поэтому я хочу уйти оттуда, — добавил он. — Вся организация очень похожа на гестапо; кроме тех, кто получил допуск во внутренний круг, никто не имеет ни малейшего понятия, что происходит с компанией. Если вы спросите меня, как работают другие подразделения корпорации, я ничего не смогу вам ответить — я просто не знаю. Но, если верить слухам, у большинства из них дела идут не так уж хорошо. Хотя в нашем ежегодном отчете все выглядит совсем по-другому. Мой приятель предложил отправить эту книгу на конкурс художественной прозы. Там ей обеспечено первое место, вы уж мне поверьте.