Нино несколько растерялся. Потом сказал.
— Раз так, я, конечно, поеду, само собой, — и, помолчав, закончил: — Наплюй на ихний приз, если не дадут, пусть жрут сами. А ты пойди и напейся до потери пульса, я уж пригляжу за тобой. Сам ни капли в рот не возьму по такому случаю. Как считаешь?
— С твоей стороны это гуманно, — грустно пошутил Джонни. — Нет, правда, ты настоящий друг.
Нино сдержал свое слово: на церемонии награждения он был трезв, как стеклышко, чуть не единственный в зале. Его удивило только, что ни одна из многочисленных подружек Джонни не оказалась рядом с ним в ответственный момент. Даже Джинни вроде ни при чем. Уж жена-то могла бы поддержать, пусть и не живут они вместе. Вечер казался Нино безразмерным, церемонии не предвиделось конца. И выпить нельзя, совсем тоска.
Так продолжалось очень долго — до той минуты, когда вдруг объявили, что премия за лучшую мужскую роль присуждается Джонни Фонтейну. От неожиданности Нино сорвался с места и отчаянно зааплодировал. Джонни протянул ему руку, Нино дружески сжал ее и сразу же ощутил, как не хватает знаменитому Джонни Фонтейну тепла и участия, как одинок он на этом торжестве. Нино от всей души пожалел, что, кроме него, не нашлось у Джонни ни одной близкой души.
Сразу после вручения наград началось невесть что. Большая часть наград досталась творческой группе Джека Уолеса, поэтому празднества перенесли туда. В студию набилась толпа журналистов и всякого приблудного сброда. Нино, держа обещание, оставался трезвым и не выпускал из поля зрения Джонни, на которого, казалось, организовали настоящую охоту. Все звезды Голливуда, словно сговорившись, по очереди уволакивали Джонни в какую-нибудь укромную комнату, откуда он выходил все более пьяным и все менее контролирующим свои действия. Не меньше досталось внимания и актрисе, удостоенной премии за лучшую женскую роль, но она претерпевала атаки куда с большим самообладанием, чем Джонни. Похоже, единственным мужчиной, не удостоившим ее почитанием, был Нино, трезвый и злой, как никогда.
Тем временем кому-то из присутствующих пришла в голову идиотская мысль воссоединить обоих обладателей «Оскаров» прилюдно. Актрису в мгновенье разоблачили и водрузили на сцену, а женщины принялись раздевать упирающегося Джонни. И тут помощь Нино очень пригодилась. Он вырвал приятеля из цепких женских рук, сгреб в охапку и, прокладывая себе дорогу где локтями, а где и кулаками, доставил Джонни в автомобиль, благополучно поджидавший их поблизости.
Пришпоривая машину и ругаясь сквозь зубы, Нино всю обратную дорогу размышлял о том, что если это и есть желанная слава, ему она ни к чему, благодарим покорно.
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 14
Дон почувствовал себя настоящим мужчиной, когда ему было двенадцать лет. Ростом он всегда был невысок, но его смуглое тело только казалось хрупким, а на самом деле состояло из сплошных мышц. Он жил тогда в деревушке Корлеоне, напоминающей мавританские селенья на юге Испании. Но Корлеоне находилась в Сицилии — потом дон возьмет название деревни своим родовым именем.
А в ту пору его звали еще Вито Андолини. Но ему пришлось сменить имя, которым был наречен, потому что однажды объявились люди, убившие его отца, а теперь охотившиеся за сыном кровника, и мать вынуждена была отослать Вито к далеким друзьям покойного мужа, в Америку. В чужой стране он стал именоваться Корлеоне, храня таким образом странную верность родной сицилийской земле. Впрочем, случаев, подобных этому, в жизни можно перечесть по пальцам — он крайне редко позволял проявляться романтическим чувствам.
На рубеже веков мафия в Сицилии так плотно срослась с правительственным аппаратом, что вершила практически все государственные дела. Трудно было оставаться в стороне от бесконечных распрь, раздирающих страну, а стоило найтись смельчаку, пытающемуся, как отец Вито, отстоять независимость, соседи обращались за содействием к мафии, и та призывала непокорного к порядку. Отец Вито не пожелал покориться и в открытом поединке убил одного из воротил местной мафии. Его немедленно настигла месть: тело обнаружили неделю спустя, изуродованное разрывными пулями. За Вито, по счастью, пришли только месяц спустя — не сразу осознали, что парень вот-вот подрастет и, возможно, сделает месть за отца своим кровным долгом. Но родные Вито додумались до этого раньше и спрятали двенадцатилетнего мальчишку с глаз долой, чтобы переправить его на корабле за океан, в неведомую Америку. А там беглеца приютила у себя чета Аббандандо. Позднее один из сыновей этой четы, Дженко Аббандандо, станет советником в могущественной семье Корлеоне.
Вито начинал свою трудовую жизнь в овощной лавке Аббандандо, на задворках Девятой авеню, которую иначе не называли, как «адской кухней» Нью-Йорка. В восемнадцать лет он обзавелся семьей, женившись на молоденькой итальянке, только что приехавшей из Сицилии. Ей и вовсе только что минуло шестнадцать, но готовить и хозяйничать она умела с детства. Став мужем и женой, они сняли квартирку на Десятой авеню близ Тридцать пятой стрит — совсем рядом с местом службы Вито Корлеоне. Два года спустя Господь благословил их первенцем — Сантино, которого все вокруг немедленно прозвали Санни — «сынок», поскольку он таскался за отцом, как хвостик.
В том же квартале проживал некто Фануччи — коренастый и плечистый итальянец, отличавшийся свирепым выражением лица и странным в тамошних местах щегольством: он носил исключительно дорогие кремовые костюмы и мягкие светлые шляпы. За глаза Фануччи именовали «черной рукой», потому что занимался он взиманием дани с окрестных лавочников и мелких ремесленников от лица мафии. Делалось это под угрозой насилия, но народ в тех кварталах проживал лихой, угрозы Фануччи пугали разве только что пожилых людей, не вырастивших сынов, которые постояли бы за родителей. Впрочем, лавочники предпочитали все-таки откупаться от Фануччи, потому что дешевле заплатить, чем тревожиться из-за этого.
Фануччи водился в основном с мелкими правонарушителями — с теми, кто сбывал из-под полы нелегальные билеты итальянской лотереи, или содержателями частных притонов, устраивавшими на дому азартные игры.
Овощная лавка Аббандандо тоже регулярно отчисляла мелкую мзду в карман «черной руки», хотя Дженко давно уже бунтовал против этого, обещая отвадить Фануччи. Но отец строго-настрого запрещал Дженко связываться с мафией. Вито Корлеоне видел все происходящее, но его это не касалось, он был сторонним наблюдателем.
Однажды Фануччи жестоко проучили. Трое ребят напали на него и располосовали горло от уха до уха, правда, не глубоко. Очевидно, они не намеревались убивать соседа, только попугали. Вито видел, как Фануччи убегал от нападавших, прижимая к подбородку свою светлую шляпу, побуревшую от крови: рана на шее обильно кровоточила. Еще много лет спустя эта страшная картина иногда тревожила память Вито — окровавленный Фануччи, прикрывающий шляпой низ лица, словно уберегая от кровавых пятен дорогой костюм или стараясь не оставить следов своего позора.
Случившееся оказалось одним из поворотных моментов.
Ребята, напавшие на Фануччи, вовсе не были убийцами, просто им надоели поборы и угрозы «черной руки» и они решили поучить мафиозо. А вот Фануччи и впрямь был убийцей, так что вскоре тот из троих, кто орудовал ножом, угодил под пулю. Остальных двоих Фануччи не тронул, потому что напуганные родители на коленях умоляли его о снисхождении и вручили огромную сумму отступного. Так что Фануччи даже выиграл от нападения. Суммы поборов сразу возросли, и к тому же он смело вошел в подпольный бизнес, заставив принять себя в долю.
Но Вито Корлеоне это по-прежнему не касалось. Происходившие события обходили его стороной.
В годы первой мировой войны торговля Аббандандо пошла труднее. Сократился ввоз оливкового масла в страну, и тут неожиданно Фануччи стал компаньоном Аббандандо, обеспечивая лавку не только импортным маслом, но и другими европейскими товарами, вроде салями, сыров и ветчины. Теперь события коснулись Вито Корлеоне — он остался без работы, потому что Фануччи пристроил в лавку к Аббандандо своего племянника.
У Вито к тому времени появился уже второй сын, Фредерико, и надо было прокормить четыре рта. Он вырос в спокойного и степенного молодого мужчину, умеющего не болтать лишнего, а свои мысли держать при себе. Сын Аббандандо Дженко с детства считался его законным другом, и Вито не удержался от горьких слов, упрекнув Дженко поступком отца. Разговор вышел неожиданным для них обоих. Дженко, вспыхнув, поклялся, что другу не придется знать нужды — он сам будет приносить продукты из отцовской лавки, раз такое случилось. Но Вито решительно отверг порыв Дженко, он считал, что обкрадывать собственного отца — срам.
Обида и ненависть Вито переместились на подлого гада Фануччи. Внешне он ничем не проявлял этого, но очень надеялся, что терпение его будет вознаграждено, Работать устроился поначалу на железную дорогу, но тут война кончилась, рабочих рук стало с избытком, и ему пришлось перебиваться случайными заработками. Мастера и бригадиры, по большинству уроженцы Штатов или ирландцы, крыли наемных рабочих самыми изощренными ругательствами, которые могли изобрести. Вито выслушивал ругань с каменным лицом, будто не понимал ни слова, хотя по-английски говорил великолепно, лишь сохраняя итальянский акцент.
Раз вечером, когда Вито ужинал вместе с женой и детьми, в окно постучали. Вито отодвинул занавеску и выглянул в узкий, как колодец, двор, отделявший их дом от соседнего. К своему удивлению он увидел, что Питер Клеменца, живущий напротив, свесился из своего окна и протягивает ему какой-то сверток в белой тряпичной обертке.
— Эй, земляк, — сказал Питер Клеменца, — будь другом, припрячь эту штуку, да поскорее. Я после заберу.
Вито машинально протянул руку, перегнувшись через подоконник, и принял сверток. Ему захотелось помочь соседу. Клеменца выглядел сейчас напряженным и затравленным, наверное, с ним что-то стряслось. На кухне, оставшись один, Вито полюбопытствовал, что скрывается под белой тряпкой. Там оказались пять перепачканных машинным маслом автоматических пистолетов. Вито сложил их в платяной шкаф в спальне и затаился. Соседа, как он узнал, в тот же день арестовали. Наверное, он протягивал ему сверток как раз в тот момент, когда полиция колотилась в дверь. О случившемся Вито никому не сказал ни звука, а его жена, едва живая от страха, даже не рискнула посудачить с приятельницами, опасаясь, что мужа могут забрать, как забрали молодого Клеменцу.