Тон письма мог показаться несколько вызывающим. Но Вито Корлеоне действовал продуманно. У него сложилось мнение о семействе Капоне как о малоперспективном, понемногу утрачивающем влияние. Сам Аль бросал вызов общественным нравам, кичась награбленными богатствами, а дон считал подобное поведение неразумным, так как мирок Капоне, пусть даже охраняемый самыми отъявленными бандитами, без внешних связей, без соблюдения правил приличия и необходимого камуфляжа, становился легко уязвим.
Империя Капоне уже вступила в стадию распада, а его авторитет подкрепленный ужасающими легендами и жестоким террором, тем не менее не выходил за пределы Чикаго.
Дон не ошибся — его тактика принесла успех, и не столько в результате проявленной жестокости, сколько благодаря невероятной стремительности, мгновенности реакции дона. Аль Капоне здраво рассудил, что если у Корлеоне такие четкие связи, том что он умен и решителен, иметь его во врагах излишняя роскошь. Гораздо правильнее будет принять протянутую руку дружбы, а вместе с ней — обещание поддержки на будущее. Поэтому семья Капоне поставила дона Корлеоне в известность, что будет поддерживать нейтралитет.
Шансы сравнялись. Кроме всего прочего, Вито немедленно безмерно зауважали во всем преступном мире — и за пределами Нью-Йорка, по всей Америке — в восхищении, как ловко он утер нос самому Алю Капоне и за короткий срок обставил кругом Маранцаллу.
На то, чтобы слопать Маранцаллу, у Вито ушло чуть больше полугода. Он не давал спокойно работать игорным притонам, находившимся под опекой Маранцаллы. Его люди выследили самого крупного владельца игорного заведения в Гарлеме, отобрав у него не только выручку за целый день, но и кости, фишки и долговые книги. Вито Корлеоне шаг за шагом теснил своего его противника. Даже на текстильные фабрики направлены ребята Клеменцы, вставшие на защиту притесняемых Маранцаллой профсоюзников. Против них владельцы фабрик и фирм готового платья оказались бессильны, они уже не могли, как прежде, доверяться Маранцалле.
Наступление шло по всем фронтам разом — и везде приносило успех. Свирепость весельчака Клеменцы, которым дон умело руководил, тоже шла на пользу общему дел. Кончилось тем, что в один прекрасный час Вито Корлеоне ввел в действие резервный отряд под командованием Тессио, получивший задание начать охоту на самого Маранцаллу.
Маранцалла уже не раз жалел о неосмотрительных выпадах в адрес Семьи Корлеоне и пытался через посредников заключить мир. Но теперь дон сам отказывался, под разными предлогами уклоняясь от переговоров или перенося их на неопределенное время. Армия Маранцаллы разбегалась. Кому охота подставляться под пулю или нож понапрасну? Первыми перекинулись в другой стан букмекеры и ростовщики, которые платили мзду тем, кто действительно способен защитить их интересы. Война близилась к завершению.
В канун нового 1934 года Тессио удалось, наконец, найти выход на самого Маранцаллу. Его приближенные, не склонные умирать за утратившего силу вожака, сами горели желанием сдать его поскорее. Через них Маранцалле передали, что Вито Корлеоне готов встретиться с ним в одном из ресторанов Бруклина. В сопровождении предавших его телохранителей Маранцалла явился в назначенное место, уселся за заранее заказанный столик и только надкусил в тоскливом одиночестве свежий итальянский хлебец, как в дверях появился Тессио с четырьмя помощниками. Телохранители Маранцаллы испарились в одно мгновенье. Все произошло очень быстро. Маранцалла даже не успел прожевать кусок, как пуля вышибла дух из его тела.
Война кончилась.
Империя Корлеоне поглотила бывшие владения Маранцаллы. Новый дон определил размеры налога, но никого не тронул, великодушно дозволив всем заниматься прежними делами. Только на текстильных и швейных предприятиях он усилил влияние профсоюзов, полностью взяв их под контроль. Как оказалось потом, это был очень своевременный шаг.
Уладив свои взаимоотношения с окружающим миром, Вито Корлеоне хотел было вздохнуть с облегчением, но проблемы настигли его в собственном доме.
Сантино Корлеоне, Санни, уже подрос, ему исполнилось шестнадцать, и для итальянского мальчугана он вырос удивительно высоким и статным, а лицо его хотя черты казались тяжеловатыми, отличалось чувственностью. Если Фредо всегда вел себя смирно, а Майкл был пока совсем несмышленышем, то с Санни хлопот хватало, он умудрялся попадать из одной неприятности в другую. Без него не обходилась ни одна драка, учился он еле-еле, а однажды Клеменца, который был крестным Сантино, вынужденно и неохотно сообщил дону Корлеоне, что его старший сын замешан в вооруженном ограблении. В сущности, затея с первого взгляда выглядела глупостью, но могла принести массу неприятностей. При дела этом инициатива, без сомнения, принадлежала Санни, а двое других ребят просто пошли у него на поводу.
Известие вывело дона Корлеоне из обычного для равновесия. Такое случалось с ним считанные разы. Прежде всего дон спросил у Клеменцы не замешан ли в истории Том Хейген, который к тому времени жил в доме Корлеоне уже три года. Клеменца ответил отрицательно. Тогда дон отправил за сыном машину, и Санни доставили прямо в контору фирмы «Торговый дом Дженко».
Но в разговоре с сыном ему не дано было одержать верх. Когда, оставшись наедине, он обрушил на Санни потоки родительской ярости, усиленные сицилийским диалектом, ибо только он мог придать выразительности обуревавшим дона чувствам, и, отведя душу, риторически спросил:
— Какого черта ты это придумал? Откуда в тебе это? — Санни только смолчал. Но когда дон добавил презрительно;
— Тебе, что, денег не хватает? Надо же дойти до такой дури! Ну, сколько ты заработал? Полста долларов? Или двадцатку? Стоило идти на риск из-за вшивых двух десяток? — Санни не выдержал и сказал с вызовом в голосе, не в ответ на слова отца, а сам по себе:
— Я видел, как ты убивал Фануччи.
Дон втянул ртом воздух, протяжно сказал: «Ох!» и опустился в кресло, Он молча ждал, что сын скажет еще. Санни продолжил:
— Когда Фануччи ушел, мама сказала, что все, можно идти домой. Я поднялся по лестнице, увидел, что ты полез на крышу и тихонько тоже полез за тобой. Я все видел. Все до последнего. И как ты выбросил бумажник. И как разломал револьвер. Все.
Дон перевел дыхание.
— Ну, тогда не мне тебя учить. Поступай, как знаешь. А разве университет ты не хочешь закончить? Один адвокат с портфелем способен сделать больше, чем сотня боевиков в масках и с пистолетами.
Санни широко улыбнулся и сказал не без лукавства:
— Я бы занялся семейным бизнесом.
Дон без особых эмоций воспринял его слова, и видя, что смеяться над его шуткой никто не намерен, Санни поспешно добавил: «Буду учиться торговать оливковым маслом».
Дон еще помолчал немного. Потом пожал плечами:
— Каждый творец своей судьбы.
Он не стал вдаваться в то, что судьбу его сына решило когда-то убийство, совершенное отцом на его глазах. Отвернувшись, дон безразлично произнес:
— Можешь приходить завтра в контору к девяти. Дженко определит тебе работу.
Но Дженко Аббандандо проницательно угадал истинные желания дона — он был настоящим советником, и использовал Санни, в основном, в качестве телохранителя отца, чтобы, находясь в непосредственной близости, Корлеоне сын имел возможность перенимать секреты управления Семьей. У самого дона тоже возникло желание наставлять первенца на извилистом пути семейного бизнеса, так что Санни получал курс наук, не менее полный, чем в отринутом им колледже.
Санни то и дело влетало за неуправляемость его поведения. Дон учил сына, что угрожать глупо и бессмысленно, а необдуманно давать волю гневу — непозволительная роскошь. Действительно, никто и никогда не слышал угроз от дона, а выказывать ярость он позволял только при самых близких людях, Дон стремился воспитать в сыне хладнокровие, которым обладал, и на практике преподносил ему уроки. Самая большая удача, — утверждал он, — если враг преувеличивает твои недостатки. Но если друг недооценивает твоих достоинств, это еще лучше.
Параллельно с прохождением «теоретических наук» Санни пребывал под опекой опытного Клеменцы, научившего его стрелять и обращаться с традиционным сицилийским оружием — гарротой. Удавка не понравилась Санни, он уже слишком американизировался для таких способов. И вообще он отдавал предпочтение бесхитростным и прямолинейным методам ведения борьбы, вроде доброй перестрелки на англо-сакский манер, что огорчало Клеменцу. Зато с обязанностями телохранителя Санни управлялся отлично, стал постоянным и желанным спутником дона, водил машину, помогал во всех житейских мелочах.
Два года спустя все, казалось, пришло в норму: сын постепенно вникал в дела отцовского предприятия, проявляя в меру таланта и усердия, но не гоняясь за журавлем в небе. Обычная картина в мире любого бизнеса.
Тем временем товарищ его детских игр и названный брат Том Хейген тоже подрос и поступил в колледж. Фредо заканчивал школу, самый младший из братьев Майкл одолевал еще начальную ступень, а сестренке Конни исполнилось четыре года.
Семейство Корлеоне давно переселилось из района нью-йоркской бедноты в Бронкс и уже шла речь о покупке особняка в Лонг-Айленде. Но дон не стал торопить событий, так как переезд он планировал совершить параллельно еще с некоторыми делами.
Пожалуй, главный дар, которым обладал Вито Корлеоне, — это умение рассчитывать на два шага вперед. Преступный мир Америки то и дело сотрясали кровавые междоусобицы. Зараза противоправной деятельности проникала едва ли не во все сферы жизни страны. Честолюбивые и горячие гангстеры готовы были откусить друг другу головы из-за соблазнительной добычи. Руководителям семейств, подобно дону Корлеоне, приходилось постоянно быть настороже, чтобы сохранить в неприкосновенности сложившиеся границы и не уступить распоясавшимся коллегам собственные доходные места.
Вито Корлеоне внимательно следил по газетам за общественным мнением в стране и понимал: круг суживается. Любое преступление журналисты и политические деятели использовали как жупел, добиваясь все более суровых законов, требуя карательных полицейских мер. Вполне вероятным становилось то, что в ближайшем будущем либеральные порядки будут отменены под напором всеобщего негодования, а это роковым образом скажется на всех видах подпольного бизнеса, Империя Корлеоне изнутри была крепка и надежна, но опасность надвигалась извне, и дон решил предотвратить ее, пока не поздно.