Миссис Адамс добавила, подняв голову от жареного цыпленка:
— В принципе, деточка, ты очень инфантильна для своего возраста. Нам постоянно приходилось быть начеку. Ведь у тебя нет привычки самой делиться радостями и неприятностями.
«Хоть то хорошо, — мелькнула мысль у Кей, — что Майкл не имеет привычки слишком нежничать в письмах. Попались бы родителям ее собственные послания Майклу, вот было бы весело».
— Я молчала о Майкле, потому что не знала, как сказать вам о его семье. Вдруг вы бы попадали в обморок, — сказала она.
— Ясно, упали бы, — согласилась миссис Адамс бодрым голосом. — Послушай, а в самом деле, ты что-нибудь знаешь о Майкле? Он давал о себе знать?
Кей покачала головой:
— Я уверена, что он ни в чем не замешан, — и перехватила странный взгляд, которым обменялись родители.
Мистер Адамс осторожно сказал:
— Но раз он не виновен и все-таки исчез, здесь что-то иное. Всякое ведь случается.
Несколько минут его слова висели в воздухе, не доходя до сознания Кей. Потом дошли. Она выскочила из-за стола и убежала к себе в комнату.
Тремя днями позднее Кей Адамс высадилась из такси на площади перед домами Вито Корлеоне в резиденции дона на Лонг-Бич. Она предупредила о своем приезде заранее, ее ждали. Но когда Том Хейген встретил ее в дверях, Кей почувствовала себя глубоко несчастной: этот ничего не скажет, с ним все ясно.
Том пригласил ее в гостиную и налил вина в бокал. В доме ей повстречались какие-то чужие люди, но Санни не выходил. Делать было нечего, и она спросила Тома Хейгена напрямую:
— Вы не знаете, где Майк? Не поможете мне с ним связаться?
Том ответил без запинки, но уклончиво:
— Могу сказать только, что он жив и здоров. Но где его можно найти, нам неизвестно. Когда подстрелили этого полицейского капитана, Майкл испугался, что обвинят в убийстве его, и вынужден был на время исчезнуть. Через пару месяцев он сам свяжется с нами.
Его слова прозвучали настолько фальшиво, что воспринимались как намек на невозможность сказать правду. По крайней мере Том не считает ее круглой идиоткой, и на том спасибо.
— Этот капитан в самом деле сломал ему челюсть? — спросила Кей.
— Боюсь, что да, — ответил Том. — Но в Майкле никогда не было мстительности, так что он не имеет к убийству ни малейшего отношения, я уверен в этом.
Кей полезла в сумочку и достала письмо.
— Может быть, вы сами передадите ему это, когда он свяжется с вами?
Хейген покачал головой:
— Если бы на суде стало известно, что я взял у вас письмо, а я должен был бы подтвердить это, присяжные истолковали бы факт как свидетельство о том, что я знаю, где находится адресат. Потерпите немного, скорее всего Майкл отыщет способ сообщить вам о себе.
Она допила свой бокал и поднялась. Что еще ей делать здесь? Хейген тоже поднялся, чтобы сопроводить Кей к выходу, но у самой парадной двери они столкнулись с входящей в ту же дверь полной пожилой итальянкой, одетой во все черное. Кей узнала мать Майкла и поздоровалась:
— Добрый день, миссис Корлеоне. Как поживаете?
Женщина мгновенно окинула взглядом всю Кей, подала ей руку, и на сморщенном темном лице вдруг возникла теплая и неожиданно сердечная улыбка.
— А, ты девочка моего Майкла, — сказала миссис Корлеоне с таким сильным итальянским акцентом, что Кей едва уловила смысл сказанного. — Тебя покормили здесь, детка?
Кей отрицательно повела головой: есть она не хотела. Но миссис Корлеоне поняла ее по-своему и немедленно набросилась на Тома, выговаривая ему по-итальянски и заключив, уже по-английски: «Чашку-то кофе можно было предложить бедной девочке, где у тебя совесть, как не стыдно!»
Взяв Кей за руку теплой и удивительно надежной рукой, мать Майкла отвела ее в кухню, на ходу снимая пальто и кинув вещи на случайно подвернувшийся стул. Не прошло и десяти секунд, как перед Кей уже стояли итальянский хлеб, сыр, салями, а на плите булькал кипятком кофейник.
— Сейчас попьешь кофейку, поешь, а потом ребята отвезут тебя на машине. Мне не нравится, когда девочки вроде тебя ездят на пригородных поездах одни.
Кей робко сказала:
— Я приехала, чтобы узнать про Майкла. У меня так давно нет известий от него. Мистер Хейген говорит, что никто ничего не знает и нужно ждать, пока Майкл сам объявится.
Том Хейген торопливо вмешался:
— Больше нам нечего сказать ей пока, ма.
Миссис Корлеоне посмотрела на Тома негодующе:
— Уж не хочешь ли ты научить меня, что говорить? Муж и то никогда не указывает мне, храни его, Господи.
— Как чувствует себя мистер Корлеоне? — поинтересовалась Кей.
— Уже лучше, — ответила миссис Корлеоне, — поправляется. Только он постарел и поглупел, иначе никогда не допустил бы, чтоб кто-то посмел стрелять, — она постучала себя по голове жестом, не выражающим никакого почтения к великому дону. Потом разлила кофе по чашкам и заставила Кей выпить и съесть бутерброд с сыром.
Когда с кофе было покончено, миссис Корлеоне опять взяла Кей за руку и прихлопнула сверху второй своей теплой и смуглой ладошкой. Она заговорила спокойно и веско:
— Не жди писем от Майкла. Он ничего не напишет никому. Он будет прятаться два года или три, или больше. Может быть, много больше. Ты лучше не жди его, езжай к себе домой, найди хорошего парня и выходи за него замуж.
Кей опять вынула письмо из сумочки:
— Вы не могли бы переслать ему от меня?
Мать Майкла взяла письмо, маленькими черными глазками внимательно посмотрела на Кей и погладила ее по щеке:
— Обязательно, — сказала она. — Можешь не беспокоиться.
Хейген хотел вмешаться, но она резко осадила его по-итальянски. Потом сама проводила Кей до двери, быстро поцеловала ее в щеку и сказала:
— Не думай про Майкла. Теперь он не для тебя.
Машина уже стояла перед домом, двое мужчин сидели на переднем сиденье. Они отвезли Кей в гостиницу, в Нью-Йорк. За всю дорогу ни она, ни они не проронили ни слова. Кей старалась смириться с мыслью, что ее Майкл — хладнокровный убийца. К Майку, которого она знала и любила, это никак не могло относиться, но сомневаться теперь было бессмысленно, ведь она узнала о случившемся из самого надежного источника, от матери Майка.
ГЛАВА 16
Карло Рицци считал, что весь мир ополчился на него. Попробуй не разозлиться, если, породнившись с семьей самого Корлеоне, получаешь всего лишь жалкую букмекерскую контору в верхнем Ист-Сайде, глухой манхэттенской дыре. Он-то предполагал, что их с Конни поселят в одном из домов дона на площади в Лонг-Бич, ведь выселить оттуда жильцов не составляло труда. Он даже ни на минуту не сомневался, что окажется в гуще событий, внутри семейного бизнеса. Но дон не принял его в дело. Он не отдавал должного своему зятю. «Великий дон!» — презрительно скривился Рицци. Старый разиня, позволивший подстрелить себя на улице, как какого-нибудь ничтожного проходимца. Лучше бы он и вовсе подох, раз так случилось. С Санни они когда-то считались приятелями, так что если бы Санни стал во главе семейства, Карло мог бы рассчитывать на больший кусок от общего пирога.
Жена подавала ему кофе, а он с неудовольствием, брезгливо морщась, наблюдал, как она наполняет чашку. Господи, до чего она оказалась никчемной! Полугода еще нет, как замужем, а уже потеряла фигуру, живот просто на глазах пухнет. Эти итальянские самки с востока беременеют от одного прикосновения.
Он протянул руку и ущипнул пышные ягодицы Конни. Она ответила улыбкой, и он назло ей сказал с издевкой:
— Твоим окорокам приличная свинья позавидует.
У Конни от обиды немедленно вытянулось лицо, в глазах закипели слезы — Карло с удовлетворением наблюдал за нею. Может, она и дочь великого дона, только теперь-то перешла в его собственность, и в его воле обращаться с ней, как захочется. Она его жена, его подстилка. Мысль об этом тешила самолюбие Карло, придавала ему бодрости и сил.
Он с самого начала расставил все по местам, и правильно сделал. Стоило ей не уступить Карло свадебный кошель, полный денег, как молодожен, не задумываясь, соорудил новобрачной первый синяк под глазом, отобрал все подаренные деньги. Конни до сих пор не знает, на что употребил ее супруг щедрые свадебные дары, он никогда не говорил с ней больше на эту тему. И правильно: узнай она, у него, пожалуй, могли бы возникнуть некоторые неприятности. А так одни лишь угрызения совести. Самому непонятно, как можно угрохать пятнадцать кусков исключительно на девок и ночные попойки.
Спиной он чувствовал взгляд жены и специально напряг мышцы, демонстрируя бицепсы, когда потянулся на другой конец стола за блюдом со сладостями. Ветчину с яичницей он уже умял, но такому крупному мужчине надо много и хорошо питаться.
Ему льстило то, что в глазах жены он неотразим, она сама внушила Карло мысль об этом. Она предпочитала блондинов с широкими мускулистыми плечами, тонкой талией и крепкими руками. Именно таким и был ее муж, не то что какой-нибудь чернявый мужчинка, — парень на все сто. Карло и сам был убежден, что может дать фору любому итальяшке из числа боевиков, работающих на Семью. Клеменца, Тессио, Рокко Лампеоне — все они проигрывали рядом с ним. Или взять этого типа Паоло Гатто, которого недавно прикончили. Карло на минуту задумался над тем, что же стряслось с Паоло Гатто. Ну, да Бог с ним. Если один на один, так он, Карло, даже Санни, например, одолеет, хотя Санни относился к другой весовой категории. Про Санни только слишком дурная слава ходит, а сам Карло всегда видел старшего сына Корлеоне веселым, озорным, готовым изобрести очередную игру. Санни входил в число приятелей Карло. Так что, если старый дон отбросит копыта, его зять об этом ничуть не пожалеет.
Он уныло сидел над чашкой кофе. Их семейное гнездышко давило на него, как пиджак, который тесен в плечах. Он не привык к тесноте — на Западе, в Неваде, жилье строят просторным. А через несколько минут надо будет встать и топать в опостылевшую уже контору, чтобы заниматься скучным и противным делом. Надо успеть к полудню, в воскресенье работы больше всего, а тут еще соревнования по бейсболу и скачки на ипподроме. Господи, до чего все осточертело!