Кей все еще была напугана и потрясена.
— Почему она все это сказала? Почему она во все это верит? — спросила Кей мужа.
Майкл пожал плечами.
— Она истеричка, — ответил он.
Кей посмотрела ему прямо в глаза.
— Майкл, это неправда. Скажи, пожалуйста, что это неправда.
Майкл устало кивнул головой.
— Разумеется, неправда. Ты должна верить только мне, и это единственный раз, когда я позволяю тебе задавать подобные вопросы. Это неправда.
Никогда его слова не звучали так убедительно. Он смотрел ей прямо в глаза. И она не могла больше сомневаться. Она печально улыбнулась и поцеловала мужа.
— Нам обоим не помешает рюмочка, — сказала она. Она пошла на кухню за льдом и услышала стук открываемой двери. Вернувшись из кухни, она застала в комнате Клеменца, Нери и Рокко Лампоне с телохранителями. Майкл стоял к ней спиной, и она отошла, чтобы видеть его в профиль. В этот момент Клеменца обратился к ее мужу и произнес: «Дон Майкл».
Кей видела, как Майкл готовился принять присягу. Он напоминал скульптуру римского императора, одного из тех, кто распоряжался жизнью и смертью своих подданных. Одна его рука покоилась на бедре, на лице было выражение гордой силы, тело спокойно опиралось на немного отставленную ногу. Перед ним стояли капорегимес. В этот момент Кей поняла, что все, что сказала Конни, было правдой. Она вернулась на кухню и заплакала.
32
Кровавая победа семейства Корлеоне стала окончательной только после года политических маневров, которые превратили Майкла Корлеоне в самого могущественного из глав семейств Соединенных Штатов. На протяжении двенадцати месяцев Майкл делил свое время между своим генеральным штабом в Лонг-Биче и новым домом в Лас-Вегасе. Но к концу года он решил полностью ликвидировать дела в Нью-Йорке и продать землю, на которой расположилась аллея со всеми домами. В последний раз он привез семью в Нью-Йорк. Они пробудут здесь месяц, ликвидируют все дела, а Кей присмотрит за упаковкой и отправкой вещей. Надо было уладить миллионы мелких дел.
Теперь невозможно было восстать против семейства Корлеоне и против Клеменца с его семейством. Рокко Лампоне стал капорегиме семейства Корлеоне. Альберт Нери отвечал за безопасность гостиниц семейства в Неваде. Хаген тоже был частью западного семейства Корлеоне.
Время залечило старые раны. Через неделю после смерти Карло Конни извинилась перед Майклом за свою истерику и заверила Кей, что в ее словах не было и капли правды и что это все — лишь истерика молодой вдовы.
Конни без труда нашла себе нового мужа. Не прошло, по сути, и года, как постоянным обитателем ее постели стал молодой парень, новый секретарь семейства Корлеоне. Это был парень из хорошей итальянской семьи, выпускник высшей торговой школы. Понятно, что женитьба на сестре дона гарантировала ему обеспеченное будущее.
Кей Адамс-Корлеоне обрадовала своих новых итальянских сородичей тем, что стала брать уроки по католицизму и присоединилась к их вере. Оба ее ребенка тоже, разумеется, воспитывались в духе католической веры. Самого Майкла такое развитие событий не особенно радовало. Он предпочитал, чтобы его дети были протестантами, это ближе к Америке.
Жизнь в Неваде Кей понравилась. Ей нравилась природа — горы и низины, блестящие красные скалы, жаркие пустыни, озера, появляющиеся в самых неожиданных местах, и даже жара. Дети целыми днями катались на своих лошадках. У Кей были настоящие слуги, не телохранители. Майкл стал владельцем строительной компании, вступил в клуб бизнесменов и в различные городские организации. Интересовался местной политикой. Это была чудесная и нормальная жизнь. Кей была рада, что они оставляют Нью-Йорк и переселяются на постоянное жительство в Лас-Вегас, и потому с удвоенной энергией организовывала упаковку и отправку вещей.
В этот последний день Кей Адамс встала с восходом солнца. Она слышала рев грузовиков, выезжающих с аллеи. После обеда все семейство Корлеоне, в том числе и мама Корлеоне, полетит в Лас-Вегас.
Выйдя из ванной, Кей увидела, что Майкл проснулся и курит сигарету.
— Почему, черт побери, ты каждый день ходишь в церковь? — спросил он. — В воскресенье — это понятно, но почему каждый день? Ты хуже моей матери.
Он протянул в темноте руку и включил настольную лампу. Кей сидела на краю кровати и натягивала чулки.
— Это всегда так, — ответила она. — Принявший веру добровольно всегда фанатичнее родившегося в этой вере.
Майкл протянул руку и дотронулся до ее бедра у края нейлонового чулка.
— Нет, — сказала Кей. — У меня сегодня причащение.
Майкл не пытался задержать ее, когда она встала с кровати. Он улыбнулся уголками рта и сказал:
— Если ты такая фанатичная католичка, то почему ты позволяешь детям избегать посещения церкви?
— У них еще много времени, — ответила Кей. — Вот вернемся домой, я заставлю их ходить почаще.
Она поцеловала мужа и вышла. На востоке уже всходило красное солнце. Кей направилась к своей машине, которая стояла возле ворот аллеи. В машине уже сидела мама Корлеоне в своей черной траурной одежде. Совместная утренняя молитва превратилась у них в привычку.
Кей поцеловала старушку в ее морщинистую щеку и уселась за руль.
— Ты есть завтрак? — подозрительным тоном спросила мама Корлеоне.
— Нет, — ответила Кей.
Кей забыла однажды, что после полуночи и до причастия не полагается есть. Это было давно, но с тех пор мама Корлеоне на нее не полагалась и всегда проверяла.
— Ты чувствовать себя хорошо? — спросила старуха.
— Да, — ответила Кей.
В утреннем солнце церковь казалась еще более пустой и маленькой, чем была на самом деле. Цветные стекла не давали теплу проникнуть внутрь. Кей помогла свекрови подняться по белым каменным ступенькам. Старуха любила сидеть на передней скамье, поближе к алтарю. Кей постояла возле каменных ступеней. В этот последний момент она всегда чего-то пугалась и всегда колебалась.
Наконец, она решилась и вошла в прохладную темноту. Окунув кончики пальцев в святую воду, она перекрестилась. Высохшие губы жадно касались приятной влаги. Перед образами святых и распятым Христом мерцали красные свечи. Войдя в свой ряд, она стала на колени в ожидании святого хлеба. Она склонила голову, будто в молитве, но мысли ее были заняты совершенно иным.
Только здесь, в темной церкви, она позволяла себе думать о второй жизни мужа, о той страшной ночи, когда он, использовав ее доверие и любовь, заставил поверить в свою непричастность к смерти Карло.
Именно из-за этой лжи, а не самого убийства, она оставила его. Назавтра утром она взяла детей и уехала к родителям в Нью-Хэмпшир. Она не сказала никому ни слова, не понимала даже, что делает. Майкл сразу понял. Он позвонил ей в первый день, а потом оставил в покое. Это было за неделю до того, как перед ее домом остановилась машина с Хагеном за рулем.
Этот самый длинный и самый страшный в ее жизни день она провела в обществе Тома Хагена. Они вышли прогуляться в городской парк.
Кей допустила ошибку, начав с шутки.
— Майк послал тебя угрожать мне? — спросила она. — Где ваши парни с пистолетами, которые должны заставить меня вернуться.
Впервые за все время их знакомства Хаген рассердился.
— Это самая большая нелепость, которую я когда-либо слышал, — грубо сказал он. — От такой женщины, как ты, я этого не ожидал. Оставь глупости, Кей.
— Хорошо, — сказала она.
Они шли по узкой зеленой тропинке.
— Почему ты сбежала? — тихо спросил Хаген.
— Потому что Майкл солгал мне, — ответила Кей. — Потому что он обманул меня, став крестным мальчика Конни. Я не могу любить такого человека. Я не могу с ним жить. Я не могу допустить, чтобы он был отцом моих детей.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Хаген.
— Он убил мужа своей сестры. Это ты понимаешь? — сказала она и перевела дыхание. — И он солгал мне.
Долго они шли молча. Наконец Хаген сказал:
— Ты не можешь знать, что это правда. Но предположим, что это правда. Я этого не говорил, помни. А если я докажу, что действия твоего мужа были правильными?
Кей с презрением посмотрела на него.
— Я впервые вижу в тебе адвоката, Том, — сказала Кей. — И это не лучшая твоя сторона.
Хаген улыбнулся.
— О'кэй, только выслушай меня, — сказал он. — Что, если Карло подставил Сонни под удар, указал на него? Что, если побои, которыми он наградил Конни, были провокацией, и убийцы знали, что Сонни поедет через Джон-Бич? Что, если Карло заплатили за участие в убийстве Сонни? Что тогда?
Кей не ответила.
— А что, если дон, этот великий человек, не мог заставить себя сделать это, что обязан был сделать: отомстить за смерть сына и убить мужа своей дочери? Что, если из-за этого он отошел от дел и сделал Майкла наследником, взвалив на его плечи эту тяжелую ношу?
— Но все было позади, — сказала Кей и заплакала. — Все были счастливы. Почему нельзя было простить Карло? Почему нельзя было забыть?
Она повела Тома к тенистой лужайке под сенью старого дуба. Хаген прилег на траву и вздохнул. Он огляделся, снова вздохнул и сказал:
— Такова жизнь.
— Он не тот человек, за которого я вышла замуж, — сказала Кей.
Хаген рассмеялся.
— Будь он таким, его давно не было бы в живых. Ты была бы уже вдовой. И тогда у тебя не было бы никаких проблем.
— Что это должно означать? — набросилась на него Кей. — Оставь, Том, хоть раз в жизни называй вещи своими именами. Ты ведь не сицилиец, ты можешь сказать женщине правду, отнестись к ней, как к равной, как к человеческому существу.
Последовало неловкое молчание. Потом Хаген отрицательно покачал головой.
— Ты ошибаешься относительно Майка, — сказал он. — Он солгал тебе? Но ведь он предупреждал, что не будет давать тебе отчет о своих делах. Он был крестным сына Карло? Но ведь ты заставила его пойти на это. Впрочем, это был со всех точек зрения правильный шаг, если он намеревался отомстить Карло. Он завоевал д