Санни аж побелел от гнева.
– Тебе-то легко говорить, это не твоего отца застрелили!
– Я люблю его не меньше тебя и Майки, а может, и больше, – с чувством проговорил Хейген. – Ты спрашивал моего профессионального мнения? Вот оно. Лично я придушил бы этих ублюдков.
– Господи, Том, я не это имел в виду, – пошел на попятную Санни.
Но он имел в виду именно это. Все же кровное родство есть кровное родство.
Пока все стыдливо молчали, Санни хмурил лоб. Наконец он вздохнул и размеренно произнес:
– Хорошо, будем выжидать, пока старик не скажет, как поступить. Но и ты, Том, тогда сиди дома. Нам нельзя рисковать. Майки, ты тоже будь осторожнее, хотя не думаю, чтобы Солоццо стал браться за родственников. Тогда все ополчатся против него. Тем не менее береженого Бог бережет. Тессио, пока дай своим отбой, пусть следят за ситуацией в городе. Клеменца, когда разберешься с Поли, отправь бойцов охранять особняк, а у больницы продолжат дежурить люди Тессио. Том, с утра сразу же приступай к переговорам с Солоццо и Татталья по телефону или через посыльных. Майки, ты возьмешь пару людей Клеменцы и поедешь на квартиру к Луке. Дождись его там либо узнай, куда он запропастился. Ему хватит ума пойти на Солоццо лично. Я все же не верю, что он пойдет против дона, чего бы Турок ему там ни наобещал.
– Пожалуй, не стоит так уж напрямую вмешивать Майки, – с сомнением произнес Хейген.
– Да, верно, – согласился Санни. – Отбой, Майки. Оставайся тут на телефоне, это важнее.
Майкл ничего не сказал. Так его еще не унижали; да и Клеменца с Тессио смотрели нарочито бесстрастно – явно скрывали пренебрежение. Майкл снял трубку и набрал номер Луки Брази, а затем долго слушал гудки.
Глава 6
Той ночью Питер Клеменца спал плохо. Проснулся он рано и сам сделал себе завтрак: стакан граппы и толстый кусок генуэзской салями на ломте свежего итальянского хлеба, который ему по старинке доставляли из пекарни к двери. Затем выпил большую кружку горячего кофе с анисовым ликером. Ходя по дому в потертом халате и красных войлочных тапочках, Клеменца думал о предстоящем деле. Накануне Санни Корлеоне очень четко дал понять: от Поли Гатто надо избавиться как можно скорее. А именно – сегодня.
Задание Клеменцу не радовало, и вовсе не потому, что предатель был его протеже. Сантиментами капореджиме не страдал. Ну да, биография у Поли безупречная: родители – сицилийцы, рос в том же районе, что и дети Корлеоне, даже ходил в школу с одним из братьев. Каждую ступень внутрисемейной иерархии он преодолевал сам. Его проверяли, и им были довольны. А когда он прошел «боевое крещение», то получил хорошее жалованье от Семьи, долю ист-сайдского букмекерского бизнеса и оплачиваемое место в профсоюзе. Клеменца знал, что Поли Гатто промышляет ограблениями на стороне. Да, это против правил Семьи, зато говорит об инициативе и предприимчивости. Так хорошего скакуна ценят в том числе и за норов.
К тому же похождения Поли никогда не создавали проблем. Он все тщательно планировал, а исполнял чисто, без крови и жертв: три тысячи долларов в Швейном квартале Манхэттена, чуть меньше – с фарфоровой фабрики в бруклинских трущобах. В конце концов, парень молодой, карманные деньги пригодятся. Так было всегда. И кто мог подумать, что именно Поли Гатто окажется предателем?
Нет, Питера Клеменцу больше беспокоили административные вопросы. Расправа над предателем – процедура простая и отработанная. Другое дело, кем занять освободившееся место? На должность исполнителя кого попало не берут. Кандидат должен быть волевым и умным, а еще надежным, не из тех, кто заговорит, если попадется полиции. Сицилийская омерта должна быть для него второй натурой. Кроме того, какой заработок ждет новенького? Клеменца неоднократно заговаривал с доном о том, что нужно повышать жалованье людям, которые решают вопросы и первыми оказываются на передовой, а тот все отмахивался. Зарабатывай Поли больше, глядишь, и не поддался бы на искушение «Турка» Солоццо.
Наконец Клеменца сузил список до трех кандидатов. Первым шел парень, крышевавший лотереи для цветных в Гарлеме, – крупный и мускулистый, но при этом очень обаятельный, умеющий с кем надо находить общий язык, а кому надо – внушать ужас. Однако после получасовых раздумий Клеменца его вычеркнул. Этот человек слишком хорошо ладил с чернокожими, что говорило об определенных слабостях. К тому же на текущем месте заменить его некем.
Вторым был трудолюбивый и верный работяга, выбивавший долги из неплательщиков у прикормленных Семьей манхэттенских ростовщиков. Начинал он с того, что разносил выигрыши, и постепенно поднялся. Клеменца почти остановился на нем, но все же решил, что тот пока не готов на столь серьезное повышение.
В итоге его выбор пал на Рокко Лампоне. Тот недолго работал на Семью, однако успел сделать впечатляющую карьеру. До этого он воевал в Африке, в 1943 году был ранен и комиссован. Из-за недостатка молодой крови Клеменца взял его, несмотря на действительно тяжелое увечье: одну ногу Лампоне постоянно подволакивал. Клеменца подрядил его посредником между черным рынком в Швейном квартале и госслужащими, отвечающими за выдачу талонов на еду. Постепенно Лампоне поднялся и стал решать все вопросы по этому направлению. Клеменца особо отличал его за рассудительность и здравомыслие. Лампоне понимал, что в делах, где риск за баснословную прибыль – это крупный штраф либо шесть месяцев в каталажке, наседать не следует. А также понимал, что угрожать следует не в лоб, а исподволь. Его деятельность не привлекала внимания, что, собственно, и требовалось.
Клеменца почувствовал себя чутким руководителем, разрешившим сложный конфликт в трудовом коллективе. Да, он возьмет с собой Рокко Лампоне. Руководить будет самостоятельно – не только затем, чтобы посмотреть, как новичок справится с мокрухой, но и чтобы свести личные счеты с Поли Гатто. В конце концов, Клеменца продвигал своего протеже в ущерб более верным и заслуженным людям, помог ему в «боевом крещении» и всячески поощрял. Поли, можно сказать, предал не только Семью, но и своего падроне, а за такое неуважение нужно платить.
Все остальное было устроено. Поли Гатто велели заехать за Клеменцей в три часа на своей машине, самой неброской. Тем временем Клеменца позвонил Рокко Лампоне и, не представляясь, просто сказал: «Приезжай ко мне, есть работа». Лампоне ответил: «Понял». Несмотря на ранний час, в его голосе не было ни следа сонливости или удивления. Добрый знак.
– Спешки нет, – добавил Клеменца. – Поешь спокойно. Главное, будь не позднее двух.
На том конце снова прозвучало короткое «понял», и Клеменца повесил трубку. Он уже сказал своим людям, чтобы те сменили бойцов Тессио в особняке Корлеоне. Проверять смысла не было; подчиненным Клеменца доверял и в рутинную работу не вмешивался.
Пока суд да дело, он решил помыть свой любимый «Кадиллак». Ездить на нем доставляло несказанное удовольствие, а салон был таким мягким и удобным, что в хорошую погоду Клеменца мог не идти домой, а целый час просидеть там. К тому же уход за машиной помогал ему думать. Точно так же его отец на родине ухаживал за ослами.
Клеменца терпеть не мог холода, а потому работал в гараже с подогревом. Он еще раз прогнал в голове план. С Поли нужно держать ухо востро: у парня просто крысиное чутье на опасность. Узнав, что старик выжил, он, небось, все штаны обделал и теперь будет дергаться, словно осел, которого кусают под хвостом муравьи. Впрочем, Клеменца через такое уже проходил неоднократно. Во‑первых, нужен предлог, чтобы взять с собой Рокко. Во‑вторых, нужно придумать правдоподобное задание для них троих.
Хотя, строго говоря, это не обязательно. Поли Гатто можно было убрать и без всех этих выкрутасов. Его держат под замком, никуда не денется. Однако Клеменца был убежден, что все нужно сделать как до́лжно, не полагаясь на случай. Никогда не знаешь, что может произойти, если дело касается жизни и смерти.
Намывая свой голубой «Кадиллак», Питер Клеменца тщательно подбирал слова и репетировал выражения лица. С Поли нужно вести себя строго, демонстрируя недовольство. Чуткого и недоверчивого Гатто это собьет с толку, а вот внезапное дружелюбие, напротив, насторожит. Злоба – это лишнее, конечно; хватит легкого раздражения. А зачем Лампоне? Это встревожит жертву сильнее всего, особенно потому, что Рокко будет сидеть сзади. Поли не захочет быть беззащитным водителем.
Клеменца яростно начищал металлический бок автомобиля. Да, будет непросто. Очень непросто. На мгновение он подумал было взять еще одного человека, но отказался от этой затеи. Логика проста: в будущем может возникнуть ситуация, когда один подельник, чтобы выкрутиться, захочет сдать другого. Если вас всего двое, то в суде будет твое слово против чужого, тогда как третий может принять чью-либо сторону… Нет, все следует сделать по инструкции.
Больше всего Клеменцу раздражало, что расправу велено сделать «публичной», то есть тело должны найти. Лично он предпочел бы избавиться от трупа. Для этого обычно использовали океан или болота в Нью-Джерси на участках, принадлежащих друзьям Семьи, хотя порой прибегали и к более изощренным методам. Но нет, убийство Поли Гатто должно стать назиданием для возможных перебежчиков и показать врагам, что Корлеоне вовсе не расслабились и не поглупели. Пусть Солоццо понервничает, что его шпиона так быстро раскрыли; заодно будет восстановлен престиж Семьи, пошатнувшийся после покушения на дона.
«Кадиллак» сверкал как начищенное стальное яйцо, а решения проблемы так и не было… И тут Клеменцу осенило. Все очень просто и логично: они втроем с Поли и Рокко отправятся на секретное и важное задание. Якобы им поручено найти помещение, в котором можно обустроить «лежбище».
Когда война между Семьями переходит в особо ожесточенную фазу, противники устраивают тайные убежища, где бойцы могут ночевать на разбросанных по полу матрасах. Это делается не для того, чтобы обезопасить родственников – женщин и маленьких детей. Нападать на них считалось недопустимым, ведь не исключалась возможность ответного удара. Нет, держать всех в одном тайном месте удобно потому, что так врагам и полиции, которая любит самовольно вмешиваться в боевые действия, труднее отследить перемещения.