Санни покачал головой.
– Так не пойдет. С этим ублюдком Солоццо нужно кончать. Помни, его во что бы то ни стало нужно пристрелить первым. Маккласки медлительный и тупой, с ним проблем не возникнет. Клеменца говорил тебе, чтобы ты обязательно выбросил пистолет?
– Миллион раз, – ответил Майкл.
Санни встал и потянулся.
– Как твоя челюсть, братишка?
– Так себе.
Вся левая часть лица ныла, кроме тех мест, где наложили шину и вкололи обезболивающее. Майкл взял со стола бутылку виски и хлебнул прямо из горлышка. Стало полегче.
– Майки, не налегай. Нельзя, чтобы тебя развезло.
– Господи, да хватит уже со мной нянчиться! Я воевал в куда худших условиях и против ребят куда круче Солоццо. Где его артиллерия? Поддержка с воздуха? Пулеметы? Мины? Он просто ушлый сукин сын, прикрывающийся полицейским начальником. Самое главное и самое трудное – решиться на убийство. Остальное – дело техники. Они даже не успеют ничего понять.
В кабинет вошел Том Хейген и, кивнув в знак приветствия, направился прямиком к телефону. Сделав несколько звонков, он со вздохом обратился к Санни:
– Никаких новостей. Солоццо держит место в тайне до последнего.
Телефон зазвонил. Санни поднял трубку и жестом велел всем молчать, хотя никто и не разговаривал. Сделав кое-какие пометки в блокноте, он сказал: «Хорошо, договорились» и повесил трубку.
– Ну Солоццо, ну сукин сын! – засмеялся Санни. – В общем, в восемь вечера они с Маккласки забирают Майки от ресторана Джека Демпси[18], что на Бродвее, и куда-то везут. А теперь слушайте: Солоццо будет беседовать с Майки по-итальянски, чтобы легавый ничего не понял. Не переживай, говорит он мне, Маккласки не бельмеса не смыслит в итальянском, кроме слова «сольди»[19], а ты, Майки, понимаешь сицилийский – он проверил.
– Придется вспоминать, – сухо произнес Майкл. – Впрочем, говорить мы будем недолго.
– Он в курсе, что мы не отпустим Майки, пока не прибудет посредник? – спросил Том Хейген.
– Посредник уже у меня дома, играет в пинокль[20] с моими людьми, – подал голос Клеменца. – Его не выпустят, пока я не позвоню.
Санни снова опустился в кожаное кресло.
– Черт побери, как нам узнать про место встречи? Том, у нас же есть информаторы в семье Татталья. Почему они молчат?
Хейген пожал плечами:
– Солоццо и правда невероятно хитер, никого не посвящает в свои планы – более того, не берет охрану. Считает, что капитана полиции достаточно, а секретность важнее стволов. По-своему он прав. Придется пустить «хвост» и надеяться на лучшее.
– «Хвост» недолго и стряхнуть, – вздохнул Санни.
Тем временем наступило пять вечера.
– Может, пускай Майки просто шмальнет в машину, когда за ним приедут? – в отчаянии предложил Санни.
Хейген покачал головой:
– А если Солоццо там не будет? Больше такой возможности нам не представится… Проклятье, нужно узнать, куда Солоццо его повезет!
– Давайте подумаем, почему он делает из этого такой большой секрет, – предложил Клеменца.
– Да тут и думать нечего, – нетерпеливо перебил его Майкл. – Зачем допускать утечку, если можно обойтись без нее? Он чует опасность. Даже под крылом у капитана полиции ему страшно.
– Санни, – Хейген щелкнул пальцами, – у нас ведь есть человек в полиции! Детектив Филиппс. Позвони ему. Вдруг он разузнает, где будет капитан, тому ведь от подчиненных таиться не нужно?.. Попытка не пытка.
Санни набрал номер, тихо с кем-то переговорил, потом повесил трубку.
– Он нам перезвонит.
Прошло около получаса, и Филиппс действительно перезвонил. Санни быстро начеркал что-то в блокноте и повесил трубку. Лицо у него было напряженным.
– Кажется, вот оно. Капитан Маккласки обязан сообщить дежурному, где его искать в случае необходимости. Сегодня вечером с восьми до десяти он будет в «Голубой луне» в Бронксе. Кто-нибудь слышал про это место?
– Я слышал, – уверенно отозвался Тессио. – Небольшой семейный ресторанчик с укромными закутками, где можно говорить без свидетелей. Хорошая кухня. Никто не путается под ногами. Для нашего дела лучше не придумаешь.
Он склонился над столом Санни и сложил из окурков что-то наподобие плана здания.
– Итак, вот вход. Как закончишь, Майки, выходи и поворачивай налево за угол. Я увижу тебя и включу фары. Если возникнут проблемы, кричи, я тебя вытащу. Клеменца, времени очень мало. Отправь кого-нибудь с пушкой. У них там старомодные унитазы с подвесным бачком. Между ним и стеной есть зазор; пусть твой человек приклеит пистолет там. Майки, когда тебя будут забирать, то обыщут и, ничего не найдя, успокоятся. В ресторане посиди немного, а потом скажи, что тебе нужно в туалет. Нет, лучше попроси разрешения. Будь как бы чуть-чуть встревожен. Это вполне ожидаемо, они ничего не заподозрят. Но когда вернешься, не мешкай. За стол не садись, шмаляй сразу. И не рискуй: каждому по два выстрела в голову, а потом со всех ног наружу.
Санни задумчиво слушал.
– Спрятать пистолет должен кто-то грамотный и надежный, – сказал он Клеменце. – Я не хочу, чтобы мой брат вышел из сортира с голым членом наперевес.
– Пистолет будет на месте, – пообещал Клеменца.
– Отлично. Тогда за работу.
Тессио с Клеменцей ушли.
– Кто отвезет Майки в Нью-Йорк? – спросил Том Хейген. – Может, я?
– Нет, ты мне нужен здесь. Когда закончит Майки, начнем действовать мы. Ты с газетчиками договорился?
Хейген кивнул.
– Как только все случится, сразу дам отмашку.
Санни встал, подошел к Майклу и пожал ему руку.
– Ну, малыш, дальше дело за тобой. Маме я объясню, почему ты не попрощался. И подруге твоей сообщу, как только наступит удобный момент. Договорились?
– Договорились, – Майкл кивнул. – Как долго мне придется пробыть в изгнании?
– Не меньше года.
– Дон может сократить этот срок, – вставил Том Хейген, – но на это особо не рассчитывай. Все зависит от множества факторов: как сработают газетчики, захочет ли полиция замять дело, как поведут себя остальные Семьи… Шума и переполоха будет очень много.
Майкл пожал Хейгену руку.
– Ты уж постарайся. Не хочу еще три года провести вдали от дома.
– Еще не поздно отказаться, – напомнил Том. – Найдем кого-нибудь тебе на замену, придумаем другой план. Может, вообще никого убивать не придется.
Майкл засмеялся.
– Ну, так можно до чего угодно договориться. Нет, мы с самого начала всё рассчитали верно. Я всю жизнь рос в тепличных условиях, пора и расплачиваться.
– Не давай сломанной челюсти решать за тебя. Маккласки – дурак, тут не было ничего личного, просто бизнес.
Во второй раз Хейгену показалось, что перед ним не Майкл Корлеоне, а как будто сам дон.
– Том, не ведись на эти глупости. В бизнесе все личное. Вообще все, с чем человек сталкивается в жизни, личное. Знаешь, кто мне это сказал? Мой старик. Крестный отец. Если б его друга убило молнией, он воспринял бы это как личное оскорбление. Таким для него стал мой уход в морпехи. Вот почему он великий. Великий дон. Он все принимает на свой счет. Как Бог. Без его ведома не упадет ни перышка с малой птицы – или как там в Библии[21]? И знаешь, с теми, для кого случайность – это личное оскорбление, случайностей не бывает. Теперь я прочно это усвоил… Да, черт возьми, сломанная челюсть – это личное. То, что Солоццо поднял руку на моего отца, тоже личное… Передай старику, что всему этому я научился у него и что я рад отплатить за ту доброту, какой он меня окружил. Он был хорошим отцом. – Майкл помолчал, а потом задумчиво произнес: – Знаешь, Том, я не могу припомнить, чтобы он хоть раз ударил меня. Или Санни. Или Фредди. Тем более Конни; на нее он даже голос не повышал. Скажи мне правду, Том: сколько, по-твоему, человек погибли от руки или по приказу дона?
– Скажу тебе, чему ты у него не научился, – произнес Том Хейген, отведя взгляд. – Не задавать подобных вопросов. Есть вещи, которые нужно сделать, и ты их делаешь, а после про них не вспоминаешь. Не пытаешься оправдать, потому что оправдать их нельзя. Просто делаешь, и всё.
Майкл Корлеоне кивнул и тихо спросил:
– Ты, как консильери, согласен, что оставлять Солоццо в живых опасно для дона и для Семьи?
– Да, опасно.
– Тогда я его убью.
Майкл Корлеоне уже пятнадцать минут стоял у входа в ресторан Джека Демпси на Бродвее. Посмотрел на часы: без пяти восемь. Солоццо наверняка будет пунктуален, поэтому Майкл специально прибыл заранее.
Всю дорогу с Лонг-Бич он пытался выбросить из головы то, что сказал Хейгену, – ведь иначе выходит, что он ступил на тропу, с которой нет возврата. Увы, если не покончить со всем сегодня же, его самого рано или поздно убьют. А значит, отступать некуда, нужно думать о деле. Солоццо хитер, да и Маккласки не промах. Снова разболелась челюсть, но Майкл даже обрадовался, потому что боль не давала расслабиться.
Холодной зимней ночью народу на Бродвее было немного, хотя в это время как раз начинались спектакли. Подъехала длинная черная машина. Водитель, потянувшись, открыл пассажирскую дверь и сказал: «Майк? Садись». Водителя Майкл не узнавал: какой-то молодой гангстер с гладко уложенными черными волосами и в рубашке с расстегнутым воротом, – но сел. На заднем сиденье расположились капитан Маккласки и Солоццо.
Турок протянул руку, Майкл пожал ее. Ладонь была твердая, теплая и сухая.
– Рад, что ты пришел, Майк. Ужасная ситуация, я вовсе не хотел, чтобы так случилось. Это неправильно. Надеюсь, нам удастся все исправить.
– Я тоже надеюсь, – спокойно ответил Майкл. – Не хочу, чтобы отца продолжали тревожить.
– Не потревожат, – истово пообещал Солоццо. – Клянусь своими детьми. Главное, выслушай меня, не руби сплеча, как твой брат Санни. С ним просто невозможно говорить о деле.