– Когда получишь премию, запланируй съемки трех своих фильмов. Подбери лучших профессионалов, лучшую съемочную группу, лучших актеров и прочее. Распиши смету на три-пять картин.
– Ты с ума сошел? Это же двадцать миллионов «баков», не меньше!
– Когда понадобятся деньги, – по-деловому продолжал Хейген, – позвони мне. Я скажу, в какой банк здесь в Калифорнии обратиться. Не переживай. Этот банк всегда финансирует съемки. Ты просто подаешь заявку на кредит, как обычно, со сметой и обоснованием. И ее одобрят. Однако сначала ты сообщишь свои планы и цифры мне. Понял?
Джонни надолго замолчал, а потом тихо спросил:
– И это всё?
Том усмехнулся.
– Имеешь в виду, нужно ли как-то отплатить за двадцать миллионов? Еще бы. – Он дал Джонни возможность отреагировать, но тот молчал. – Ничего такого, чего бы ты не сделал ради дона.
– Только если это что-то серьезное, он должен сам меня попросить. Ни тебя, ни Санни я слушать не стану.
Хейгена такая рассудительность поразила. Однако же, у Фонтейна есть мозги! Понимает, что дон слишком его любит и не подумает поручить что-то безрассудно-опасное. А вот Санни – другое дело…
– Одно могу обещать точно, – произнес Том. – Твой крестный отец строго-настрого запретил мне и Санни втягивать тебя в любые дела, которые могут плохо отразиться на твоей репутации. И сам дон так тоже не поступит. Гарантирую: когда ему понадобится твоя помощь, ты первый поспешишь ее предложить.
Джонни улыбнулся.
– Хорошо.
– И вообще, он в тебя верит, – продолжил Хейген. – Считает, что ты способный малый и что банк останется в плюсе, а значит, и дон заработает. Так что это не подачка, а деловая сделка, не забывай. Не промотай эти деньги. Хоть ты и любимый крестник, но двадцать миллионов есть двадцать миллионов. Дон здорово рискует, чтобы ты их получил.
– Передай ему, пусть не беспокоится, – заверил Джонни. – Если уж Джек Вольц в состоянии рулить кинобизнесом, то любой с этим справится.
– Твой крестный того же мнения, – согласился Хейген. – Можешь вызвать мне такси до аэропорта? Я сказал все, что хотел. Когда будешь подписывать контракты, нанимай юристов сам, я этим заниматься не стану. Однако, если не против, я буду проглядывать все документы. И да, о проблемах с профсоюзами можешь не беспокоиться. Это позволит немного скостить бюджет, так что если бухгалтеры начнут закладывать в смету лишнее, смело вычеркивай.
– Мне нужно твое одобрение еще на что-то? – осторожно спросил Джонни. – Сценарии, актеры, все такое?..
– Нет, – Хейген мотнул головой. – Возможно, дону что-то не понравится, но он тебе сам об этом сообщит. Хотя даже не представляю, чем ему может помешать кино. Оно с его интересами не пересекается. И, скажу по опыту, в чужой бизнес он не лезет.
– Хорошо, – Джонни кивнул. – Я сам тебя отвезу. Передай крестному отцу мою благодарность. Я бы и лично его поблагодарил, но он никогда не подходит к телефону… Почему, кстати?
Хейген пожал плечами.
– Он вообще не любит говорить по телефону. Не хочет, чтобы его голос попал на запись, даже с невинными пустяками. Дон опасается, что кто-то может смонтировать его речь так, будто он говорит что-то другое… Ну, мне так кажется. Пожалуй, его беспокоит, что однажды его подставят. И он не хочет давать такой возможности ни врагам, ни властям.
Джонни лично отвез Хейгена в аэропорт на своей машине. Том понял, что слишком плохо думал о Фонтейне раньше. Тот уже чему-то научился: вот, пожалуйста, не стал вызывать такси, сам сел за руль… Личная вежливость, всё по заветам дона. И искреннее извинение. Хейген давно знал Джонни; тот никогда не попросил бы прощения из страха. В нем был стержень. Именно поэтому Джонни вечно попадал в переделки с женщинами и боссами. А еще он был одним из немногих, кто не боится дона Корлеоне. Пожалуй, из своих знакомых Том мог сказать такое лишь про Фонтейна да Майкла. Поэтому принял извинения так же искренне, как они были даны. В ближайшие годы им с Джонни предстоит часто видеться. И тому придется пройти следующее испытание, доказав, что он не только волевой, но и умный. Ему нужно будет сделать для дона то, о чем дон никогда не попросит. Хватит ли Джонни Фонтейну ума догадаться об этом самому?
Дожидаться самолета вместе Том отказался, поэтому Джонни высадил его у аэропорта, а затем вернулся к Вирджинии. Бывшая жена удивилась, но Джонни сказал, что хочет пожить у нее, пока не придумает, как быть дальше. Слова Хейгена круто меняли его жизнь. Когда-то Джонни был крупной звездой, но к тридцати пяти – всего-то ничего – уже погас. Он не питал иллюзий по поводу себя. Даже получи он «Оскар» как лучший актер, что это ему даст? Ничего. Если голос не вернется, Джонни так и останется вторым сортом, без перспектив и влияния. Взять хоть ту девушку, что отшила его накануне: да, она была вежливой и остроумной, однако смогла бы она устоять, будь Джонни на вершине славы? Теперь, с финансовой поддержкой дона, он мог встать наравне с крупными воротилами Голливуда. Мог сделаться королем. «Черт, – усмехнулся Джонни сам себе, – я мог бы даже сам стать доном!»
Будет приятно пожить у Джинни месяцок-другой, а то и дольше. Каждый день можно гулять с дочками, приглашать кого-нибудь из друзей… Он перестанет пить и курить, начнет следить за собой. Вдруг голос вернется? В этом случае, да еще и с деньгами дона, Джонни будет непобедим. Он запросто станет кем-то вроде короля или императора древности – насколько это возможно в сегодняшней Америке. И тогда будет неважно, хороший ли у него голос и ценит ли его публика как актера. Такие империи держатся на деньгах – самом ценном, самом желанном виде власти.
Вирджиния отвела Джонни гостевую спальню, сразу же условившись, что спать вместе они не будут. Джонни, впрочем, и сам не желал повторять супружеский опыт. Хоть, конечно, сторонние критики – журналисты и киноманы – винили за распавшийся брак только Джонни, между собой бывшие муж и жена понимали, что, как ни парадоксально, Вирджиния виновата не меньше. Если не больше.
Когда Джонни Фонтейн еще был популярнейшим певцом и звездой киномюзиклов, ему и в голову не приходило оставить жену с детьми. Для этого он был слишком хорошо, по-итальянски, воспитан. Конечно же, он изменял – в полном соблазнов шоу-бизнесе это неизбежно. Несмотря на кажущуюся худобу и хрупкость, была в Джонни плотская чувственность, свойственная латиноамериканцам. И женщины неизменно дарили ему приятные сюрпризы. Бывало, встречаешься со скромной воспитанной недотрогой, а потом расстегиваешь ей бюстгальтер – и обнаруживаешь внезапно полные и сочные груди, явно контрастирующие с киношным личиком. Или, наоборот, девица развратного вида, верткая, как профессиональный баскетболист, и ведущая себя так, будто переспала с сотней парней, вдруг обнаруживает сексуальную скованность и неловкость. И того хлеще – когда после часов уламываний наконец доходит до дела, выясняется, что она вообще девственница…
В голливудском обществе над слабостью Джонни к девственницам посмеивались – мол, это старомодно и по-европейски. Ведь сколько нужно времени, чтобы развести девственницу на минет, да и вообще в постели она бревно бревном… Однако Джонни знал, как срывать юные бутоны. Нужно найти правильный подход – и боже, что может быть прекраснее, чем девушка, впервые ощутившая в себе член и получившая от этого удовольствие? Первый раз – самый сладкий. Никто так не обвивает ногами, как девица, впервые вкусившая наслаждения. И у каждой неповторимая форма бедер, размер груди, оттенок кожи: белый, черный, коричневый… Как-то в Детройте Джонни переспал с юной негритянкой – не шлюхой, а приличной девушкой, дочерью джазмена, с которым они вместе выступали, – и это был самый сладкий опыт в его жизни. Ее губы на вкус и впрямь были как теплый мед с перцем, черная кожа была гладкой и мягкой на ощупь, и вообще вся она была прекраснейшим творением Божьим. И девственницей, конечно.
А другие только и говорили, что о минетах да прочих извращениях во всех позах. Джонни вообще не понимал, в чем прелесть. Если девушка предлагала что-то эдакое, он почти не получал удовольствия. Со второй женой Фонтейн не сошелся еще и потому, что она всему остальному предпочитала позу «шесть на девять», и приходилось уламывать ее, чтобы заняться сексом по старинке. Марго часто насмехалась над старомодностью Джонни, и прошел слушок, будто он занимается любовью, как ребенок. Возможно, вчерашняя гостья отшила его и поэтому тоже… Ну и черт с ней, он ничего не потерял. Обычно сразу видно, любит девушка трахаться или нет, и лучше всего, если у нее не так много опыта. Особенно бесили те, кто начал спать с кем попало лет в двенадцать и к двадцати уже настолько потерял вкус ко всему, что превратился в машину. А что хуже всего, выглядели они, как правило, соблазнительнее и тем сбивали с толку.
Вирджиния принесла в спальню кофе с пирогом и поставила на рабочий стол. Джонни рассказал, что Хейген помогает ему оформить кредит на продюсирование. Бывшая обрадовалась: наконец Джонни вновь станет крупной фигурой. Только Джинни не представляла, каким влиянием на самом деле обладает дон Корлеоне, а потому не понимала, зачем Хейгену прилетать аж из Нью-Йорка. «Юридические тонкости», – пожал плечами Джонни.
Когда они допили кофе, он сказал Вирджинии, что ночью будет работать: делать звонки и составлять планы.
– Половина прибыли достанется девочкам, – сообщил Джонни.
Бывшая жена благодарно улыбнулась и, поцеловав его перед сном, ушла.
На столе в стеклянном блюде лежали любимые сигареты с монограммой, а рядом стоял хьюмидор[22] с тонкими черными кубинскими сигарами. Джонни откинулся на спинку кресла и принялся усердно соображать. Потом взял телефон и набрал номер автора того самого бестселлера, по которому сняли свежий фильм с его участием. Писатель был ровесником Джонни, тоже из низов, но добился литературного признания. Он приехал в Голливуд, ожидая королевского приема, а его, как и большинство писателей, макнули лицом в навоз. Как-то вечером в ресторанчике «Браун Дерби»