Нино, в принципе, ожидал чего-то развратного. Он был наслышан о легендарной голливудской распущенности. Однако не думал, что Дианна Данн так жадно набросится на его орган, не удосужившись хотя бы предупредить. Нино потягивал коктейль, но не чувствовал вкуса, и смотрел на экран, но фильма не видел. Он испытывал ни с чем не сравнимое возбуждение, хотя скорее оттого, что наяву сбывалась его подростковая фантазия.
И все же его мужское начало было оскорблено. Поэтому, когда мировая знаменитость Дианна Данн насытилась и все вытерла, Нино подчеркнуто безразлично смешал ей в темноте новый коктейль и прикурил свежую сигарету, а затем предельно расслабленно произнес:
– А фильм-то, кажется, ничего.
Женщина рядом вся подобралась. Может, ждала какого-то комплимента? Нино схватил первую попавшуюся бутылку и налил себе полный бокал. Отчего-то все эти женщины вызвали у него холодную злость. Ну их к черту! Он им что, тупой потаскун?.. Еще пятнадцать минут они с Дианной смотрели фильм молча. Нино отодвинулся, чтобы их тела не соприкасались.
– Ишь какие мы нежные, – наконец грубо прошипела дива. – Тебе ж понравилось, я что, не вижу? Разбух как баклажан.
Отпив из бокала, Нино в своей привычной манере бросил:
– Это я от природы такой. Видела бы ты его, когда я по-настоящему возбужден.
Дианна коротко рассмеялась и весь остаток показа молчала. Наконец фильм кончился, включили свет. Нино осмотрелся. В темноте вокруг, оказывается, происходила оргия, а он даже ничего не слышал. Некоторые дамы выглядели разгоряченными, глаза у них светились – видно, их ублажили от души. Народ медленно потянулся к выходу из кинозала. Дианна Данн тоже поднялась и пошла поговорить с пожилым мужчиной – известным актером, в котором Нино только сейчас, видя его вживую, признал гомика. Сам он остался на диване, задумчиво потягивая выпивку.
– Ну что, старина, как провел время? – спросил подошедший Джонни Фонтейн.
Нино усмехнулся.
– Не знаю, как-то все непривычно. Зато когда вернусь к своим, смогу сказать, что меня обслужила сама Дианна Данн.
– Попадешь к ней домой, она еще и не то устроит! – засмеялся Джонни. – Приглашала?
Нино мотнул головой.
– Я слишком увлеченно смотрел фильм.
– Приятель, соберись. – Теперь Джонни не смеялся. – Эта женщина может много чего тебе дать. Да и не ты ли раньше трахал все, что движется? Господи, некоторые твои бабы мне до сих в кошмарах являются.
Нино пьяно отмахнулся бокалом и громко произнес:
– Да, страшные, ну и что? Зато настоящие женщины.
Дианна Данн обернулась на выкрик. Нино отсалютовал коктейлем.
– Типичная деревенщина… – Джонни Фонтейн вздохнул.
– И я не изменюсь! – Нино сверкнул обаятельно-пьяной улыбкой.
Джонни видел друга насквозь. Тот вовсе не был настолько пьян, а лишь прикидывался, чтобы говорить своему новому голливудскому падроне слова, которые никогда не сказал бы на трезвую голову.
– А ты хитрый гаденыш, – добродушно произнес Джонни, обнимая Нино. – Знаешь ведь, что у тебя железобетонный контракт, и я не могу его разорвать, что бы ты ни сделал.
– Прям-таки не можешь? – с пьяным прищуром уточнил друг.
– Нет.
– Тогда иди на хрен.
Глядя на его беспечную ухмылку, Джонни аж на миг разозлился. Однако либо он несколько поумнел за последние годы, либо падение с олимпа сделало его более чутким к окружающим. Он понял, почему его детский партнер по пению так и не добился успеха и почему всячески рушил свои шансы теперь. Нино претила цена успеха и оскорбляло то, что ему все подносят на блюдечке.
Джонни взял едва переставляющего ноги Нино под руку и вывел на улицу.
– Ладно, приятель, – успокаивающе сказал он. – Будешь петь вместо меня, а я буду на тебе зарабатывать. В твою жизнь вмешиваться не стану, делай что хочешь. Слышишь, земляк? Главное – пой, потому что я больше петь не могу. Ты меня понимаешь, старина?
– О, я буду петь за тебя, Джонни. – Язык у Нино заплетался, и слова едва можно было разобрать. – Я пою лучше, чем ты сейчас. И вообще, знаешь, я всегда пел лучше.
«Ну, это уже ни в какие ворота», – подумал Фонтейн. Когда его голос был цел, да даже в юности, когда они пели дуэтом, было ясно, что Нино таких высот добиться не суждено. Друг между тем ждал ответа, пьяно покачиваясь под калифорнийской луной.
– Да иди ты, – с улыбкой сказал Джонни, и они с Нино рассмеялись, как в те добрые старые деньки, когда оба были молоды.
Узнав о покушении на дона Корлеоне, Джонни Фонтейн забеспокоился не только о здоровье крестного отца, но и о том, продолжится ли финансирование фильмов. Он хотел полететь в Нью-Йорк и лично навестить дона в больнице, однако его отговорили, сказав, что дон Корлеоне не желал бы, чтобы крестник подмочил себе репутацию. Поэтому Джонни ждал. Спустя неделю пришла весть от Тома Хейгена: финансирование будет, но только на один фильм за раз.
Нино тем временем вовсю наслаждался голливудской и калифорнийской жизнью. Он прекрасно ладил со старлетками. Джонни время от времени звал друга с собой на вечеринки, но в остальном не навязывался. Когда они обсуждали покушение, Нино сказал:
– Я как-то попросил у дона работу в его организации. Надоело крутить баранку, хотелось зашибать хорошие бабки. И знаешь, что он ответил? «У каждого человека только одна судьба, и твоя судьба, Нино, – стать артистом». Мол, никакого рэкетира из меня не выйдет. И отказал.
Джонни задумался над этими словами. Все-таки крестный отец, пожалуй, умнейший человек в мире: он сразу понял, что если Нино станет гангстером, то либо попадет в переплет, либо его убьют – просто за очередную остроту. «И все-таки как он узнал, что парню суждено стать артистом?.. Точно так же, черт побери, как и то, что однажды я помогу Нино! Каким же образом? А очень просто: оказал мне услугу, зная, что я стану искать способ отблагодарить. Конечно, напрямую он меня ни о чем не просил, но дал понять, что ему будет приятно». Джонни Фонтейн вздохнул. Крестный отец ранен, в беде, так что с «Оскаром» можно распрощаться. Без поддержки и при противодействии Вольца о награде нечего и мечтать. Только дон мог надавить на нужных людей, а теперь семье Корлеоне явно не до того. Джонни предложил свою помощь, однако Хейген четко и недвусмысленно отказал.
Подготовка к съемкам шла вовсю. Писатель, чья книга легла в основу фильма, где Фонтейн сыграл главную роль, закончил новый роман. По приглашению Джонни он прилетел в Калифорнию, чтобы обсудить экранизацию лично, без участия агентов и студий. Книга оправдала ожидания на все сто. Главному герою не нужно петь, а в сюжете много мяса, женщин и секса. Еще есть персонаж, которого будто списали с Нино: так же ведет себя, так же говорит, даже выглядит так же. Просто невероятное попадание. Нино достаточно будет выйти перед камерой и быть собой.
Джонни работал быстро. В кинопроизводстве он, как выяснилось, понимал куда больше, чем считал до этого, однако все равно нанял опытного исполнительного продюсера. Тот был у студий в черном списке и потому не мог найти работу. Джонни не стал этим пользоваться и предложил честные условия, сказав напрямик: «Я надеюсь, так ты мне сэкономишь больше денег».
Поэтому его удивило, когда исполнительный продюсер вдруг заявил, что нужно уладить проблему с профсоюзом. Цена вопроса – пятьдесят тысяч долларов. Зато никакой мороки с контрактами и сверхурочными. Джонни сперва подумал, не вступил ли продюсер в сговор, а потом сказал:
– Пришли-ка мне их представителя.
Представителем профсоюза оказался Билли Гофф.
– Мои друзья говорили мне, что все улажено, – сообщил ему Фонтейн, – и что я могу ни о чем не волноваться.
– И кто тебе это сказал? – спросил Гофф.
– Сам знаешь кто. И если он что-то говорит, значит, так оно и есть.
– Все переменилось. Твой друг сейчас в беде, и до крайнего Запада его влияние уже не доходит.
– Ладно, поговорим через пару дней.
– Конечно, Джонни, – Гофф улыбнулся. – Только знай: звонок в Нью-Йорк тебе не поможет.
И все-таки помог. Джонни дозвонился до Тома Хейгена, и тот велел ни в коем случае не платить.
– Твой крестный очень разозлится, если ты дашь паршивцу хоть цент. Это подорвет авторитет дона, чего допускать сейчас никак нельзя.
– Можно мне поговорить с доном? – попросил Джонни. – Ну или сам с ним поговори… Мне нужно приступать к съемкам.
– Сейчас никто не может поговорить с доном, – отрезал Хейген. – Он очень плох. Я спрошу совета у Санни, но решение приму сам. Главное, не плати этому умнику ни цента. Если что-то изменится, дам тебе знать.
Джонни в сердцах бросил трубку. Проблемы с профсоюзом взвинчивали стоимость съемок, а то и вовсе их срывали. Он даже подумывал по-тихому отстегнуть Гоффу его полсотни тысяч. Все-таки одно дело, когда тебе указывает дон, и совсем другое – когда Хейген. Однако в итоге Джонни решил повременить – и тем сэкономил пятьдесят тысяч долларов.
Два дня спустя труп Гоффа нашли у него дома в Глендейле. Больше о профсоюзных волнениях никто не заикался. Убийство потрясло Джонни: впервые длинная рука дона нанесла смертельный удар буквально на его глазах.
Проходили недели и месяцы, и Фонтейн с головой ушел в работу: дорабатывал сценарий, подбирал актеров, договаривался о съемках. За всеми этими заботами думать о голосе и неспособности петь было некогда. А потом объявили номинантов на «Оскар». Джонни оказался в списке, но его не попросили исполнить ни одну из песен, претендующих на звание лучшей. Это очень расстраивало, ведь церемония транслируется на всю страну. Тем не менее он отмахнулся от обиды и продолжил работать. Теперь, когда крестный отец не при делах, о премии можно было забыть, хотя и номинация кое-что да значила.
Сборник итальянских песен, который они записали с Нино, продавался гораздо лучше, чем любая из его последних сольных пластинок. Впрочем, Джонни понимал, что это был скорее успех Нино, а сам он профессионально петь уже никогда не сможет.