По пятницам Джонни ужинал с бывшей женой и дочками. Как бы ни одолевали дела, он ни разу не изменил своему обещанию. Однако с Вирджинией они не спали. Тем временем Марго выбила себе мексиканский развод[27], и Джонни снова стал холостяком. Как ни странно, он не побежал сразу же трахаться со старлетками, которые, похоже, только того и ждали. Он считал это ниже своего достоинства. Хотя то, что ни одна из нынешних звезд не проявила к нему внимания, задевало. Впрочем, работа его полностью удовлетворяла. Почти каждую ночь Джонни возвращался домой один, ставил свои старые пластинки и выпивал, вполголоса подпевая несколько тактов. Все-таки он был хорош, чертовски хорош! Он даже не осознавал, до какой степени хорош. И дело вовсе не в особенном голосе, который мог достаться кому угодно, а в том, что он был настоящим певцом и получал удовольствие от пения. И как ужасно наконец осознать это, когда ты напрочь испортил себе голос выпивкой, курением и беспорядочными связями…
Порой в гости заходил Нино, и они слушали пластинки вместе.
– Вот, слышишь, итальяшка? – с укоризной говорил Джонни. – Ты ни за что в жизни так не спел бы.
– Нет, – Нино качал головой. – И ни за что не спою.
В голосе и улыбке его свозило какое-то особенное сочувствие, словно друг знал, о чем тоскует Джонни.
Церемонию вручения наград киноакадемии назначили за неделю до начала съемок нового фильма. Джонни позвал Нино, но тот отказался.
– Дружище, я ни разу тебя ни о чем не просил, – настаивал Фонтейн. – Пожалуйста, ради меня. Пускай хоть кто-то искренне расстроится, что я не победил.
– Хорошо, старина, пойду, – в конце концов согласился Нино и, помолчав, добавил: – Не выиграешь, ну и хрен с ним. Просто напейся до беспамятства, а я о тебе позабочусь. Сам даже капли в рот не возьму. Как, достаточно по-дружески?
– Более чем.
И в вечер церемонии Нино слово сдержал. Он пришел к Джонни трезвый как стеклышко, и они вместе отправились в кинотеатр, где проходило вручение. Нино недоумевал, почему Джонни не пригласил на фуршет ни одну из своих подружек или бывших жен. Джинни, например. Разве она не стала бы за него болеть? Вечер обещал быть тоскливым, и Нино уже жалел, что запретил себе даже одну рюмашку.
С точки зрения Нино Валенти, вся церемония вручения «Оскаров» была скука смертная, пока не объявили победителя в номинации на лучшую мужскую роль. Когда ведущий произнес: «Джонни Фонтейн», Нино подскочил с места и стал аплодировать. Джонни протянул другу руку, тот пожал ее. Конечно, делить такие моменты нужно с близким человеком, и Нино невыносимо печалило, что в минуту славы рядом с Джонни не оказалось никого получше.
А дальше последовал форменный кошмар. Картина Джека Вольца взяла все главные награды, поэтому на студийном фуршете было не протолкнуться от газетчиков и прихлебателей, как мужчин, так и женщин. Нино сдержал обещание оставаться трезвым и присматривать за Джонни, однако тот пил все больше и больше, а женщины то и дело норовили утащить его в спальню на «поболтать».
Такое же навязчивое внимание испытывала актриса, получившая премию за лучшую женскую роль, но она держалась бодрее и даже, кажется, получала удовольствие. Единственным из мужчин, кто к ней не подошел, был Нино.
Наконец кого-то осенила «гениальная» идея: почему бы двум звездам не совокупиться на глазах у гостей? Лучшую актрису раздели, затем женщины начали снимать одежду с Джонни Фонтейна. Тогда Нино – единственный трезвый человек на всем празднике – подхватил полураздетого Джонни, закинул на плечо и, расталкивая других гостей, донес до машины. Сидя за рулем, он думал, что если это – успех, то не нужно ему такого успеха.
Книга третья
Глава 14
Настоящим мужчиной дон стал уже в двенадцать лет. Невысокий, смуглый, худощавый, он жил в богом забытой мавританского вида деревушке Корлеоне на Сицилии. Его настоящая фамилия была Андолини. Однако, когда чужие люди, убившие отца, пришли за Вито, мать отправила мальчика к друзьям в Америку. Ступив на новую землю, Вито взял себе фамилию Корлеоне, чтобы сохранить связь с родиной, – чуть ли не единственный сентиментальный жест в его жизни.
В начале века мафия была второй властью на Сицилии, причем куда более реальной, чем официальное правительство в Риме. Отец Вито поссорился с соседом, а тот обратился за помощью к мафии. Отец не стал поддаваться на угрозы и в публичной драке убил главаря. Через неделю его самого нашли расстрелянным из обрезов‑лупар. Спустя месяц после похорон мафиози стали разыскивать юного Вито, решив, что мальчик уже почти взрослый, а значит, попытается отомстить. Двенадцатилетнего Вито укрыли у родственников и переправили в Америку. Там он поселился у семьи Аббандандо, чей сын Дженко впоследствии стал его консильери.
Молодой Вито работал в бакалее Аббандандо на Девятой авеню в Адской Кухне Нью-Йорка. В восемнадцать он женился на итальянке, недавно приехавшей с Сицилии. Той было всего шестнадцать, но она хорошо готовила и отлично управлялась по дому. Молодые поселились в съемной квартире на Десятой авеню, возле 35‑й улицы, в паре кварталов от магазина, где работал Вито. Через два года у них родился первый ребенок – Сантино, которого за преданность отцу все друзья звали Санни, то есть сыночек.
В том же районе жил человек по фамилии Фануччи: крепкий, сурового вида итальянец, ходивший в светлых дорогих костюмах и кремового цвета фетровой шляпе. Поговаривали, что он член «Черной руки» – мафиозной группировки, которая силой вымогала деньги у простых людей и лавочников. Однако поскольку почти все жители района могли за себя постоять, угрозы Фануччи действовали только на стариков, у которых не было защитников мужского пола. Некоторые лавочники соглашались платить небольшие деньги, просто чтобы не заморачиваться. Однако Фануччи также наживался на других преступниках, которые нелегально продавали лотерейные билеты или открывали дома игорные притоны. В числе приплачивающих Фануччи был и бакалейщик Аббандандо. Юного Дженко это не устраивало; он даже обещал отцу решить проблему. Отец запретил. Вито Корлеоне все видел, но не вмешивался, так как его это не касалось.
Как-то раз Фануччи прижали трое молодых людей: вспороли ему горло от уха до уха, но не насмерть, а чтобы запугать. Крови было много. Вито видел, как Фануччи спасается бегством от троицы, а вся шея у него в чем-то красном. Навсегда запомнилось, как тот держит свою кремовую шляпу под подбородком: то ли чтобы кровь не запачкала костюм, то ли чтобы не оставлять за собой позорный след.
Нападение не положило конец безобразиям Фануччи, вовсе даже наоборот. Молодые люди хотели лишь проучить его, чтобы перестал наживаться на соотечественниках. А вот Фануччи оказался способен на убийство. Спустя несколько недель того, кто его порезал, нашли застреленным, а родители двух других парней заплатили бандиту отступные, чтобы спасти сыновей. После этого случая Фануччи стал брать больше и заимел долю во всех окрестных игорных заведениях. Вито Корлеоне, впрочем, сразу же выбросил эту историю из головы, ведь она его не касалась.
Во время Первой мировой, когда импорт оливкового масла почти сошел на нет, Фануччи также стал совладельцем бакалеи Аббандандо, поскольку нашел способ доставать не только масло, но и настоящие итальянские сыры, ветчину и салями. А потом он устроил в лавку своего племянника, и Вито Корлеоне остался без работы.
У него как раз родился второй сын, Фредерико, а значит, приходилось кормить уже четыре рта. До сих пор Вито вел себя тише воды ниже травы и держал свои мысли при себе. Сын владельца бакалеи, Дженко Аббандандо, был его ближайшим другом. Удивив обоих, Вито высказал другу недовольство поступком Аббандандо-старшего. Дженко, не находя себе места от стыда, поклялся, что не даст Вито пропасть с голоду. Он, Дженко, будет воровать еду из магазинных запасов и отдавать другу. Это предложение Вито жестко отверг, поскольку негоже сыну красть у отца.
Однако у Вито теперь имелся зуб на грозного Фануччи. Своей злости он, впрочем, никак не показывал. Он выжидал. Несколько месяцев Вито трудился на железной дороге, а после войны с работой стало совсем туго. Приходилось перебиваться случайными подработками, иногда всего по нескольку дней за месяц. Кроме того, большинство прорабов были ирландцы или американцы и крыли работников на чем свет стоит. Вито сносил оскорбления с каменным лицом, делая вид, будто не понимает, хотя по-английски говорил прекрасно, пусть и с акцентом.
Однажды вечером Вито ужинал с семьей, и вдруг в окно, которое выходило в вентиляционный колодец между их домом и соседним, что-то стукнуло. Вито отодвинул штору и с удивлением увидел в окне напротив своего ровесника Питера Клеменцу. В вытянутой руке тот держал белый тряпичный сверток.
– Paisan, слушай сюда. Можешь спрятать у себя, а я потом заберу?
Вито без лишних слов взял сверток. По лицу Клеменцы было видно, что дело срочное и серьезное. У земляка проблемы, и Вито инстинктивно решил помочь. Когда у себя на кухне он развернул ткань, то обнаружил в ней пять свежесмазанных пистолетов. Вито спрятал пропитанный маслом сверток в платяном шкафу. Чуть позже он узнал, что Клеменцу забрали полицейские. Видно, они ломились к нему в дверь как раз тогда, когда он передавал оружие.
Вито ничего никому не сказал. Его жена тоже держала язык за зубами, даже сплетничая с подругами, боясь, как бы мужа не посадили. А через два дня Питера Клеменцу отпустили, и он как ни в чем не бывало поинтересовался у Вито:
– Ну что, мое добро еще у тебя?
Вито молча кивнул. Он вообще был не особо разговорчив. Привел Клеменцу к себе, налил ему вина и пошел доставать сверток из гардероба.
Гость с добродушным лицом пил вино, при этом настороженно следя за хозяином.
– Внутрь заглядывал?
– Я не сую нос в то, что меня не касается, – ровным голосом произнес Вито.
Остаток вечера они пили вино и приятно болтали. Клеменца оказался хорошим рассказчиком, а Вито Корлеоне – слушателем. Так они стали дружить.