На том и порешили. На следующий день Клеменца поговорил с Фануччи и убедился, что Вито все не выдумал. Потом он пришел к Вито и отдал ему двести долларов.
– Фануччи сказал триста, и ни центом меньше, – с подозрением произнес Пит. – Как ты с ним сторгуешься на двести?
– Не забивай себе голову. Просто помни, что я оказал тебе услугу.
Чуть позже пришел Тессио. Он был рассудительнее и проницательнее Клеменцы, но не обладал такой напористостью. Он чувствовал какой-то подвох, и это его тревожило.
– Осторожнее с этим «черноручником», он скользкий, как священник, – предостерег Тессио. – Хочешь, чтобы я был свидетелем, когда будешь отдавать ему деньги?
Вито Корлеоне коротко мотнул головой и добавил:
– Передай Фануччи, пусть приходит в девять вечера ко мне. Выпьем вина, потолкуем, и я уговорю его согласиться на меньшую сумму.
Тессио вздохнул:
– Бесполезно. Фануччи никогда не отступается.
– Я с ним договорюсь.
В будущем эти его слова станут общеизвестными. Если дон просит соперника сесть и поговорить, каждый понимает, что это последняя попытка решить вопрос без крови и убийств. Так кобра предупреждающе шипит перед смертоносным броском.
Вито Корлеоне велел жене после ужина вывести Санни и Фредо на улицу, сесть у подъезда и ни под каким предлогом не пускать детей обратно, пока он не скажет. У него личное дело с Фануччи, и мешать ему нельзя.
Увидев на лице жены испуг, Вито разозлился.
– Ты думаешь, у тебя муж идиот? – не повышая голоса спросил он.
Она не ответила – боялась, но не Фануччи, а мужа. Он менялся прямо у нее на глазах, час от часу приобретая все более зловещую ауру. Вито всегда был тихим, неразговорчивым и рассудительным, что для молодого сицилийца нетипично. Теперь же из-под безобидной раскраски проступало нечто новое. Да, он поздно начал идти к своей судьбе – только в двадцать пять, – но первый его шаг был столь же грандиозным, как и весь последующий путь.
Вито Корлеоне решил убить Фануччи. Так он выручал целых семьсот долларов: триста, что он сам должен был отдать гангстеру «Черной руки», и еще по двести с Тессио и Клеменцы. Живой Фануччи семисот долларов явно не стоил. Даже если б самому Вито понадобилась срочная операция, он не стал бы платить хирургу такую сумму. Фануччи ничего доброго для Вито не сделал, они не были кровными родственниками, не были друзьями. Так какое право он имеет требовать эти семьсот долларов?
Отсюда неизбежно вытекало, что раз Фануччи хочет отобрать деньги силой, то его придется убить. Без такого человека мир станет только лучше.
Следовало, конечно, кое-что учесть. У Фануччи и правда могли найтись могущественные друзья, которые пожелали бы за него отомстить. Да и сам Фануччи опасен; убить его не так-то просто. Нельзя забывать и про полицию, и про электрический стул. Однако угроза смерти преследовала Вито Корлеоне с того самого дня, как убили его отца. В двенадцать лет он, спасаясь от расправы, был вынужден переплыть через океан в чужую страну и взять чужую фамилию. Годы молчаливого созерцания убедили его, что он умнее и храбрее большинства мужчин, просто не было удобного случая это доказать.
И все же шаг навстречу судьбе дался непросто. Вито собрал семьсот долларов в одну пачку и положил ее в карман брюк. Правда, в левый. В правый он сунул пистолет, который ему дал Клеменца еще перед налетом на грузовик с одеждой.
Фануччи пришел в девять вечера, как и условились. Вито Корлеоне поставил на стол кувшин домашнего вина, который дал ему Клеменца.
Бандит положил шляпу рядом с кувшином, ослабил шейный платок с ярким цветочным узоров, скрывавшим пятна от томатного соуса. Стоял жаркий летний вечер, газовые фонари еле светили. В квартире было тихо. Но Вито Корлеоне не чувствовал жары, внутри у него все клокотало. В знак чистоты своих намерений он передал деньги Фануччи, тот пересчитал и убрал пачку в широкий кожаный бумажник.
– Ты должен мне еще двести, – ровным голосом сказал он, отпивая вино.
– Не было работы, – в тон ему ответил Вито. – Пожалуйста, дайте мне пару недель отсрочки.
Это был риск, но риск допустимый. Бо́льшую часть денег Фануччи получил, так что подождет. А потом его можно убедить подождать еще…
– А ты смышленый малый, – усмехнулся бандит. – Как это я раньше тебя не замечал? Тихий, а сам себе на уме… Я могу подыскать тебе прибыльную работенку.
Вито Корлеоне вежливо кивнул, изображая интерес, и налил собеседнику вина. Однако Фануччи отчего-то передумал развивать мысль, поднялся и пожал Вито руку.
– Спокойной ночи, молодой человек. Без обид, да? Если могу чем-то помочь, дай знать. Ты сегодня показал себя молодцом.
Вито позволил Фануччи спуститься по лестнице и выйти из здания. На улице было полно свидетелей, которые подтвердят, что от Корлеоне бандит вышел живым. Вито наблюдал за Фануччи из окна: тот повернул на Одиннадцатую авеню – значит, направляется домой, возможно, чтобы спрятать деньги. Или выложить пистолет. Вито Корлеоне вышел из квартиры и побежал на крышу. Преодолев несколько домов, он спустился по пожарной лестнице пустующего фабричного здания и попал на задний двор. Выбив дверь черного хода, прошел здание насквозь. Через дорогу располагался дом, в котором квартировал Фануччи.
Жилые кварталы тянулись на запад только до Десятой авеню. Одиннадцатую и далее, до самой реки Гудзон, в основном занимали склады и производственные помещения, которые сдавались фирмам, желавшим где-то хранить сырье и товары, поступающие по Нью-Йоркской центральной железной дороге. Дом Фануччи был одним из немногих, которые еще остались в этой промышленной зоне. В нем главным образом проживали бессемейные железнодорожники, складские рабочие да самые дешевые проститутки. Эти люди не сидели, сплетничая, во дворе, как добропорядочные итальянцы, а пропивали деньги в пивных. Так что Вито Корлеоне без опаски пересек пустынную Одиннадцатую авеню и проник в дом Фануччи. Там достал пистолет, из которого никогда не стрелял, и затаился в темной прихожей.
Он наблюдал за улицей через стеклянную дверь, зная, что Фануччи придет со стороны Десятой авеню. Клеменца показывал, как снять пистолет с предохранителя, и Вито сделал несколько выстрелов вхолостую. Однако на Сицилии он еще девятилетним ребенком ходил с отцом на охоту, а потому умел стрелять из тяжелого обреза, называвшегося лупарой. Именно из-за этого умения убийцы отца захотели избавиться от мальчика.
Наконец Вито увидел светлый силуэт: Фануччи переходил улицу. Сделав шаг назад, Корлеоне вжался во внутреннюю дверь, что вела к лестнице, и выставил пистолет перед собой, готовясь стрелять. Между ним и крыльцом была всего пара шагов.
Входная дверь распахнулась, и в проеме возник Фануччи – крупный, белый, пахнущий алкоголем. Вито Корлеоне выстрелил.
Из-за открытой двери часть выстрела была слышна на улице; остальной грохот растворился в здании. Фануччи ухватился за дверной косяк и другой рукой полез за оружием. В спешке он оторвал пуговицы на пиджаке. Из-под распахнувшейся полы показалась рукоять пистолета и красная паутинка на животе.
Очень сосредоточенно, будто целясь иглой в вену, Вито Корлеоне выстрелил в паутинку второй раз.
Фануччи рухнул на колени, подпирая собой дверь. Он издал стон боли, хриплый и сдавленный, отчего-то звучавший комично. Вито насчитал еще три стона, а потом приставил ствол к потной, сальной щеке Фануччи и прострелил ему череп. Не прошло и пяти секунд, как тело бандита неподвижной грудой застыло в дверном проеме.
Очень аккуратно Вито достал у мертвеца из кармана пиджака бумажник и убрал к себе. Затем перешел через дорогу в фабричное помещение, через него во двор, а оттуда по пожарной лестнице – на крышу, где позволил себе оглянуться. Тело Фануччи все еще лежало на входе; шевеления вокруг не было. Зажглись окна на этажах выше, кто-то выглянул на улицу. Однако поскольку Вито не мог разглядеть лица в темноте, его тоже не разглядят. Да и едва ли кто-то из жильцов побежит в полицию – еще, чего доброго, начнут допрашивать и подозревать. Нет, все запрутся и сделают вид, будто ничего не слышали. Фануччи пролежит на пороге до утра, или пока на него не наткнется во время обхода патрульный.
Можно было не торопиться. Вито по крышам вернулся к чердаку своего дома и спустился к себе. Вошел, запер дверь. Вывернул взятый у мертвеца бумажник. Помимо его семи сотен долларов, там было лишь несколько однодолларовых купюр и одна пятерка. Еще в кармашке лежала старая золотая пятидолларовая монета – вероятно, на счастье. Если Фануччи и был богатым гангстером, то явно не носил деньги с собой. Это подтвердило кое-какие подозрения Вито.
Он знал, что должен избавиться и от бумажника, и от пистолета (даже тогда ему хватило ума не брать монету). Поэтому снова выбрался на крышу и преодолел несколько домов, там выкинул бумажник в вентиляционный колодец, потом выбросил патроны и попытался сломать пистолет о край крыши. Ствол, как назло, оказался крепким. Тогда Вито перехватил оружие рукоятью вперед и ударил ею об трубу. Рукоять раскололась надвое. Еще удар – и пистолет разделился на две части. Каждую Вито выбросил в разные колодцы. Те беззвучно упали в мягкую гору мусора с высоты пять этажей. Наутро там вырастет еще целый слой отходов, и, если повезет, никто никогда ничего не найдет.
Вито вернулся домой. Боясь, как бы на одежду не попала кровь, он слегка трясущимися руками разделся и кинул вещи в женино металлическое корыто, где замочил со щелоком и хозяйственным мылом, а затем взял стиральную доску и принялся тереть над раковиной. Потом тем же щелоком и мылом вымыл корыто и раковину, нашел в углу спальни стопку белья и смешал чистую одежду со старой. Наконец, надев свежую рубашку и брюки, спустился к жене и детям во двор.
Все эти предосторожности оказались излишними. Наутро полицейские нашли труп, но к Вито Корлеоне никто не пришел. Сказать по правде, он был поражен, что про визит Фануччи к нему в день убийства так и не узнали. Тщательно спланированное и организованное алиби не пригодилось. Позднее до Вито дошли сведения, что полиция была рада гибели Фануччи и не горела желанием разыскивать убийц. Все списали на очередную бандитскую расправу и немного потрясли местных рэкетиров и вымогателей. Поскольку Вито был чист перед законом, на него никто и не подумал.