Экономика страны испытывала подъем, и следующие несколько лет Корлеоне жил полноценной жизнью мелкого предпринимателя, целиком посвящая себя развитию бизнеса. Он оставался примерным отцом и мужем, хотя времени на семью постоянно не хватало. По мере того как «Дженко Пура» становилось самым продаваемым импортным маслом в Америке, организация разрасталась. Как и всякий хороший торгаш, Вито быстро понял, что конкурентов нужно вытеснять, занижая цену и убеждая бакалейщиков ничего у них не закупать. Как и всякий хороший коммерсант, он стремился к монополии, заставляя конкурентов либо бросить бизнес, либо влиться в его компанию. Однако поскольку он не обладал никаким предпринимательским опытом и не верил в рекламу, полагаясь на сарафанное радио (и, сказать по правде, его масло было не лучше, чем у конкурентов), честными методами он пользоваться не мог. Приходилось полагаться на врожденную убедительность и репутацию «уважаемого человека».
Также Вито Корлеоне еще с молодости знали как человека «разумного». Он никогда не угрожал и всегда находил неоспоримые доводы. Всегда делал так, чтобы обе стороны оказывались в выигрыше. Добивался он этого вполне прямолинейно. Как и многие гениальные предприниматели, Вито понимал, что неограниченная конкуренция вредна, а монополия выгодна, и решил установить такую монополию. В Бруклине были оптовые поставщики масла, вспыльчивые и пробивные, но совершенно несговорчивые. Они отказались принимать условия Корлеоне, даже когда тот все терпеливо разложил по полочкам. Отчаявшись взывать к здравому смыслу, Вито отправил Тессио в Бруклин обустроить штаб и закрыть вопрос раз и навсегда. Склады горели, грузовики опрокидывались на мостовую, разливая озера свежего масла. Один заносчивый и несдержанный миланец, который верил в закон больше, чем святоша верит в Христа, даже подал жалобу на соотечественника в полицию, нарушив тысячелетнюю традицию омерты. Однако прежде чем делу дали ход, поставщик пропал без вести, оставив любящую жену и троих детей – слава богу, достаточно взрослых, чтобы вступить во владение бизнесом и договориться с фирмой «Дженко Пура».
Великими, как известно, не рождаются – великими становятся. Так случилось и с Корлеоне. Когда настала эра «сухого закона» и продажу алкоголя запретили, Вито совершил последнее перевоплощение из несколько жесткого, но все же довольно заурядного предпринимателя в великого дона преступного мира. Это произошло не за день и не за год, и все же к отмене «сухого закона» и началу Великой депрессии Вито стал тем самым «крестным отцом» – доном Корлеоне.
Все шло довольно невинно: компания «Дженко Пура» росла, и ее парк расширился до шести грузовиков. Через Клеменцу на Вито Корлеоне вышла группа итальянских бутлегеров, которые контрабандой провозили спирт и виски из Канады. Им требовались грузовики и люди, чтобы распространять продукцию по Нью-Йорку. Люди должны были быть надежными, неболтливыми, способными в случае чего прибегнуть к силе. Бутлегеры предлагали плату настолько заоблачную, что Вито Корлеоне был готов урезать поставки масла и почти полностью переключиться на контрабанду алкоголя. И даже несмотря на это, бутлегеры требовали принять их предложение «по-хорошему». Впрочем, Вито Корлеоне уже тогда хватило зрелости не оскорбиться и тем более не отклонять из-за этого выгодное предложение. Он взвесил высказанную исподволь угрозу, понял, что она неубедительна, а заодно перестал уважать новых партнеров. Глупо начинать с угроз, когда без них вполне можно обойтись, – полезное наблюдение, которое стоило обдумать.
Корлеоне стал процветать, но, что важнее, обрел знания, связи и опыт. Добрые дела он копил, как банкир копит векселя. В последующие годы стало ясно, что Вито не просто талантлив – он по-своему гениален.
Он сделался заступником итальянских семей, открывавших у себя дома небольшие рюмочные, где подавали виски холостым батракам по пятнадцать центов за стакан. Он стал крестным младшего сына госпожи Коломбо и на конфирмацию подарил ему золотого двойного орла[28]. Тем временем, поскольку грузовики так или иначе неизбежно останавливали для досмотра, Дженко Аббандандо нанял хорошего юриста со связями в департаменте полиции и суде. Была создана система отчислений, и вскоре у организации Корлеоне набрался внушительный «перечень» чиновников, получавших ежемесячную мзду. Юрист старался держать «перечень» в рамках и постоянно извинялся перед доном за растущие расходы, однако Вито Корлеоне успокаивал его: «Нет-нет, включай туда всех, даже тех, кто пока бесполезен. Я верю в дружбу и готов первым пойти навстречу».
Империя Корлеоне крепла, количество грузовиков увеличивалось, а «перечень» все удлинялся. Также росло число людей, которые подчинялись напрямую Тессио или Клеменце. Вся эта махина становилась трудноуправляемой, и в конце концов Вито Корлеоне разработал внутреннюю иерархию. Клеменца и Тессио получили звание капореджиме, или капитана, а их подчиненные стали солдатами. Дженко Аббандандо занял пост консильери, то есть советника. Так Вито создал прослойки между собой и рядовыми исполнителями. Приказы он отдавал Дженко или одному из капореджиме лично, если только для исполнения приказа не требовался кто-то еще. Позднее Тессио и его бойцам было поручено отвечать за Бруклин. Так Вито разделил Тессио и Клеменцу, а со временем дал понять, что запрещает им поддерживать дружеские связи и общаться, за исключением крайних случаев. Более разумному Тессио он объяснил это как средство защиты от закона, но бруклинский капореджиме все понял: Вито не хочет, чтобы ближайшие помощники могли сговориться у него за спиной. Никакого злого умысла, обычная тактическая предосторожность. Взамен Вито дал Тессио полную свободу действий в Бруклине, а сам продолжил крепко приглядывать за вотчиной Клеменцы в Бронксе. Дело в том, что из их троицы Клеменца, невзирая на внешнее добродушие, был самым дерзким, безрассудным и жестоким, а значит, нуждался в более строгом контроле.
Великая депрессия лишь упрочила влияние Вито Корлеоне. Как раз в это время его стали называть не иначе как дон Корлеоне. Повсюду в городе честные люди тщетно обивали пороги в поисках работы и терпели унижения ради жалких подачек от безразличных властей. Подручные дона Корлеоне, напротив, ходили с высоко поднятой головой, а их карманы были набиты монетами и банкнотами. И они не боялись лишиться работы. Даже скромнейший дон Корлеоне не мог не гордиться тем, что он сам построил. Он заботился о своем мире и своих людях. Ни разу не подвел тех, кто зависел от него, кто трудился в поте лица, рисковал жизнью и свободой ради него. И если по неудачному стечению обстоятельств работника арестовывали или сажали, семья несчастного получала полноценное содержание – не нищенскую пенсию, а столько же, сколько отец семейства или сын зарабатывал бы на свободе.
Конечно, ни о каком христианском милосердии речи не шло. Даже лучшие друзья не могли назвать дона Корлеоне святым. За этой щедростью крылся личный интерес. Если сотрудник организации попадал в тюрьму, то должен был держать язык за зубами. Тогда о его семье будут заботиться, а по освобождении его будет ждать теплый прием: большой пир, лучшая еда, домашние равиоли, вино, выпечка, все друзья и родные в сборе. На праздник мог заглянуть консильери Дженко Аббандандо или даже сам дон, чтобы засвидетельствовать почтение такому верному и стойкому подданному, поднять в его честь бокал и оставить достойный денежный подарок, достаточный для недели-другой отдыха с семьей перед возвращением к работе. Вот что представляло собой безграничное участие дона Корлеоне.
Именно тогда к нему пришло осознание, что он способен править своим миром лучше, чем его противники руководили миром вокруг. Это впечатление подкрепляли бедняги, которые обращались к дону за помощью: подсобить с жильем, устроить сына на работу или вытащить из тюрьмы, дать в долг, разобраться с домовладельцами, которые без причины задирают цены для безработных жильцов…
Дон Вито Корлеоне выручал всех и, понимая, насколько трудно бывает просить об услуге, всякую помощь сопровождал добрыми, ободряющими словами. Естественно, когда соотечественники не могли решить, за кого голосовать на выборах в легислатуру штата, в мэрию или Конгресс, они шли за советом к своему другу и крестному отцу – дону Корлеоне. Практичные лидеры партий считались с его мнением. Вито укреплял свою власть с дальновидностью государственного деятеля: помогал смышленым парнишкам из бедных итальянских семей получать высшее образование, становиться юристами, помощниками окружного прокурора и даже судьями. Все это он делал ради будущего своей империи с прозорливостью, достойной великого отца нации.
Отмена «сухого закона» нанесла его империи сокрушительный удар, но дон Корлеоне сумел подготовиться. В 1933 году он отправил посланников к человеку, державшему в руках весь игорный бизнес на Манхэттене: кости в доках, ростовщичество, которое было так же неотделимо от азартных игр, как хот-доги от бейсбола, ставки на спортивные состязания и скачки, подпольные казино и покер-румы, гарлемские лотереи для чернокожего и испаноязычного населения. Это был Сальваторе Маранцано, признанный pezzonovante – «человек крупного калибра» – и воротила нью-йоркского преступного мира. Корлеоне предложил Маранцано равное взаимовыгодное партнерство: Вито благодаря своим связям обеспечивает надежное политическое и полицейское прикрытие игорному бизнесу, а Маранцано получает возможность выйти в Бруклин и Бронкс. Но Маранцано оказался недальновиден и с презрением отверг предложение. У него была собственная организация, бойцы и огромный капитал для ведения боевых действий, а еще он дружил с великим Аль Капоне. И тут какой-то выскочка, о котором ходит слава скорее парламентского словоблуда, нежели истинного мафиозо, вздумал ему указывать!.. Отказ послужил началом большой войны 1933 года, которой было суждено полностью перекроить преступный ландшафт Нью-Йорка.
Поначалу перевес был явно на стороне Сальваторе Маранцано. У его организации имелось сильное боевое крыло. Он мог обратиться за помощью в Чикаго. Также он был в добрых отношениях с семьей Татталья, контролировавшей проституцию и то, что в те годы представлял собой наркотрафик. Также у него были связи среди крупных предпринимателей, которые с помощью его бо