Как консильери, Том Хейген не одобрял поведения Санни, однако жаловаться дону не спешил – хотя бы потому, что в какой-то степени тактика Санни работала. Потери накапливались, и ответные выпады Пяти Семей становились все слабее, пока вовсе не сошли на нет. Хейген поначалу с недоверием отнесся к такому внезапному миролюбию, а Санни торжествовал.
– Поднажмем еще, и эти сволочи сами приползут просить мира, – говорил он Тому.
Санни тревожило другое. Жена начала капать ему на мозги, потому что до нее дошли слухи, будто мужа захомутала Люси Манчини. И хотя на людях Сандра продолжала шутить о хозяйстве Санни и его умении с ним обращаться, в последнее время постельные отношения у них совсем разладились, и от недостатка внимания она принялась изводить мужа нытьем.
Кроме того, Санни был «меченым», и это тоже очень на него давило. Приходилось быть крайне осторожным во всех перемещениях, и он знал, что враги отслеживают его визиты к Люси Манчини. Понимая, что это самая явная его уязвимость, Санни предпринял все меры предосторожности. У Люси было безопасно. Девушка и не подозревала, что за ней круглосуточно наблюдают охранники любовника. Когда на ее этаже освободилась квартира, туда немедленно заселился самый надежный солдат из реджиме Сантино.
Дон шел на поправку и вскоре должен был взять бразды правления в свои руки. К этому времени, не сомневался Санни, чаша весов вновь склонится в пользу семьи Корлеоне. Он был уверен, что сбережет империю, заслужит уважение отца и зарекомендует себя единоличным наследником, хотя должность дона, строго говоря, по наследству не передается.
Однако враги все-таки не сидели сложа руки. Они изучили ситуацию и пришли к выводу, что единственный способ избежать полного разгрома – убить Сантино Корлеоне. Взвесив расклад сил, враги поняли: с доном, славящимся своей рассудительностью, можно договориться. Кровожадный Санни же был им ненавистен. Никто не хотел возвращения в полное хаоса и крови прошлое. Подобное варварство несовместимо с бизнесом.
Однажды вечером Конни Корлеоне позвонила некая девушка и попросила к телефону Карло.
– Кто это? – спросила Конни.
Девушка захихикала:
– Просто подруга. Передайте ему, что я уезжаю и не смогу сегодня с ним встретиться.
– Ах ты ж сучка… – выдохнула Конни Корлеоне, а потом еще раз крикнула в трубку: – Ах ты ж сучка!
На том конце раздался щелчок.
Карло после обеда ушел на скачки и вернулся поздно, подшофе и расстроенный из-за проигрыша. Едва он ступил на порог, Конни принялась осыпать его отборной руганью. Не обращая внимания на жену, Карло пошел в душ. Выйдя, он голышом начал вытираться прямо перед Конни, а потом достал из шкафа выходной костюм.
Конни побледнела от гнева и уперла руки в боки.
– Никуда ты не пойдешь. Твоя подружка звонила; сказала, что все отменяется… Ах ты козел! И тебе хватает наглости давать своим шлюхам домашний номер! Тварь! Убью!
И она накинулась на Карло с когтями и пинками. Тот без труда оттеснил ее мускулистой рукой и холодно спросил:
– Сбрендила, что ли?
Но Конни видела, как муж напрягся. Значит, знал, что одна из его придурочных девок и впрямь могла учинить нечто подобное.
– Какая-то психичка развлекается, небось, – отмахнулся Карло.
Поднырнув под руку, Конни вцепилась мужу в лицо и даже сумела поцарапать щеку. Тот с удивительной выдержкой отпихнул жену. Она поняла, что он не хочет вредить ей из-за беременности, и это придавало смелости и злости. А еще Конни была возбуждена, ведь очень скоро ей придется от всего отказаться. Врач сказал: последние два месяца никакого секса, а ей хотелось натрахаться впрок. Так невыносимое желание близости смешивалось с не менее реальным желанием изувечить Карло.
Конни последовала за мужем в спальню. Она видела, как он напуган, и это еще больше ее раззадорило.
– Никуда ты не пойдешь, сиди дома!
– Ладно, ладно!
Он так и остался в одних трусах. Карло нравилось ходить в таком виде по дому. Он гордился своим мускулистым телом и золотистой кожей. Конни пожирала его изголодавшимся взглядом.
– Может, хоть покормишь тогда? – примирительно улыбнулся Карло.
Обращение к ее обязанностям, хотя бы к одной, смягчило Конни, которая готовила великолепно – научилась у матери. Она поставила обжариваться телятину с перцами и, пока сковорода шкворчала, начала резать овощной салат. Тем временем Карло растянулся на кровати с таблицей завтрашних забегов в руках. Рядом стоял стакан с виски, из которого он то и дело отпивал.
Конни вошла в спальню и замерла на пороге, будто не решаясь подходить к кровати без приглашения.
– Еда на столе.
– Я еще не проголодался, – откликнулся Карло, не отрываясь от газеты.
– Все остынет, – упрямо повторила Конни.
– Да засунь себе в задницу.
Карло допил виски и снова наполнил стакан. На жену он больше внимания не обращал.
Конни вернулась на кухню, взяла тарелку с едой и разбила о раковину. Следом отправились вторая и третья. На грохот выскочил Карло. Он посмотрел на жирные пятна от телятины с перцами на стенах, и его чистоплотность не выдержала.
– Избалованная стерва, – с отвращением произнес он. – Убирай сейчас же, или я тебя выпорю.
– И не подумаю! – прошипела Конни, выставив перед собой руки, словно готовая исполосовать мужа на лоскуты.
Карло сходил в спальню за ремнем, сложил его пополам.
– Убирай. – В его голосе отчетливо звучала угроза.
Конни не сдвинулась с места, и он хлестанул ее по мясистым ляжкам. Кожу обожгло, но не больно. Конни попятилась к буфету, нашарила в открытом ящике длинный хлебный нож и выставила перед собой.
– У вас, Корлеоне, даже бабы – убийцы, – засмеялся Карло.
Он положил ремень на стол и двинулся на жену. Та сделала выпад, целясь в пах, однако тяжелое от беременности тело было слишком неповоротливым. Легко увернувшись, Карло непринужденным движением выдернул нож у нее из рук, а потом медленно, с оттяжкой принялся лупить ее по лицу, стараясь не оставлять кровоподтеков. Он бил снова и снова, а Конни пятилась до самой спальни. Она попыталась укусить Карло за руку, но тот схватил ее за волосы и оттянул. Он продолжал избиение, пока Конни не захныкала от боли и унижения, как маленькая девочка. Тогда Карло брезгливо швырнул ее на кровать и отхлебнул из все еще стоявшей на тумбочке бутылки виски. Он был уже совсем пьян, в его светло-голубых глазах плясали безумные искорки. Вот теперь Конни испугалась окончательно.
Карло пошире расставил ноги, чтобы не шататься, и допил бутылку, потом схватил Конни за складку кожи на распухшем от беременности бедре и очень больно сжал. Конни взмолилась о пощаде.
– Жирная свинья, – с отвращением процедил Карло и вышел.
Вне себя от ужаса, Конни неподвижно лежала на кровати и не решалась даже посмотреть, чем занят муж. Наконец она тихонько подошла к двери и выглянула в гостиную. Карло развалился на диване, а рядом стояла очередная бутылка виски. Еще чуть-чуть, и он забудется пьяным сном, а Конни сможет проскользнуть в кухню и позвонить на Лонг-Бич. Попросит у матери или Тома Хейгена отправить кого-нибудь забрать ее отсюда. Главное, чтобы трубку не взял Санни…
Около десяти вечера на кухне в особняке Корлеоне зазвонил телефон. Ответил один из охранников и немедленно передал трубку матери Конни. Миссис Корлеоне с трудом разбирала слова дочери: голос у нее прерывался, и к тому же она говорила шепотом, чтобы не услышал спящий в соседней комнате муж, да и разбитые губы превращали все в кашу. Миссис Корлеоне жестом велела охраннику позвать сына, который сидел в гостиной с Томом Хейгеном.
Санни пришел на кухню и взял трубку из рук матери.
– Да, Конни?
От испуга, что с ней сделает муж и что с ним сделает брат, Конни почти утратила дар речи.
– Санни, пришли машину, – промямлила она. – Я все объясню потом. Ничего страшного. Сам не приезжай, отправь Тома. Не приезжай, Санни. Всё в порядке. Я просто хочу домой.
Том Хейген тоже пришел на кухню. Дону дали снотворного и уложили в спальне наверху, и Хейген взял на себя обязанность следить, чтобы Санни не натворил глупостей. Все, включая двух охранников, смотрели, как старший сын дона стоит возле телефона и слушает.
Жестокость Санни Корлеоне, несомненно, брала начало в некоем загадочном внутреннем источнике. Вот и теперь было видно, как кровь приливает к шее, а потом к лицу, как набухают жилы, глаза затягивает гневной пленкой, а челюсти сжимаются. Кожа Санни приобрела мертвенно-серый оттенок больного человека в агонии, а руки у него затряслись от прилива адреналина. Впрочем, говорил он по-прежнему спокойно и не повышая голоса.
– Сиди тихо и жди меня.
Санни повесил трубку и постоял немного, пытаясь совладать с бушующим внутри гневом, а затем со словами «гребаный сукин сын» выбежал прочь из дома.
Хейген знал это выражение лица: Санни совсем потерял голову. В такие минуты он был способен на все. А еще Хейген знал, что поездка в город остудит и протрезвит Санни. Да, рассудительность сделает его опаснее, зато и убережет от самых непоправимых поступков. Во дворе взревел мотор, и Хейген приказал охранникам:
– Езжайте следом.
Затем он сделал несколько звонков. Велел людям Санни, живущим в городе, отправиться на квартиру Рицци и вывезти оттуда Карло. Один человек должен был остаться с Конни и дождаться приезда ее брата. Том, конечно, рисковал, ставя Санни палки в колеса, но дон его в этом поддержал бы. Больше всего Хейгена беспокоило, что Санни убьет Карло на глазах у свидетелей. О врагах он не думал. Пять Семей уже давно сидели тихо, а значит, решили пойти на мировую.
Садясь за руль своего «Бьюика», Санни соображал уже немного трезвее. Он заметил, что телохранители готовятся ехать следом, и одобрил это. Впрочем, сам он тоже не ожидал опасности. Пять Семей перестали наносить ответные удары, и боевые действия прекратились. Перед выходом Санни захватил в прихожей куртку, в приборной панели автомобиля имелось секретное отделение с пистолетом, а номера были зарегистрированы на бойца из его реджиме, так что ни в какую передрягу с законом лично он угодить не мог. Да и оружие ему навряд ли понадобится. Он пока еще даже не решил, что именно сделает с Карло Рицци.