Джулз замолчал. Он проболтался специально, чтобы Люси поняла: и у других людей, в том числе тех, кого она знает и побаивается, вроде Фредди Корлеоне, есть свои позорные тайны.
– Представь себе растянувшуюся резинку. Мы вырежем кусочек, зашьем ее, и она снова будет тугой.
– Я подумаю, – сказала Люси, но про себя уже все решила. Она полностью доверяла Джулзу. – А сколько это будет стоить?
Джулз наморщил лоб.
– Здесь для такой операции нет оборудования, да и я не специалист. Однако у меня в Лос-Анджелесе есть друг, лучший профи в данной области. Он латает всех кинозвезд, когда те узнают, что подтяжки лица и груди недостаточно, чтобы удержать мужчину. Я делаю за него аборты, так что он мне должен, поэтому операция пройдет бесплатно. Слушай, если б это не было нарушением врачебной этики, я даже назвал бы тебе секс-кинодив, которые прошли эту процедуру.
– Ну назови, пожалуйста! – тут же загорелась Люси.
Такой интересный повод для сплетен, а самое славное в Джулзе то, что он над ее любовью к сплетням не смеялся.
– Назову, если поужинаешь со мной и согласишься провести ночь. Нам столько нужно наверстать из-за твоей глупости!
Люси была так благодарна за его доброту, что сказала:
– Тебе не обязательно спать со мной, ты же не получишь удовольствия.
– Нет, ну какая же ты все-таки дремучая дурочка! – расхохотался Джулз. – Неужели ты настолько невинна, что не слышала о других способах удовлетворения, куда более древних и утонченных?
– Ах, это…
– «Ах, это», – передразнил ее доктор. – Да, «это»! Конечно, воспитанные девочки страшатся этого как огня, да и гордым мужчинам это вроде как не пристало. Даже пускай на дворе тысяча девятьсот сорок восьмой… Знаешь, малышка, я могу отвести тебя к одной старушке здесь в Лас-Вегасе, которая во времена Дикого Запада, году эдак в восьмидесятом, была самой молодой «мадам» в самом популярном здешнем борделе. Знаешь, что она мне рассказывала? Что ковбои, эти мужественные, вечно небритые самцы, всегда просили у девушек «французской любви». По-научному это «фелляция», а по-твоему – «ах, это». Ты вот когда-нибудь делала своему любимому Санни «ах, это»?
И впервые Люси удивила Джулза. Она посмотрела на него с улыбкой, которую можно было сравнить только с улыбкой Моны Лизы (пытливый ум ученого сразу задался вопросом: не в этом ли разгадка вековой тайны?), и тихо произнесла:
– Для Санни я делала все.
Впервые она призналась, что пробовала нечто подобное.
Две недели спустя Джулз Сигал был в хирургическом отделении лос-анджелесской клиники и смотрел, как его друг доктор Фредерик Келльнер выполняет свою коронную операцию. Перед наркозом Джулз наклонился к Люси и прошептал:
– Я сказал ему, что ты моя особенная пациентка, поэтому он сделает все очень туго.
Девушка не засмеялась и даже не улыбнулась, поскольку таблетка анестетика уже начала действовать и дурманила ей голову. Однако игривое замечание слегка поубавило страха.
Доктор Келльнер с уверенностью опытного бильярдиста, посылающего шар в лузу, сделал надрез. Любая операция по укреплению мышц тазового дна сводилась к двум этапам: подобрать стенки влагалища и срезать лишнее. И, конечно, слабое место тазового дна – вагинальное отверстие – следовало перенести вперед, под лобковую дугу, чтобы избежать давления сверху. Восстановление промежности и наложение швов называлось перинеорафией, а пластика влагалища – кольпорафией.
Доктор Келльнер работал очень осторожно, избегая риска задеть прямую кишку. Изучив анализы и рентгеновские снимки, Джулз убедился, что сам по себе случай довольно тривиальный. Все должно пройти без осложнений. Впрочем, в хирургии всегда есть место неожиданностям.
Теперь Келльнер работал над тазовыми сухожилиями. Хирургические щипцы придерживали половые губы, обнажая заднепроходные мышцы и фасции, и обернутыми в марлю пальцами Келльнер разводил обвисшие ткани. Джулз смотрел, не проступают ли на стенках влагалища вены – верный сигнал, что повреждена кишка. Однако старик свое дело знал и перестраивал женский капкан с той же легкостью, с какой плотник сколачивает каркас из бруса.
Хирург подрезал лишние складки и наложил французский шов, чтобы внутри все было гладко. Попробовал ввести в суженное отверстие три пальца, потом два. Два пальца входили с трудом, и, проверяя глубину, Келльнер на мгновение поднял голову. Над марлевой маской сверкнули его светло-голубые глаза, как бы спрашивая: достаточно ли узко? И он снова занялся швами.
Операция завершилась. Люси выкатили в послеоперационную палату, а Джулз остался с Келльнером. Хирург был в приподнятом настроении – верный знак, что все прошло хорошо.
– Никаких осложнений, мой мальчик. Никаких наростов, очень простой случай. Тело в прекрасном тонусе, что необычно для подобной ситуации. Теперь твоя пациентка годится для любых развлечений. Завидую тебе. Конечно, нужно немного потерпеть, зато гарантирую: результат тебе понравится.
– Доктор, вы истинный Пигмалион! – рассмеялся Джулз. – Просто кудесник.
– Ладно тебе, – отмахнулся доктор Келльнер. – Это всё детские шалости наподобие твоих абортов. Будь наше общество более просвещенным, по-настоящему талантливые люди вроде нас с тобой занимались бы важными делами, а это оставили бы коновалам… Да, кстати, на следующей неделе я отправлю тебе одну милую девочку – из тех, что всегда попадают в неприятности. И будем в расчете.
Джулз пожал ему руку.
– Спасибо, доктор. Вы тоже как-нибудь приезжайте, а я прослежу, чтобы вас приняли как дорогого гостя.
Келльнер кисло усмехнулся.
– Мне не нужны твои рулетки и кости, я и так играю с судьбой каждый день. Ты себя губишь здесь, Джулз. Еще пара лет, и о серьезной хирургии можешь забыть.
Джулз знал, что это не упрек, а предупреждение, но все же расстроился. И поскольку Люси было необходимо отдохнуть по меньшей мере двенадцать часов, он поехал за город и напился, в том числе и от облегчения, что все прошло как нельзя лучше.
На следующее утро, приехав проведать пациентку, Джулз увидел в ее палате двух мужчин и кучу цветов. Люси сидела на кровати, подложив под спину подушки, и ее лицо сияло. Джулз удивился, ведь она порвала с родными и велела ничего им не сообщать – только если случится плохое. Конечно, Фредди Корлеоне был в курсе, что у нее операция. Это обеспечило им с Джулзом небольшой отпуск. А еще Фредди пообещал, что отель возьмет на себя все расходы.
Одного из посетителей Джулз узнал сразу: это же знаменитый Джонни Фонтейн! С ним был плечистый и довольно беспардонный итальянец по имени Нино Валенти. Оба пожали Джулзу руку и больше внимания на него не обращали. Они развлекали подругу, вспоминая старую жизнь в Нью-Йорке. Джулз поддержать беседу не мог, поэтому сказал Люси:
– Я загляну попозже, надо поговорить с доктором Келльнером.
– Приятель, – со всем возможным обаянием задержал его Фонтейн, – нам самим пора уходить, так что ты оставайся. Позаботься о Люси, док.
Джулз обратил внимание на хрипоту Джонни и вдруг вспомнил, что тот не пел на публике уже больше года, а «Оскар» вообще получил за актерскую игру. Неужели с возрастом его голос настолько сел, а газетчики и все вокруг хранят это в тайне? Джулз обожал закулисные сплетни и активно вслушивался в голос Фонтейна, пытаясь понять, в чем дело. Возможно, перенапряжение? Или слишком много алкоголя и курева, а то и слишком много женщин? Голос певца страшно дребезжал, нисколько не напоминая прежнее сладкое журчание.
– Вы часом не простужены? – осведомился Джулз.
– Просто перенапрягся, – вежливо ответил Фонтейн. – Пробовал петь накануне. Видно, никак не смирюсь с тем, что к старости голос меняется.
Он постарался беспечно улыбнуться.
– А вы не пробовали обращаться к врачу? – буднично поинтересовался Джулз. – Не исключено, что это поддается лечению.
Весь лоск с Фонтейна сошел. Он смерил доктора долгим презрительным взглядом.
– Конечно. Первым делом, два года назад. К лучшим специалистам. Мой личный врач – самый крутой профи в Калифорнии. Все сказали, что надо больше отдыхать. Ничего необычного, просто возраст.
И Джонни полностью переключил свое обаяние ловеласа на Люси. А Джулз продолжал вслушиваться. В гортани как будто есть новообразование. Почему же ни один специалист ничего не обнаружил? Или обнаружил нечто злокачественное и неоперабельное? Тогда другое дело…
– Когда вас в последний раз осматривал отоларинголог? – перебил он Фонтейна.
– Года полтора назад. – Джонни был явно раздражен, но ради Люси продолжал держаться вежливо.
– А ваш личный врач регулярно вас проверяет?
– Ну естественно, – проворчал певец. – Дает мне кодеиновый спрей и отпускает. Говорит, что это возраст, курение, алкоголь и нездоровый образ жизни. Или ты лучше разбираешься?
– А как зовут вашего врача? – спросил Джулз.
– Такер. Доктор Джеймс Такер, – с ноткой гордости произнес Фонтейн. – Слышал про такого?
Джулз слышал. Вечно крутится вокруг киношных знаменитостей, в основном женщин, и связан с крупными фармацевтическими компаниями.
– Одевается он точно хорошо.
– Считаешь себя круче? – не выдержал Джонни.
Джулз засмеялся:
– А вы поете лучше, чем Кармен Ломбардо[43]?
Шутка, по правде сказать, была не слишком удачной, но Нино Валенти взорвался хохотом и забился головой о кресло. А потом до Джулза дошло алкогольное амбре, и стало ясно, что мистер Валенти, кто бы он ни был, с самого утра уже немало принял на грудь.
Фонтейн зыркнул на приятеля.
– Эй, ты должен смеяться над моими шутками, а не над его!
Люси взяла Джулза за руку и подтянула к себе.
– Джонни, если он говорит, что лучше доктора Такера, то так оно и есть. Не смотри, что он выглядит босяком; он хирург от бога.
Вошла медсестра и попросила всех выйти – местный врач должен провести послеоперационный осмотр, и, естественно, без посторонних. Джулза повеселило, что Люси отвернула голову, когда к ней по очереди наклонились Джонни Фонтейн и Нино Валенти. Впрочем, они этого ожидали. Их поцелуи пришлись в щеку, а доктору Люси позволила поцеловать себя в губы.